37 глава
Мила
Acrasia — отсутствие самоконтроля.
Юлия остановила меня в дверях спальни и насмешливо оглядела с головы до ног.
— У нас гости, — строго сказала она. — Ты должна что-то сделать со своей, — она ткнула рукой мне в грудь, — Грудью.
Я посмотрела на упомянутую грудь и не увидела в ней ничего плохого. Для разнообразия я даже надела брюки клеш с высокой талией. Можно было бы подумать, что Юлия воспримет это как победу. Я знала, что Ронан так и сделает.
Я подняла свой взгляд к ее.
— К твоему сведению, их десятилетиями называли «сиськами». И учитывая тот факт, что я была привязана к кровати голой в прошлый раз, когда у нас были гости, я нахожу твою просьбу немного лицемерной.
Она уперла костлявые руки в бока.
— Это было в гостевой комнате. Ты не выставляла напоказ свою грудь по всему дому.
Лежать голой в комнате для гостей, чтобы гости могли видеть ее: ????????
Не надеть лифчик под футболку: ????????
Имело смысл.
Я вздохнула.
— Что бы ты хотела, чтобы я сделала со своей грудью, Юлия?
— Надень лифчик, — сказала она, будто это очевидно. — И не какую-то прозрачную вещь, предназначенную для возбуждения мужских желаний.
Когда она начала разглагольствовать о необходимой поддержке, в которой нуждается грудь, я подняла палец, успокаивая ее, и сказала:
— Я принимаю это во внимание.
Она нахмурилась, нетерпеливо постукивая ногой. После более долгой, чем требовалось, паузы я наконец опустила палец.
— Ну? — резко спросила она.
— Нет.
Я прошмыгнула мимо нее дальше по коридору.
— Неуязвимая потаскушка, — пробормотала она.
— Старая летучая мышь, — огрызнулась я.
Я направилась в столовую, чтобы позавтракать, но остановилась в холле, увидев Джианну и Кэт на диване в гостиной с огромной тарелкой еды перед ними.
— Мила, — воскликнула Джианна, лукаво улыбаясь и оглядывая меня. — Я же говорила тебе, что в следующий раз, когда мы увидимся, веревок будет меньше, а одежды больше. — затем она нахмурилась и щелкнула пальцами, словно упустила возможность. — Я знала, что должна была поставить на это, но ты, похоже, была не в том настроении для участия в пари.
У меня было такое чувство, что она говорит серьезно.
— Очевидно, я без денег, так что твой выигрыш будет невелик.
— Не беспокойся. Сегодня утром я уже просмотрела верхнюю часть бумажника Юлии, — сказала она. — Не позволяй бедной экономке обмануть тебя. У нее в шкафу гора пятитысячных купюр, и она хранит их, как тролль.
В наши дни я готова поверить во что угодно.
Я села напротив нее и стащила виноградину с тарелки, подтянув под себя ноги.
— Хочу ли я знать, на что ты ставила?
Джианна задумчиво поджала губы.
— Обычно мне нравится играть с умами людей, но ты мне нравишься, так что пока я буду держать это в секрете.
В голове у меня и так был полный бардак, так что я не жаловалась.
— Спасибо, наверное.
Я отправила виноградину в рот.
Она рассмеялась.
Мой желудок был в таких узлах от предыдущего телефонного звонка и сцены с Ронаном, что пришлось протолкнуть виноградину в горло. Но в попытке притвориться что мой мир не рушится внизу я наполнила небольшую тарелку свежими фруктами. Как только я это сделала, мое внимание переключилось на Кэт, которая запихивала в рот сложенный блин, не отрывая глаз от своей безумной игры.
— Твоя дочь прекрасна, — искренне сказала я, зная, что когда-нибудь она станет богиней красоты. Или сердцеедкой.
Джианна тепло улыбнулась Кэт и провела рукой по ее косичке.
— Я приму это как комплимент, потому что мы с ней очень похожи. Но я на все сто процентов виню в ее характере отца.
Идеально рассчитанное «Лиши его головы!» прозвучало из телефона, вызвав смех у нас обеих.
Когда веселье исчезло, Джианна сделала неловкое выражение лица и потерла свой беременный живот. Ребенок был либо массивным, как его отец и дядя, либо она была близка к тому, чтобы лопнуть в любой день.
— Когда ты должна родить? — спросила я.
— Через три недели, но у меня такое чувство, что он никогда не выйдет. Когда я завтра вернусь домой, мне нужно будет начать заниматься йогой. — она вздохнула, словно эта мысль вывела ее из себя. — Но этого, скорее всего, не произойдет, потому что я была отстранена из студии, и никогда не была хороша в мотивации себя.
— Конечно, в Нью-Йорке есть не одна студия йоги.
Она нахмурилась.
— Наверное, мне следовало сказать, что меня отстранили из всех студий.
— Ой...
После короткой паузы мы обе снова рассмеялись.
Джианна излучала тепло, и я уже чувствовала себя легче, но... все шансы на лучшее настроение рухнули и сгорели, когда в уравнение вступил знакомый знойный голос.
— Надеюсь, я ничему не помешала.
Я медленно перевела взгляд на дверь и увидела Надю. Ее черные волосы были зачесаны на одну сторону гладкой волной, доходившей до талии. Темно-красные губы. Подведенные глаза. Под длинной норковой шубой на ней было накинуто нагое платье. Интересно, Ронан купил его для нее? Эта мысль скрутила мой желудок, угрожая изгнать единственную виноградину внутрь.
Оперная певица была великолепна, источая секс из каждой поры. Она была из тех девушек, с которыми сравнивают себя все другие. Один взгляд на нее вызывал ощущение отсутствия удара. Почему Ронан удостоил меня взглядом, когда эта девушка была рядом? Я отвергла эту мысль так же быстро, как моя новая семья отвергла меня.
Je suis parfaite comme je suis. Tu es parfaite comme tu es. Nous sommes parfaites comme nous sommes.[123]
Чувствуя, как французы творят свое волшебство, я перевела взгляд на Джианну как раз вовремя, чтобы увидеть, как она закатывает глаза.
— Конечно, нет, Надя. Кажется, тебя все равно радушно пригласили.
Заметив сарказм в ее голосе, я наконец увидела Павла, стоящего позади Нади. Он неловко поежился. Очевидно, Нади здесь не должно было быть, но, похоже, он не знал, как ее выпроводить. Он был выше ее, хотя она была на высоких шпильках, так что было ясно, что его смятение было эмоциональной битвой, а не физической.
— О, хорошо, — сказала Надя с очаровательным Русским акцентом, вальсируя к нам. — Не знаю, как я каждый раз забываю, как долго добираться до этого места. — она поджала губы. — Хотя обычно я не одна, и кажется, что время летит быстрее, когда ты весело проводишь время.
Меня сейчас стошнит.
Буквально.
Я бы не стала сравнивать себя с ней, но я все еще не могла переварить мысль о ее руках на Ронане. Или его рук на ней. От этой мысли у меня на грудь словно камень упал. Желание встать и уйти жгло каждый нерв, но это только позволило бы Наде победить, поэтому я заставила себя остаться.
Надя сняла свою шубу, положила ее на спинку соседнего стула и села, скрестив ноги, как королева. Маленькая подарочная коробка выпала из ее шубы на пол.
Джианна подняла бровь.
— Я пропустила чей-то день рождения?
Надя рассмеялась.
— Нет. Я кое-то увидела в магазине и подумала о Ронане, так что я просто должна была купить его.
— Ну не оставляй нас в напряжении, — Джианна сказала.
— Ой. Хорошо. — ее тон подразумевал, что она была вынуждена рассказать нам, когда было ясно, что она отчаянно хотела поделиться этим. — Не говорите ему, но это шарф от Louis Vuitton с винтажными потертыми концами, — гордо объявила она.
Мы обе уставились. Единственное, что Ронан мог сделать с шарфом это задушить им кого-нибудь.
— Ух ты, — невозмутимо произнесла Джианна. — Уверена, что ему понравится.
Надя улыбнулась, прежде чем ответить:
— Боже, я умираю с голоду.
Не говоря больше ни слова, она начала накладывать на свою тарелку блины, которые не были радужного цвета, очевидно, не обращая внимания на напряжение в воздухе.
— Так что привело тебя сюда, Надя, кроме как подарить подарок? — Джианна отхлебнула чаю. — Уверена, что твоя Французская кухарка ничуть не хуже Полины.
Идеальные брови Нади озабоченно нахмурились.
— Я приехала проведать Ронана после вчерашнего. Не могу поверить, что у этого парня хватило наглости пристрелить его. — затем она легкомысленно добавила: — Хотя мы все знаем, что это Алексей нанял его.
Я бесстрастно смотрела на нее, даже когда ее слова ударили мне в сердце — тот факт, что мой папа тот, кто косвенно прострелил Ронана, и необъяснимая деталь, что Надя была с ним вчера. Если у них такие крепкие отношения, где она была прошлой ночью, когда он истекал кровью?
Неловкое молчание, должно быть, предупредило Надю о том, что она задела за живое — не то чтобы она уже не знала об этом. Она посмотрела на меня так, словно видела впервые, и изобразила извиняющуюся гримасу.
— Ах, понятно. Я забыла, что Алексей твой отец. Ронан мало говорит о тебе; должно быть, это вылетело у меня из головы.
Я просто наблюдала за ней. Она была естественной красавицей, но фальшь сочилась из нее, как приторный аромат духов. Когда она пошевелилась, я поняла, что ей становится не по себе под моим пристальным взглядом.
Может, она слышала, что я ведьма.
Неловко рассмеявшись, она отвела взгляд и махнула рукой, в которой держала вилку.
— Во всяком случае, надеюсь, что ты не станешь возражать. Уверена, ты понимаешь, почему не можешь быть любимой темой Ронана.
Я чуть не рассмеялась. Меня всю жизнь окружали пресыщенные женщины из высшего общества. Возможно, я и была самой молчаливой из них, но это положение давало мне возможность только наблюдать. Я знала, как играть в эту игру.
— Нет, все нормально, — сладко ответила я. — С моей стороны было бы глупо не понять этого.
— Совершенно глупо, — согласилась она с оттенком удовлетворения.
— Хотя, я живу в одном доме с Ронаном уже несколько недель, и не слышала, чтобы он много говорил о тебе. — я задумчиво нахмурилась. — На самом деле, когда я думаю об этом, никогда. Полагаю, у нас с тобой есть что-то общее, не так ли?
Наполненная блинами вилка замерла у губ Нади, ее прищуренные глаза скользнули в мою сторону.
— Предполагается, что он не станет делиться с тобой личными вещами. Ты дочь его врага... — ее взгляд засиял жалостью. — Я уверена, что это не злой умысел с его стороны. Просто этикет пленницы/похитителя, разве нет?
Джианна рассеянно откусила кончик клубнички, ее взгляд с наслаждением впитывался в наш разговор.
— Я бы так не сказала. — я рассмеялась. — Не уверена, что Ронан хорошо знает этикет пленницы/похитителя.
— Неужели? Я всегда думала, что он прекрасно справится со всеми нашими играми вместе.
Не обращая внимания на тошноту, вызванную ее словами, я сделала откровенное лицо.
— Может, поэтому он и не говорит о тебе. Не похоже, что там было бы что-то подходящее, чтобы поделиться. — мое выражение было сочувствующим. — Уверена, что это просто потому, что ты такая пустая, что он не может видеть тебя на более глубоком уровне.
Надя поставила чашку на блюдце с большим удовольствием, чем требовалось, отвлекая внимание Кэт от игры. Она бросила на оперную певицу единственный взгляд, прежде чем вернуться к игре, и сказала:
— Мама, она мне не нравится.
Я ожидала давления, но забыла, что этот мир бросает вызов всем нормам.
— Как бы я ни ценила твою честность, дорогая, — мягко сказала Джианна, — Пассивная агрессия гораздо лучше передает суть дела. Это также заставляет нас выглядеть лучше в конце концов.
— Что такое пассивная агрессия?
— Милая, это продолжается уже несколько минут. Обрати внимание.
— Хорошо.
Мы с Надей сделали вид, что разговора не было. Я потянулась за еще несколькими виноградинами. Она поставила свою наполовину полную тарелку и нахмурилась, будто ей не понравилась еда.
— А есть причина, по которой блины на вкус как бумага? — спросила Надя.
— Мила веган, — гордо объявила Кэт.
— Это... мило. — сморщенный нос Нади говорил об обратном. Она махнула рукой в сторону стола с кофе. — Здесь все веганское?
— Ага, — ответила Кэт.
Когда оперная певица осознала это, в ее глазах вспыхнуло негодование. Можно было подумать, что она голодает и у нее аллергия на все веганское, но я знала настоящую причину ее гнева. Она ненавидела тот факт, что я имела какое-то влияние на семью Ронана.
— То есть... — Надя была так взволнована, что я подумала, что она снова скажет «мило», но она остановилась и заставила себя улыбнуться. — Я действительно ценю гуманистический подход, — сказала она мне, — Но не кажется ли тебе, что это немного... эгоистично подчинять весь дом своим взглядам? — она озабоченно положила руку на мою. — Хотя я уверена, что ты об этом не подумала.
Это первый раз, когда у меня возникло желание ударить кого-то вилкой. Вместо этого я стряхнула ее руку со своей, прежде чем ее фальшь коснулась меня.
— Я не та, кто здесь устанавливает правила. Пленница, не забыла?
Она нахмурилась.
— Очевидно, персонал плохо к тебе относится... только подумай, сколько хлопот доставляет бедняжке Полине твоя диета. Она становится старше и... больше с каждым днем.
Надя бросила взгляд на живот Джианны.
— Без обид, конечно.
— Мама вовсе не толстая! — крикнула Кэт, прежде чем кто-то успел вставить хоть слово. — Она носит моего братика. А ты грубиянка!
— Кэт, что я тебе говорила? — упрекнула Джианна с легкой улыбкой.
Хмурый взгляд маленькой девочки на Надю исчез, затем она изобразила притворную жалость, которую наблюдала бесчисленное количество раз этим утром.
— Уверена, что ты так груба только из-за множества прошлых эмоциональных травм. — затем она добавила: — Конечно же, без обид.
Это была жестокая борьба, чтобы не рассмеяться, зная, что она получила эту «эмоциональную травму» от Ронана ранее. Надя прищурилась, собираясь выплюнуть что-нибудь в ответ маленькой девочке, но пугающий взгляд Джианны заставил ее передумать.
— Кстати, — вмешалась Кэт, — Полина любит веганскую еду. Она мне сказала. — Кэт исподлобья посмотрела на Надю. — Даже дядя говорит, что он веган, потому что мажет веганское масло на свой бифштекс.
Легкая улыбка тронула мои губы. Я видела, как он это делал, и это было так похоже на него брать моральную высоту с минимальными усилиями.
Надя закатила глаза и посмотрела на свои ногти, прежде чем ответить:
— Надеюсь, он поправляется в своей комнате.
Мы с Джианной рассмеялись. Так же как и Кэт, хотя я думала, что она просто выбирает чью-то сторону. Даже будучи пристрелянным, Ронан, вероятно, рубил дрова. Или что-то другое, менее трудоемкое и более смертоносное.
— Дядя уехал с моим папой, — объявила Кэт.
— Ох... Я, должно быть, забыла. Он сказал что-то об этом, когда приезжал ко мне вчера.
Интересно. Мне было интересно, пошел ли он к ней после того, как я отсосала ему и оседлала его лицо, или до того, как потеряла сознание с ним в его постели.
— Тогда я, пожалуй, дождусь его, — вздохнула Надя.
Я лучше буду похищена настоящим дьяволом, чем просижу еще один момент этого.
— Итак, Мила, куда ты собираешься отправиться после этого? — холодно спросила Надя.
— Ой, не знаю. Я так люблю Москву, что могу остаться.
Я врала изо всех сил, но ее ядовитое выражение лица того стоило.
— Ты. Остаёшься.
Это был не вопрос.
— А почему бы и нет?
— Ты Михайлова, — сказала она, будто это было очевидно. — Тебе здесь не место.
— Где это написано? — спросила я, нахмурившись. — Я не видела ни одного знака, запрещающего Михайловым выезжать из Москвы.
Ее взгляд стал жестким.
— Он не позволит тебе остаться.
— Кто? — я прикинулась дурочкой.
— Ронан, — прорычала она. — Ты для него всего лишь залог. И, возможно, мимолетное развлечение — как новая модная игрушка, — но уверяю, его интерес пройдет.
Я уронила тарелку на кофейный столик.
— У всех задание испортить мне завтрак? — воскликнула я. — И к твоему сведению, Надя, я никогда не предъявляла к нему никаких претензий. — я вспомнила о его недавнем уходе, которое все еще горело у меня в груди. — Что касается меня, то ты можешь забрать его.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
Жар, лижущий мою спину, заставил подняться на ноги.
— Поздравляю... в твоем распоряжении мафиози. — мой взгляд сузился. — Теперь все, что тебе нужно сделать, это выяснить, как удержать его, потому что не похоже на то, что ты проделываешь очень хорошую работу.
С пылающими щеками она вскочила на шпильки. Даже с босыми ногами я была выше ее на несколько сантиметров. Учитывая выражение ее глаз, когда она была вынуждена поднять глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. Она ненавидела это.
— Думаешь, я не смогу удержать его? — насмешливо спросила она.
— Мама, — прошептала Кэт, — Это пассивная агрессия?
— Нет, дорогая, это просто агрессия. А теперь помолчи и передай мне блин.
У меня вырвался напряженный смешок.
— Дай-ка взглянуть... — я начала сгибать пальцы. — Во-первых, ты ничего о нем не знаешь. Во-вторых, ты ревнуешь, что притесняешь пленницу, которую он собирается продать, как залог. И в-третьих, ты нуждаешься во враче. Так что нет, я не думаю, что ты сможешь его удержать. Но желаю всем удачи.
С этими словами я пошла прочь, но резкий рывок за волосы заставил меня остановиться.
Она. Потянула. Меня. За. Волосы.
Я стиснула зубы, когда ярость негодования захлестнула меня. Глубоко вздохнув, я решила пойти по большой дороге пешком.
— Ты здесь практически рабыня, — злобно выплюнула Надя. — Я бы хотела воду. Принеси мне.
Что это за дорога?
Не думая больше ни о чем, я схватила клок ее смехотворно блестящих волос и потянула, дергая ее голову в сторону. Она посмотрела на меня так, словно была жертвой, прежде чем злобный огонь заполнил ее глаза. Это была следующая пригоршня моих волос, которую она дернула, что заставило нас потерять равновесие и упасть на пол.
Мы стукнулись о стол с кофе. Тарелки с едой соскользнули и упали на пол. Надя схватила овсянку и, размазала ее по моей футболке, и прорычала:
— Я не нуждаюсь во враче.
— Это первое, что говорят психи! — я оседлала ее и ударила головой об пол.
— Ой! Ты Амазонка! — закричала Надя, шлепая меня, как девчонку. — Не могу поверить, что он когда-нибудь захочет тебя!
— Вперёд, Мила! — воскликнула Кэт с дивана.
Надя так сильно дернула меня за волосы, словно пыталась вырвать клок, заставив меня откатиться от нее, если я хочу сохранить эти пряди.
— Этот эмодзи с языком был для тебя, не так ли? — спросила она, пнув меня в бок.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, ненормальная, — прорычала я, впиваясь ногтями в ее запястье, пока она не отпустила мои волосы.
Затем я оседлала ее спину и потёрла ее лицо о кашу на поле.
— Ах ты сука! — она повернула голову, чтобы полностью не свалиться в кашу. — Завтра не может наступить достаточно скоро.
Что-то в ее голосе заставило меня запнуться.
Заметив это, она рассмеялась.
— Ты не знаешь? Завтра ты отправишься — как они говорят...? — когда она поняла, что это значит, слова превратились в насмешливое хихиканье. — В путь.
Холод исходил из моей груди, поглощая целиком. Я едва почувствовала, как кто-то оттащил меня от Нади.
— Нет, дядя, — пожаловалась Кэт. — Все только начало набирать обороты.
Мои ноги свисали с пола, когда Ронан держал меня за талию. Обычно он был таким теплым, но сейчас его рука горела, как ледяные кандалы. Они обменивались резкими словами, но звон в ушах заглушал их. Моя грудь тяжело вздымалась от напряжения, хотя гнев исчез, оставив холодную отстраненность позади.
Надя встала и вытерла с лица кашу, глаза ее злобно блестели.
— Она не знала, — рассмеялась она, а затем слегка надула губы. — Надеюсь, это не должно было стать сюрпризом.
Ронан кипел, его ярость вибрировала в груди.
Надя с кинжалами в глазах уставилась на меня.
— Я должна была догадаться, что ты будешь такой же, как твоя мать. — она заметила неуверенность в моих глазах и рассмеялась. — Ты не знаешь о своей дорогой старой матери?
— Zatknis[124], — зарычал на нее Ронан.
— Нет, — ответила я. — Я хочу услышать, что она скажет.
Надя удивленно приподняла бровь.
— С чего бы начать?
Когда Ронан повернулся, чтобы вынести меня из комнаты, в моей груди взорвался вулкан из-за оставшихся без ответа вопросов и необходимости знать правду. Я яростно сопротивлялась, проклинала его, и когда сказала ему, чтобы он никогда больше не прикасался ко мне, он, наконец, отпустил меня.
Надя наблюдала за этой сценой с ядовитым выражением лица и, наконец, перевела взгляд на меня.
— Должна ли я начать с плохих новостей или с чуть менее плохих?
— Просто скажи уже, Надя, — рявкнул Ронан.
— Ну... — она посмотрела на свои ногти. — Ходили слухи, что Татьяна была шлюхой, которая любила грубость. И когда я говорю «грубость», я имею в виду ножи и животных. — она сморщила нос. — Но я полагаю, что на самом деле она известна тем, что сделала для твоего отца. Она увидела на улице симпатичную девушку, очаровала ее своим Bugatti и — пуф! — девушку больше никто не видел.
Я уставилась на нее. Мое сердце бешено колотилось, но разум онемел.
— Это слухи... хотя говорят, что в каждом слухе есть доля правды. — Надя изобразила сочувствие. — К сожалению, в случае с твоей матерью было целое зерно правды.
Мой отец торговал девушками.
И моя мама помогала ему.
Мне показалось, что комната закружилась, пока я пыталась переварить новости. Я нуждалась в пространстве. Немедленно.
Ронан повернул меня лицом к себе и вытер немного каши с моей щеки. Я не могла этого сделать. Просто не могла. Хотя попытки вырваться.
— Скажи мне, что ты в порядке, — потребовал он.
— Я в порядке. А теперь, пожалуйста... отпусти меня.
Похоже, он собирался отказать мне, но что-то в моих глазах заставило его передумать. Он приподнял мой подбородок и подарил мне короткий, сладкий поцелуй в губы — игнорируя возмущенное «фу!» Нади — прежде чем позволил мне выскользнуть из его пальцев.
Двигаясь на автопилоте, я поднялась по лестнице, ловя обрывки нечеткого фонового шума.
— Я скучала по тебе, — захныкала Надя.
— Это последний раз, когда я тебя вижу, — прорычал Ронан. — Или, клянусь, твоя карьера исчезнет у тебя на глазах.
— Но...
— Никаких «но». Убирайся к чертовой матери из моего дома, Надя. И ради бога, найди психотерапевта.
— Мне не нужен психотерапевт!
Несколько мгновений спустя я сидела голая на полу душа, позволяя воде омывать меня. Одна. Это слово было чудовищем, которое однажды поглотит меня. И только когда Юлия опустилась на колени рядом со мной и помыла меня, как ребенка, слезы потекли — пока я оплакивала потерю отца, которого, как мне казалось, я знала... и его палача.