27 глава
Ронан
Noctilucous — сияющий или люминесцентный в темноте.
— Когда кто-то называет тебя шлюхой, ты убираешься нахуй из их постели, — прорычал я. — Это называется иметь немного самоуважения.
Неужели я должен был учить эту девушку основам, прежде чем она улетит домой в Майами и позволит мужчинам унижать ее? Одна только мысль об этом вызвала сильный огонь в моей спине, опалив утверждением, что только мне позволено унизить ее.
— Мне не нужно твое уважение.
Ее мягкий Американский акцент прокрался под кожу, скользнул вниз и схватил мой член точно так же, как я представлял себе ее руку.
Мой взгляд стал жестче.
— Ты не знаешь, что тебе нужно.
— Возможно, но я точно знаю, чего я хочу.
Было ясно, что, но я все равно задал вопрос.
— И чего же?
— Прямо сейчас... тебя.
Блядь. Это не то, что я ожидал услышать от нее. Я ожидал, что она молча покраснеет или попросит оргазма. Не меня, а ее чертового похитителя. И сразу после того, как я оскорбил ее не меньше — что было рефлексом, дабы вытащить ее из моей постели, прежде чем я возьму то, что она предлагала. У нее не было никаких сомнений в том, что она должна быть здесь. Ее мягкое сердце вот-вот погубит ее. Как она прожила так долго и все еще сохраняла свою невинность, оставалось загадкой.
— Ты ставишь себя в неловкое положение.
— Это не у меня стояк, — возразила она.
Комок юмора подступил к моему горлу, но я сдержал смех. Я пытался доказать, что вы не должны отдавать свое сердце миру, чтобы узнать, хотите ли вы жить, и я не собирался позволять ей разрушить это своим ртом.
— Вот почему я не трахаю девственниц. Они становятся чертовски цепкими.
Она легонько рассмеялась.
— Я не собираюсь влюбляться в тебя, если ты этого боишься.
Во-первых, «боишься» последнее, что я ощущал, когда дело доходило до секса с ней. Во-вторых, какого черта? Эта девушка может влюбиться в чертов камень. Затем мои мысли обратились к Ивану, и яд запульсировал по венам.
— Почему нет, kotyonok? — я провел большим пальцем по ее губам, голос понизился до предостережения. — Твое сердце уже занято?
Я не был уверен, что хочу услышать ее ответ, поэтому, когда ее губы приоткрылись с неглубоким вздохом, я просунул между ними большой палец. Ее глаза были полуприкрыты, когда она сомкнула губы вокруг моего пальца. Горячее скольжение ее языка прошлось вниз, затвердевая в моем паху. Я высвободил большой палец и вытер влагу с ее губ, впитывая в себя все, что было в ней.
Й Лунный свет играл на ее теле, словно он любил ее. У ядовитых змей были полосы. Мила сияла. Единственные тени, которые касались меня, были моими. Ее кожа была безупречна, волны волос разметались, будто она позировала для снимка.
Тонкая футболка скрывала подъем и падение ее груди. На нее было трудно смотреть и трудно отвести взгляд. Такая мягкая, такая идеальная, такая чертовски потрясающая для секса.
Это настоящий кошмар.
Она закусила губу, и чем дольше я смотрел на нее, тем медленнее становилось ее дыхание. Я мог бы легко сократить расстояние и ощутить ее язык на своем. Я не был против поцелуев, но никогда не был так увлечен этой идеей, как с ней.
Неохотно мой взгляд переместился на ее соски, видневшиеся под футболкой. Желание сдернуть вниз тонкую ткань и пососать их терзало каждый мой нерв. Как будто ее сиськи были недостаточно соблазнительны, жар ее киски опалил мой член через трусы. Мышцы напряглись, когда я сопротивлялся желанию потереться о тепло, оттянуть ее тонкие шортики в сторону и глубоко войти в нее. Я знал, что обнаружу ее мокрой и тугой — такой чертовски узкой. Кровь ревела у меня в ушах и затуманивала зрение.
С недовольным ворчанием я присел на корточки, увеличивая расстояние между нами и принялся думать. Карма укусит меня за задницу, если я трахну ее. Моя совесть была проклятым блоком. Я так сильно жаждал Милу, что желание охватило меня, скрутило под кожей и потребовало, чтобы я взял ее. В этот момент я не думал, что смогу позволить ей уйти, даже если она передумает. И потеря контроля внезапно заставила меня немного возненавидеть ее.
Все мысли замерли, когда Мила оттолкнулась от кровати одной рукой и провела другой по моей груди. Простое прикосновение обожгло, как огненная линия, посылая всю кровь в моем теле на юг. Мы оба смотрели, как ее рука скользит вниз по моему прессу, прежде чем остановиться на трусах, где она провела пальцем по поясу. Каждое движение назад и вперед пульсировало в члене.
Когда ее затуманенный взгляд поднялся на меня, рябь тьмы скользнула по мне. Похоть в ее взгляде была полностью моей. По крайней мере, до Воскресенья. Мысль о том, что потом она отдаст эти глаза кому-то другому, заставила меня запустить руку в ее волосы, удерживая ее взгляд на моем. Нахуй карму. Мне нужно было избавиться от этого дерьма прямо сейчас.
— Я хочу...
Она покраснела и, не в силах закончить фразу, ее пальцы потянули мои трусы вниз на сантиметр, демонстрируя, чего она хочет, но не может сказать. Ее рука задела головку члена. Малейшая щетка превратила мою кровь в жидкий огонь, горячий и тяжелый внутри. Но мне нужно было услышать, как она произносит эти слова.
— Тебе придется быть более конкретной.
— По Английский, — тихо сказала она.
Иисус. В пятый раз с этой девушкой я не осознавал, что говорю по-русски. Разочарование осветило мою спину.
— Будь более конкретной.
Мое раздражение исчезло, когда ее рука скользнула под трусы и по всей длине члена. Я прошипел сквозь зубы. Тепло скрутилось у основания моего позвоночника, посылая дрожь наружу. В ее прикосновениях не было ничего привычного — на самом деле, она чувствовалась немного неуверенно. Я не знал, было ли это потому, что я так долго ждал, чтобы добраться до этого момента с ней или потому, что ее неопытность была новинкой, но достаточно тревожно, движение ее рук вниз по моим трусам сделало меня твёрдым, чем когда-либо в моей жизни.
— Я хочу этого, — выдохнула она, обхватив пальцами мой член, прежде чем медленно погладить его от основания к головке.
Низкий стон вырвался из горла. Мне нужно было усилить ее хватку, но зная, что я не могу позволить ей толкнуть меня слишком далеко, я накрыл ее руку своей, останавливая.
— Не будет ни лепестков роз, ни зажженных свечей, — сказал я ей.
Она поджала губы.
— Даже не один...
— Нет.
Появилась едва заметная улыбка, и я испытал странное желание поцеловать ее в губы. Я обнаружил, что принуждение настолько раздражает меня, что моя хватка на ее волосах усилилась, грубо оттягивая ее голову назад.
Она выдохнула.
— Хорошо.
Чувствуя, что мне нужно сделать себя кристально чистым, я произнёс:
— Я не собираюсь трахать тебя медленно и сладко.
— Досадно. — она надула губы. — Я думала, что меня ждет что-то по-настоящему романтическое.
Я был слишком суров, чтобы посмеяться над ее сарказмом.
— Потом для меня это ничего не будет значить.
— Боже, перестань болтать, — сказала она с досадой. — Я не настолько деликатна. Просто трахни меня, как ты трахнул бы Надю.
Все мое тело успокоилось. Тот факт, что это дерьмо только что вышло из ее рта, послало волну ярости вниз по спине. В мгновение ока я поставил ее на четвереньки, дернул ее голову назад за волосы и прижал свой твердый член к ее заднице.
— Так? — прорычал я. — Так вот как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?
Она тяжело дышала, не сопротивляясь тому, что я держал ее за волосы, прежде чем резко произнести:
— Если на этот раз это будет длится больше двух секунд.
Теперь я был больше зол, чем возбужден. И это не имело никакого отношения к тому, что она отозвала мою мужскую карточку. Миле, похоже, было наплевать, трахну ли я ее, как все остальные, а мне хотелось поджечь Москву от одной только мысли, что она воображает кого-то другого, кроме меня. Когда я отпустил ее волосы, она выдохнула, ее голова упала вперед.
— Я не хочу больше слышать это имя из твоих уст.
— Почему нет?
— Потому что я, блядь, сказал.
Ибо мне это не нравилось. Если она хотела этого так же, как Надя, она должна была привести с собой другую девушку. И, как ни странно, я не хотел, чтобы кто-то еще прикасался к Миле — включая женский пол.
Она посмотрела на меня через плечо, и мягкий взгляд ее глаз, неуверенный, но горячий, привлек все мое внимание к члену, прижатому к ее заднице. Гнев исчез, оставив тело напряженным и пульсирующим от подавленной похоти.
Я схватил ее шортики и стянул их вниз, прерывисто выдохнув при виде этого зрелища. Проведя руками по ее заднице, я прижал мягкую плоть к своим ладоням, прежде чем шлепнуть. Мила вдохнула, и ее бедра выгнулись, светлые волосы упали на поясницу.
Я не мог не удержаться, чтобы не укусить каждую обнаженную ягодицу, а затем лизнуть ее от киски до задницы. Она застонала и снова прижалась ко мне. Я хотел, чтобы она кончила на мой язык, но вкус заставлял мои яйца пульсировать.
Я вытер рукой рот в попытке успокоить кровь, стучащую в ушах. Хотя вид ее, стоящей на четвереньках, истощил мою силу воли. Она была так чертовски горяча, что я снова шлепнул ее по заднице.
— Ой, — без особого энтузиазма пожаловалась она. — Это больно.
— Ты сама напросилась, kotyonok.
— Ты можешь просто... — я вошёл двумя пальцами в нее, и она вздохнула: — О Боже.
Она сжала меня так сильно, что я застонал и вышел, прежде чем смог поддаться желанию трахнуть ее ими. Издав разочарованный звук, она повернула голову, смотря, как я обхватил рукой свой член и погладил его один раз. Ее глаза были полуприкрыты.
— Сделай это еще раз, — выдохнула она.
Дерьмо. Она хотела смотреть, как я дрочу.
— В другой раз.
Когда мне не придется бороться с необходимостью кончить.
Потеревшись головкой члена о ее киску, жар от неё почти обжигал, ее охватила дрожь, а пальцы вцепились в простыни.
— Нервничаешь? — грубо спросил я.
— Да.
— Хорошо.
Она была чертовски напряжена, когда я вошел в нее; так напряжена, что почти полностью сопротивлялась мне. Я погладил ее задницу и начал произносить дерьмо, которое не мог контролировать, не зная, на каком языке я говорю. Это мог быть долбаный мандарин.[100]
— Я знаю, что ты можешь взять меня, kotyonok. Ты такая чертовски мокрая. Это самая красивая киска, которую я когда-либо видел.
Наконец она расслабилась. Я наблюдал за ее реакцией в то время как входил все глубже, пока не оказался настолько глубоко, насколько мог. Трахните меня. Мои глаза на секунду закрылись. Она сжала меня, как тугой влажный кулак. Каждая клеточка во мне жаждала большего, но я дал ей время привыкнуть, проводя руками по изгибам ее задницы и сжимая.
Через мгновение она качнулась назад ко мне, и я дал ей больше, выходя, прежде чем медленно войти обратно. Она застонала и упала на локти, упершись руками в спинку кровати. Я знал, что эта киска создана для секса, но... Господи. Я в отчаянии шлепнул ее по заднице, и когда она сжалась вокруг меня, потребовалась каждая унция сдержанности, чтобы поддерживать этот медленный темп.
Она оглянулась через плечо, ее глаза останавливались на каждом ленивом толчке.
— Тебе нравится смотреть? — прохрипел я и, прежде чем она успела ответить, вошёл в неё немного сильнее.
Ее голова упала вперед, и вид того, как она кусает мою подушку, заглушая стон, послал пьянящий прилив в голову, зажигая во мне неистовый огонь. Я зашипел от тугой тяги ее влагалища, давление усилилось в основании моего позвоночника. Я потерялся на мгновение, жестко двигаясь и наблюдая, как ее задница покачивается с каждым толчком.
Когда она потянулась назад и схватила меня за запястье, ее ногти впились в меня, и я понял, что это был рефлекс боли и замедлился. Ей, наверное, было все еще больно после прошлой ночи, а я трахал ее слишком сильно. Мне не понравилось тяжелое чувство, которое это знание послало в грудь. Хотя больше всего мне не нравилось то, что она не собиралась говорить мне, что я причиняю ей боль.
Обняв ее за талию, я притянул ее обратно к своей груди. Она тяжело дышала; опьяненная в мягкую уступчивую дымку. Ее голова упала мне на плечо. Я чувствовал, как колотится ее сердце, как ее пальцы сжимают мое запястье, как она дышит мне в шею. Обычно я этого не замечал, и от всего этого у меня под ребрами образовался узел.
Я скользнул губами по ее уху, мой голос был хриплым.
— Если это слишком, скажи мне. Или я остановлюсь прямо сейчас.
Я скорее получу пулю, чем остановлюсь.
— Я же сказала, что справлюсь, — выдохнула она.
— Мне плевать, что ты можешь вынести. Я не люблю выплескивать боль.
— Ты также не любишь медленное и сладкое занятие сексом. Я не знаю, чего ты хочешь от меня. — в ее голосе прозвучала неуверенность. — Я хочу, чтобы тебе это доставляло удовольствие.
Черт. Она хотела доставить мне удовольствие прямо сейчас. Почему она должна быть такой самоотверженной? Как бы сильно это меня ни раздражало, это также ударило меня в солнечное сплетение. Мне казалось, что я не могу поступить с ней правильно. Она ощущалось слишком хорошей, слишком мягкой, слишком желтой. Это чертовски жадно, но я хотел все, что она могла мне дать.
Я прикусил мочку ее уха.
— Поверь мне, kotyonok, я бы с удовольствием трахнул тебя в замедленной съемке. — я потянул ее за футболку. — А теперь сними это.
Она стянула ее через голову, и это движение поглотило меня своим мягким летним ароматом. Она пахла так чертовски хорошо, что я прикусил ее шею и пососал, оставив еще один след. Вздохнув, она повернула голову, давая мне больше доступа. Я сжал одну из ее сисек в своей руке и сказал:
— Я думаю, что трахну их в следующий раз.
Со стоном ее голова упала мне на плечо, когда я перекатил сосок между большим и указательным пальцами. Пока я играл с ее грудями и сосал шею, она становилась беспокойной, качая бедрами для трения, прежде чем подняться, выходя почти полностью, а затем насаживая меня обратно как можно глубже. Я застонал и позволил ей трахнуть меня на мгновение, пока она не захныкала и не задрожала еще сильнее.
Я уткнулся носом ей в шею.
— Ты хочешь кончить?
— Да, — выдохнула она. — Пожалуйста.
Звук умоляющей Милы вызвал у меня гребаный прилив сил и соперничал с любым наркотиком. По крайней мере, мне так казалось. Я никогда в жизни не прикасался ни к одному наркотику.
Я прикусил ее плечо и произнёс:
— Такие хорошие манеры.
Прежде чем скользнуть рукой между ее ног. Она прыгала на мне, принимая меня с ленивыми поглаживаниями, в то время как я тер ее клитор. Ее звуки подталкивали меня к краю пропасти. Так много нежной кожи и волос. Все это чертовски надо мной.
— Я собираюсь...
Я толкнул ее на руки и колени и взял ее во время оргазма, держа ее бедра, когда ее ноги отказали. Она вздрогнула и сжалась вокруг меня так сильно, что жар, скользящий по моей спине, угрожал вырваться наружу. Прерывисто дыша, я замер и провел рукой по ее спине.
— Я хочу кончить в тебя.
Я понятия не имел, что это вырвалось у меня изо рта, пока не стало слишком поздно.
Она вздохнула, давая мне ленивое, невербальное согласие.
— Не позволяй мне кончить в тебя, — прорычал я.
Я даже не должен был трахать ее без презерватива — независимо от того, был ли я чист, и она тоже, учитывая ее неопытность.
— У меня внутриматочная спираль.
Я обдумывал ее слова в течение секунды, прежде чем мрачно задать вопрос:
— Почему?
Она ненавидела врачей. Единственная причина, по которой она могла бы это сделать была... чертовски раздражающей.
— Ты собиралась отдать это кому-то другому?
Я сжал ее ягодицу.
— Нет... я не знаю.
Не самый верный ответ. На самом деле, это был настолько неверный ответ, что я шлепнул ее по заднице достаточно сильно, чтобы место покраснело. Она взвизгнула и выгнула спину, ее глаза открылись, бросая на меня свирепый взгляд через плечо. Ее раздражение исчезло, когда я вышел и вошёл обратно под другим углом, и задел ее точку G. Низкий стон вырвался из ее горла. Я понял, что никогда раньше не слышал, чтобы она произносила мое имя. И мне вдруг это понадобилось.
— Хочешь большего, kotyonok?
— Да.
— Тогда скажи мне, кто тебя трахает, — резко потребовал я.
— Разве это имеет значение?
Она попыталась снова прижаться ко мне, но я все еще держал ее за бедра.
— Да, это чертовски имеет значение.
— Но почему? В конце концов, я буду помнить только твое изголовье. Это действительно сексуальный дизайн.
Стиснув зубы, я перевернул ее на спину так грубо, что она подпрыгнула. Вошел в нее одним сильным толчком, обхватил руками ее голову и увидел, как она закатила глаза. Ее пальцы сжали мои запястья.
— Это то, чего ты хочешь? — прорычал я.
Она раскраснелась от оргазма, дыхание было хриплым, но ей все же удалось ответить:
— Я хочу свечи.
Это было так чертовски смешно, что мой гнев исчез. Ее мягкие руки скользнули вниз по моим бокам и схватили за бедра, подталкивая вперед. Я ненавидел эту позу. Смотреть в глаза девушке во время секса так интимно, что вызывало тошноту, но Мила не смотрела мне в глаза. Она смотрела туда, где мой член глубоко входил в нее. Мне было жарко и немного... досадно, что она сосредоточилась на зрелище, а не на моем лице.
— Двигайся, — выдохнула она.
— Нет. Ты хочешь секс в миссионерской позе? Скажи, кто трахнул тебя первым.
— Ты.
Она провела пальцами по моим рукам, по плечам и волосам, посылая дрожь по позвоночнику.
— Мое имя, kotyonok.
— Ронан.
В моей груди заурчал стон, и я начал уверенно двигаться, входя в нее длинными, медленными толчками. Она уперлась руками в кровать позади себя и приподнялась, чтобы поцеловать мою грудь, царапая при этом и пробегая губами везде, куда могла дотянуться. Я не мог заставить себя остановить ее.
— Кто тебя сейчас трахает?
Поцеловав меня в уголок губ, она выдохнула:
— Ронан.
Затем скользнула языком мне в рот, и у меня не было сил сопротивляться, чтобы не пососать его. Я схватил ее за волосы и откинул голову назад, чтобы видеть ее глаза.
— И кто будет тебя трахать?
До Воскресенья. Все во мне так сильно ненавидело эту идею, что я вонзился в нее изо всех сил, заставляя ее следующее слово вырваться со стоном.
— Ронан.
Я опустился на локти, наслаждаясь ощущением ее груди на своей обнаженной. Она обернула свои длинные ноги вокруг моих бедер, и когда я повернул свой таз, касаясь ее клитора, из нее вырвался приятный вздох.
Я скользнул губами вниз по ее шее.
— Тебе это нравится, kotyonok?
Й Она провела ногтями по всей длине моей спины в ответ, двигая бедрами против моих с каждым толчком. Ее тихие стоны были так чертовски сексуальны, что я поцеловал ее, пробуя их на вкус. Она прикусила мою нижнюю губу, а затем провела языком по шраму. Я резко выдохнул. Всякий раз, когда она делала это, я чувствовал, что мне чего-то не хватало, пока она не подошла и не лизнула меня.
Ее губы были такими мягкими, и я раздвинул их своими, просовывая язык внутрь. Поцелуй пришелся мне прямо в грудь.
— Я хочу... — она задыхалась, когда слова скользили по моим губам. — Увидеть. — я пососал ее нижнюю губу и отпустил плоть, слегка поцарапав ее зубами. — Как ты кончишь.
— Ты первая, kotyonok.
Я схватил ее руки, поднял их над головой и стал тереться о клитор, пока она не разбилась подо мной. Затем прижался лицом к ее шее и вошел в нее, раскаленный добела огонь пронзил меня так сильно, что потемнело в глазах. Мышцы дрожали, поэтому я перекатился через нее, прежде чем раздавить ее своим весом.
На мгновение у меня перехватило дыхание, и я чуть не рассмеялся над иронией, что девственница заставила меня кончить сильнее, чем когда-либо прежде. Почувствовав, что матрас прогнулся, я автоматически схватил ее за запястье, не глядя.
— Я устала, — ответила Мила и вырвалась из моей хватки.
Скользнув взглядом по ней, я увидел, что она отказывается смотреть на меня, ее глаза смотрели на дверь, будто она не могла дождаться, чтобы уйти. Не знаю почему, но меня это чертовски раздражало. Я дернул ее за задницу обратно на кровать рядом со мной. Она разочарованно выдохнула, и тут я заметил слезу, бегущую по ее щеке. Блядь. У меня перехватило горло. Я знал, что Мила не может заниматься случайным сексом. Я знал, и все равно взял ее.
— Давай, — сказала она. — Скажи мне, чтобы я перестала плакать, а потом отпусти меня.
Вместо этого я смахнул слезу большим пальцем. Влага обожгла мою кожу и усилила давление в груди, которое требовало, чтобы я поцеловал ее. Так я и сделал. Она вздохнула мне в рот, ее губы неуверенно прижались к моим.
Я отстранился, чтобы сказать:
— Я попрошу Юлию найти свечи.
Легкая улыбка тронула ее губы. Она решила, что я шучу. Когда я потянулся за телефоном на ночном столике, она запаниковала и схватила меня за руку.
— Правда, я в порядке, — сказала она, когда еще одна слеза скатилась по ее щекам.
Я вытер слезу.
— Malen'kaya lgunishka.[101]
Тогда я перекатил ее под себя и положил руки по обе стороны от ее головы. Прежде чем она успела возразить, ее взгляд остановился на моих плечах, на татуировке морской звезды на каждом из них. Я не мог ничего сделать, кроме как смотреть на нее, когда она коснулась кулона на своей подвеске.
Лунный свет любил ее.
Но не так сильно, как мои тени.
— Ti slishkom ideal'naya chto bi byt' nastoyashchey.[102](ты слишком идеальная чтобы быть настоящей)
Слова вырвались у меня сами собой, и когда она взглянула на меня из-под влажных ресниц, я прижал к ее уху перевод.