1 глава
Искра
Санкт-Петербург, август.
Жаркий, залитый солнцем день. Такой, когда асфальт плавится под подошвами, а воздух дрожит над улицами, как марево над костром. Город, привыкший к серости и мороси, на один уикенд превращается в декорации подросткового сна: блестящие кроссовки, вырвиглазные очки, фиолетовые волосы, рюкзаки с брелками в виде мишек и надписями «Флекс — моё всё». Толпы, словно по команде, хлынули к парку 300-летия — на вход в VK-Fest. Фестиваль, где блогеры — новые рок-звёзды, а лайки важнее оваций.
Запах сладкой ваты и пыли, горящих под солнцем каблуков и дешёвого парфюма. В каждом углу — камера, в каждом шаге — сторис. Кто-то кричит, что видел Даню Милохина, кто-то пытается пробраться поближе к сцене, где скоро будет Icegergert.
Карина Еникаева — не просто среди главных гостей VK-Fest. Она — событие внутри события. Шаг за шагом, по специальной огороженной зоне для инфлюенсеров, она идёт так, будто снимается в рекламной кампании Saint Laurent, а весь фестиваль — её подиум. На ней чёрное мини-платье с драпировкой, которое будто бы держится на честном слове и тонких бретелях. Оно облегает тело, подчёркивая всё, что нужно — и всё, что лучше бы скрыть, но она не из тех. Серебристые сандалии на шпильке — острые, как ножи. Они блестят на солнце, отбивая свет на лица подростков по ту сторону ограждения.
Укладка — гладкие, глянцевые волны, как в старом Голливуде, но с оттенком вызова. Макияж — профессиональный, контуринг безупречен, глаза подчеркнуты выразительными smoky eyes, чёрными, как ночь после скандала. На губах — блеск цвета клубничного льда. Они выглядят так, будто только что поцеловали кого-то опасного и наслаждаются послевкусием. В её взгляде — то ли пренебрежение, то ли тоска. А может, скука — до тех пор, пока не начнётся что-то интересное. А начнётся — обязательно.
Улыбка — скандал. Её знают все. Не только по громким выходкам и разоблачительным сторис, но и по тому, как она смотрит: оценивающе, как будто уже решает, достоин ли ты хотя бы одного её кадра. Вокруг неё — лёгкий шлейф духов Byredo "Reine de Nuit", сладковато-горький, с пряными нотами и намёком на тайну. Когда она проходит мимо других блогеров, те отводят взгляд или, наоборот, поспешно включают камеры. Карина — всегда на грани: между эпатажем и иконой, между скандалом и стилем. Она не играет роль — она ею живёт.
На запястье поблескивают два тонких браслета Cartier. На ногтях — лак цвета граната, глубокий и глянцевый. В руках — телефон, обтянутый чехлом Balenciaga, и ледяной латте с кокосовым молоком. Она будто бы не замечает толпу фанатов за ограждением, но слегка поворачивает голову — под нужным углом. Именно тем, который потом увидят на стоп-кадрах в телеграм-каналах и подпишут: "Карина опять вне конкуренции."
Она знает, что её снимают. Её это заводит.
За её спиной — сопровождающая из команды VK, с бейджем, папкой и лёгкой паникой в глазах. Карина всегда опаздывает, всегда требует отдельную гримёрку, всегда просит отключить кондиционер, потому что ей "душно от вас, а не от воздуха." И всё равно — её приглашают. Потому что она делает охваты. Потому что она — вирус, на который хочется подписаться.
Фестиваль только начинается, но Карина уже как будто устала от всего. Она идёт вглубь закулисья, туда, где меньше камер, меньше официоза и чуть больше тени. На долю секунды она сбавляет шаг, проводит пальцем по ключице — и тогда тонкая бретель её платья, натянутая до предела, вдруг ослабевает, будто не выдержав жара, взгляда и контекста. Но Карина — не та, кто теряется. Она просто слегка вскидывает подбородок. Глядит — вызывающе. На тот случай, если кто-то осмелится подойти.
И кто-то подходит.
— "Карина! Повернись! Карина, улыбочку!" — визжат фотографы.
Она останавливается на секунду, делает фирменный кивок, взгляд сквозь объектив, и снова идёт. Всё это — её сцена.
Она здесь не первый раз. Но в этом году приглашение пришло не только из-за подписчиков (а их уже почти 5 миллионов в Instagram). За ней следит индустрия: каждый день — разборы её луков, её stories, её ссор. С Инстасамкой, с Эльдаром Джараховым, с ещё кем-то. Она уже не просто блогер — она медийное оружие.
«Еникаева на VK-Fest — ждите фейерверка», — писал один из крупнейших музыкальных пабликов накануне фестиваля. Для всех, кто следит за хайпом и скандалами в медиа, Карина была главной интригой этого лета. И сама она решила, что этот фейерверк будет — яркий, громкий и запоминающийся. Она не собиралась просто пройтись по площадке и улыбаться в камеру — её появление обещало быть событием, способным взорвать ленты и разогреть обсуждения на недели вперёд.
В то время как Карина входила в VIP-зону, огороженную массивными металлическими барьерами и охраной в чёрных костюмах, в другом конце огромной площадки разгоралась совсем иная атмосфера. Там, на главной сцене VK-Fest, под прожекторами, сияющими как звёзды, готовился выйти Георгий — Icegergert, рэпер нового поколения, чей голос буквально переписывал музыкальные тренды России и СНГ. Он был уже культовой фигурой: парень из спального района Петербурга, воспитанный бабушкой и дедушкой, который прошёл через нищету, боль и бесконечные часы самообразования, чтобы стать голосом миллионов.
Его имя звучало на каждом втором плейлисте, а его треки — «Наследство», «Аритмия», «Гектор» — бились в сердцах слушателей, отсылая их к сложным эмоциям и внутренним конфликтам. На сцене он был в своей стихии: чёрная футболка с логотипом собственного мерча плотно облегала мускулы, на шее блестела массивная серебряная цепь, а тёмные очки скрывали глаза, но не скрывали энергию. Его лицо оставалось спокойным, почти холодным, но в этом спокойствии чувствовался внутренний огонь — огонь борьбы, горечи и силы. Миллионы фанатов считали именно это сочетание «холодного сердца с пламенем внутри» его главным отличием.
Когда Георгий сделал шаг вперёд и взял микрофон, зал взорвался. Толпа, состоящая в основном из подростков и молодых людей в разноцветных футболках, начала реветь, словно это был финал чемпионата мира. Девушки выкрикивали его имя, парни жадно записывали каждое движение и слово на смартфоны, а десятки камер мгновенно направились на сцену. Icegergert читался уверенно и без лишней суеты — каждое слово, каждый куплет был наполнен смыслом и силой. Его голос звучал, как бетон, крепкий и неразрушимый, но с утонченным эффектом автотюна, который придавал трекам современное звучание и особенную глубину.
Его взгляд, скрытый за тёмными очками, был направлен в толпу, но казалось, что он не просто смотрит на фанатов — он ищет кого-то конкретного, хотя и сам, возможно, ещё не осознавал этого. Это создавалось ощущение, будто под слоем сценического блеска скрывается человек с непростой судьбой, который стремится к чему-то большему, чем просто слава и деньги.
Вокруг сцены скапливались тысячи людей, и воздух вибрировал от энергии, музыки и смеха. Звуки баса отдавались в груди, сливаясь с гулом толпы и криками восторга. Этот момент был кульминацией дня, но ни для Георгия, ни для Карины праздник не был просто развлечением — это была сцена для игры, где каждый ход мог изменить всё.
А неподалёку, за кулисами, где атмосфера была более напряжённой и камерной, начался их первый пересечённый взгляд. Два разных мира — музыка и блогосфера, огонь и дым, холод и страсть — оказались на одной площадке, и это было началом чего-то, что никто из них ещё не мог предсказать.
После выступления он уходит за кулисы. В шатре — только персонал, несколько охранников, техническая команда. И… Карина.
Она зашла туда по внутреннему доступу. Её платье немного сползло с плеч — одна из бретелей оборвалась, пока она пробиралась сквозь фанатов. В руке — телефон, в другой — clutch от Balenciaga.
—Чёрт...— шепчет она и пытается починить платье.
Георгий замечает её не сразу. Она стоит боком, в тени, у зеркала с лампами. Её отражение — блестящее, как из клипа.
—Всё нормально? — его голос спокойный, низкий.
Карина вздрагивает. Оборачивается.
—А ты кто у нас, спасатель? — усмехается она, слегка дерзко, но не без флирта.
Георгий снимает очки. Его взгляд оценивающий, но не пошлый. Он молчит секунду, потом кивает на её платье:
—Если тебе нужен булавка — у визажиста была.
—Я думала, ты скажешь что-то типа: "Дай помогу..."— шутит Карина, подходя ближе.
Они впервые стоят так рядом. От неё пахнет духами с лёгкой нотой грейпфрута и жасмина. От него — кожей и чем-то дымным, как послеш
шоу.
Он медленно усмехается.
—Ты Еникаева?
—А ты — Icegergert? Или просто Жора из Братска?
Он смеётся впервые за день.
—Ты дерзкая.
—Я? Нет. Это просто самозащита. А ты чего такой молчаливый, как будто читаешь только под бит?
—Я читаю, когда есть что сказать.
—А мне казалось, ты из тех, кто говорит через автотюн.
Он делает шаг ближе. Она не отступает. Тишина между ними становится напряжённой.
—Значит, ты всё же слушаешь мои треки.
—А ты мои сторис
Где-то рядом хлопает дверь. Карина отходит на шаг, поправляет платье, собирается уйти. Но Георгий касается её запястья.
—Сегодня афтепати в клубе на Литейном. Приходи, буду рад видеть
— И ты будешь там?
— Может быть.—Карина кивает.
—Посмотрим, Жора из Братска.
Афтепати
Ночь окутала Петербург своим прохладным воздухом, скрывая город под покровом звёзд и неоновых огней. В центре, среди узких улочек и старинных домов, располагался один из самых закрытых и популярных клубов — место, где пересекались миры музыки, блогеров и тех, кто живёт на острие хайпа. Красный неон мерцал, отражаясь в дыму от кальянов и тонких струй паров из дорогих коктейлей. Звуки музыки гремели через стены, проникая в души и заставляя тела двигаться в ритме, но в глубине клуба, в приватной зоне, царила особая атмосфера — приглушённая, наполненная скрытыми взглядами и напряжением.
Карина вошла последней, словно призрак, появляясь из тени. На ней было белое платье — плотно облегающее фигуру, с открытой спиной, гладкое, как шёлк, и вызывающее, словно вызов. Тонкие бретели едва удерживали ткань, а свет неона играл на её коже, подчёркивая изгибы и выделяя каждый сантиметр совершенства. Взгляд её был холодным и беспощадным, губы — словно грех, о котором молчать невозможно. Её походка уверенная и грациозная, каждый шаг отбрасывал тень загадки.
Она прошла мимо толпы молодых тиктокеров и блогеров, что были словно стая звездных мотыльков, жаждущих её внимания. Кто-то выкрикнул её имя, но она не отреагировала — для неё это было лишь шумом, фоном, сквозь который она пробивалась к одной цели. В этот момент весь зал казался ей размытой картиной, где остались только двое: она и он.
Георгий уже находился там, в глубине комнаты, в углу, где свет был слабее, а атмосфера — более интимной. В руке он держал бокал с виски, медленно покачивая янтарную жидкость. Он разговаривал с менеджером, обсуждая планы, контракты и грядущие проекты, но его взгляд часто отвлекался на дверь, словно он тоже ждал кого-то. Когда Карина вошла, он увидел её сразу. В его глазах мелькнуло что-то — смесь интереса и настороженности.
Прервав разговор, он спокойно поднялся и подошёл к ней, каждый шаг был размеренным, но полный внутренней силы. Между ними повисла тишина, в которой чувствовалось нечто большее, чем просто встреча. Он не спешил говорить, а она не спешила отводить взгляд. Их взгляды встретились — холодный вызов и огонь внутренней борьбы. В этом моменте было всё — притяжение и противостояние, игра света и тени, обещание истории, которую им ещё только предстоит написать.
— Ты пришла.
Он улыбается. Вокруг вспышки камер, кто-то уже снимает stories. Но между ними — снова та же химия, что за кулисами. Словно вокруг никого нет.
—Пойдём отсюда,— говорит он.
Они ушли вместе, оставив за спиной шумную толпу, камеры и свет прожекторов. Ни фотографий, ни сторис — ничего, что обычно питало её день, словно второй кислород. Это была ночь, которая не вписывалась в привычные рамки ни романтики, ни пошлости. Она была напряжённой, наполненной невысказанными словами и глубокой тишиной, которая говорила громче любых фраз.
Они шли по пустынным улицам Петербурга, где редкие фонари бросали тусклый свет на мокрый асфальт. Вокруг — холод и покой, такие чужие для их привычных, заполненных вниманием и шумом жизней. В этом пространстве не было нужды играть роли, не было масок и притворств.
Разговоры шли долго — сначала осторожно, как будто они боялись разбудить что-то внутри себя. Он говорил о бабушке и дедушке, которые растили его в спальном районе, о том, как музыка стала для него спасением и смыслом. Она открывалась медленно — рассказывала о Тюмени, о серых улицах, в которых пыталась найти свет, о страхах, которые не отпускают и по сей день.
Они говорили о пустоте, которую так часто пытались заполнить лайками и просмотрами. О том, как сложно оставаться собой, когда вокруг только чужие взгляды и ожидания. Их слова становились всё глубже, поднимая то, что обычно прячется под слоями внешнего блеска и скандалов.
Когда наступил момент близости, это не было похоже на обычный секс — это был крик души, резкий и искренний, без фальши и театра. Она была оголённой до самых костей — не только телом, но и душой, а он — холодным и острым, словно лезвие, выкованное из боли и борьбы. Их тела говорили на языке, который давно забыл компромиссы и условности.
В этой ночи не было места для иллюзий — только настоящие чувства, жёсткие и хрупкие одновременно. Это было начало чего-то нового, необъяснимого и страшного, но именно в этом и заключалась вся её сила.