15 часов назад...
— Егорова! Принимай!
Я ввалился в кабинет заведующей без стука. И всё потому, что мои руки были заняты.
— Фу ты, напугал!
Вздрогнула Ирина и уставилась на коробку, которая была в моих руках.
— Место зачисти! — скомандовал я.
Коробка была не из лёгких. Да и спина у меня была не казённая.
— Что это? – на её лице читалось недоумение, но я не спешил открыть свои карты.
— Честно? — поинтересовался я и с этим вопросом водрузил тару на её стол.
— Соври ещё! – пригрозила жена.
— Отлично! Взятка!
Увидев её расширяющиеся глаза, я поспешил успокоить свою супругу:
— Пошутил. Благодарность от родственников.
— Не многовато? — она недоверчиво извлекла из коробки палку сервелата и, покрутив её в руках, сунула на место. После колбасы последовала головка сыра. После сыра — коробка трюфелей и баночка красной икры.
— Не-а, — гоготнул я, — заслужил.
— Я не пойму, Кривицкий. Ты самый голодный в отделении или ты просишь, чтобы тебе благодарности колбасой приносили? Никому столько еды не приносят в благодарность, сколько тебе. У тебя что, кодовое слово есть?
— Это ещё не всё, — не обращая внимание на подколку супруги, возвестил я, — там у народа ещё торт и фрукты.
— И кто это так тебя обласкал? Очередная пациентка? — Кривицкая выдала порцию ревности в мой адрес, но меня она ни коем образом не зацепила.
— Нет, ни пациентка. Дедок из шестой палаты. Помнишь, как ты мне его навязала?
Я напомнил заведующей, как ровно две недели назад на пятиминутке она всучила мне историю болезни Ивашкина Петра Абрамовича, 1935 года рождения и пригрозила, что я должен делать, всё что угодно, но чтобы об этом пациенте она больше ничего не слышала.
«Вот оно, моё еврейское счастье! Всё лучшее мне!», подумал я и тяжело вздохнул, зная о том, что от дедули открестились уже все коллеги, включая любящего пообщаться со зрелыми пациентами Олега Михалыча.
И сегодня «моё еврейское счастье» было выписано. И когда в ординаторской отделения появился его сын, глава какой-то крупной торговой сети, наш дружный коллективчик знатно заулюлюкал и буквально зааплодировал, увидев за спиной Ивашкина-младшего ящик с провиантом, который тащил его водитель.
Радовались, правда, они недолго. Он вызвал меня и, вручив продовольственный паёк лично в руки, чем ввел меня в дикое смущение и замешательство, обломил надежды на шаровые выпивку и закуску. Но, понимая, что я не могу заграбастать всё, я поделился по-братски, оставив в ординаторской шикарный торт и фрукты. Всё остальное я сгрёб в коробку и наглым образом уволок в кабинет Ирины Алексеевны.
— Конечно. Противный старикашка. Копия твоего покойного отца по характеру.
— Ир, не начинай.... Вот умеешь ты, мать, всё испортить. И как тебе это только удаётся?
Кривицкая, как обычно, ворчала на меня, но на этот раз ворчание было беззлобным и больше напоминало милые шуточки, отпущенные в мой адрес.
— Ладно, не обижайся, — в подтверждение моих догадок сказала она, — но я была права. Ты его укротил.
— Знала бы ты, чего мне это стоило! Сегодня я его выписал, и его родственники мне все это припёрли.
Я запустил руку в коробку, извлекая бутылочку отличного вискарика марки Jack Daniel's, и уже был готов вскрыть запечатанную пробку, как тут же услышал:
— Кривицкий! Твоя смена ещё не закончилась. И вообще с какой это радости?
— Ир, до конца смены осталось пять, — я взглянул на часы, — нет, уже четыре минуты.
— А если..., — договорить она не успела, в двери просунулась голова Куликова.
— Ирина Алексеевна, мне помощь нужна. Геннадий Ильич позарез нужен в операционной.
Я успел плюхнуться на стул и спрятать бутылочку между стулом и столом заведующей.
Посмотрев на моё скривившееся лицо и припомнив факт, что я на ногах уже почти сутки, потому что ночью меня дёрнули с экстренным вызовом, моё солнышко рявкнуло:
— Никакого Кривицкого вы не получите! Я ему не намерена двое суток подряд экстренные ставить. Меня экономисты убьют. Всё! Ищите, кого хотите!
Обернувшись к Куликову, я поинтересовался:
— А что там?
— Тебя вообще никто не спрашивает. Твоя смена закончена.
Заведующая попыталась навести порядок, призывая меня угомониться и показывая всем своим видом, что я ненормальный.
«Только что изображал, что никуда не хочу идти и тут же готов опять бежать», красноречиво показывали её взгляд и жесты.
Не обращая внимание на недовольства заведующей, Куликов поведал:
— Да парню там щёку насквозь пробило.
— Я сейчас подойду, — тут же отреагировал я.
И Куликов исчез так же внезапно, как и появился.
— Ир, я быстро, — я взглянул на супругу умоляющим взглядом.
И она, вздохнув, смиренно согласилась:
— Иди, что уж там. Не удивлюсь, если опять с благодарностью вернёшься.
— Ты меня только дождись. И без меня, Егорова, не вздумай начинать.
Я поцеловал её в висок и пулей вылетел из кабинета, чувствуя, что попадаю в цейтнот. Но острая нехватка времени не должна была нарушить мои планы на сегодняшний вечер, о которых моя драгоценная супруга ещё не знала.
Я действительно вышел из операционной быстро, как и обещал.
В послойном ушивании тканей не было ничего сверхъестественного. Подобное я проделывал сотни раз. Входящий канал был довольно большим, но он сужался на входе в ротовую полость. Парню крупно повезло. Стальной наконечник копья мог разворотить пол лица, и тогда бы мне пришлось провозиться гораздо дольше. Тогда бы все мои планы и затеи просто бы накрылись медным тазом. Точнее наконечником копья рыцарей средневековья, с которым забавлялись члены исторического клуба, восстанавливая какую-то очередную битву в подмосковном лесу.