Призраки Прошлого
Ночь окутала город, и лишь звезды светили в безоблачном небе. Вдалеке слышались звуки выстрелов и взрывов, но в укромном уголке заброшенного здания, где укрылись Гоуст и Кёниг, царила тишина. Они оба знали, что это время нужно использовать с умом.
Гоуст, облаченный в свою привычную тактическую форму, сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Его глаза были полны усталости, но в них также светилась решимость. Он смотрел на Кёнига, который, казалось, был погружен в свои мысли.
— Ты знаешь, — начал Гоуст, прерывая молчание, — иногда мне кажется, что мы как призраки. Мы существуем в этом мире, но в то же время не принадлежим ему.
Кёниг поднял взгляд и встретился с его глазами. В этом взгляде было что-то большее, чем просто понимание. Это была связь, которая возникла между ними на поле боя, когда они оба пережили немало трудных моментов.
— Призраки, да, — тихо ответил Кёниг. — Но даже призраки могут чувствовать.
Он встал и подошел ближе к Гоусту, его фигура казалась мощной и уверенной. Гоуст почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Они оба знали, что между ними есть нечто большее, чем просто товарищество по оружию.
Кёниг сел рядом, и их плечи соприкоснулись. Внезапно тишина, окутывающая их, стала тяжелой, наполненной напряжением. Гоуст не мог отвести взгляд от Кёнига — в его глазах он видел отражение собственных чувств, которые долгое время пытался подавить.
— Знаешь, — продолжил Кёниг, — иногда я думаю о том, что будет после всего этого. После войны, после всех этих сражений.
Гоуст повернулся к нему, его голос стал мягче.
— Я тоже об этом думаю. Но сейчас... сейчас важно то, что мы здесь, вместе.
Кёниг наклонился ближе, его дыхание стало слышнее. Он осторожно коснулся руки Гоуста, и тот дрогнул от неожиданности.
— Ты знаешь, я никогда не думал, что смогу так близко привязаться к кому-то, — признался Кёниг, его голос был полон искренности.
Гоуст медленно провел пальцами по запястью Кёнига, и их взгляды встретились. В этот момент мир вокруг них исчез, осталась только они двое.
— Я тоже, — тихо сказал Гоуст, — и я не хочу это терять.
