Разрушители реальности

Библиотека Хогвартса погрузилась в тревожную тишину, нарушаемую лишь шепотом страниц старинных фолиантов, которые перелистывали себя сами, словно пытаясь сбежать от собственных секретов. Лунный свет, пробивавшийся через витражные окна, рисовал на стенах причудливые узоры, а портрет Ровены Рейвенкло в углу беспокойно перебирал свитки, словно предчувствуя бурю. 
Серафина сидела за столом, уткнувшись в письмо с фамильной печатью Гринграссов — кроваво-красный воск с оттиском змеи, сжимающей в пасти меч. Её пальцы дрожали, сминая пергамент так, что чернила расплывались, превращая угрозы отца в абстрактные кляксы. 

— «Ты опозорила наш Дом. Прекрати общаться с этим грязнокровным шутом, или мы сами приедем преподать урок…»
Она не услышала шагов, но сразу узнала его запах — порох и корица. Фред, прикинувшись тенью, подкрался сзади и выхватил письмо, прежде чем она успела среагировать. 
— Ну-ка, что тут у нас? — он развернул пергамент, и его шутливая улыбка исчезла, как дым. — «Приедем преподать урок»? Твой папаша угрожает, как второсортный злодей из сказок. 
— Верни! — Серафина вскочила, опрокинув чернильницу. Фиолетовые капли поползли по столу, складываясь в узор, напоминающий паучий след. 
Фред бросил письмо в жаровню, где огонь с жадностью поглотил слова. Пламя на миг окрасилось в зелёный, выплюнув пепел в форме змеи. 
— Отлично! Теперь ты свободна. Идём, я покажу, как мы с Джорджем превратили туалет для первокурсников в портал в Хогсмид. Там теперь вместо унитаза — портал, а рулон туалетной бумаги поёт гимн Гриффиндора! 
— Ты вообще слушаешь? — её голос сорвался, а глаза наполнились слезами, которые она отчаянно пыталась сдержать. — Меня могут исключить! Или… или они сделают хуже. Ты не знаешь, на что способны Гринграссы! 
Фред, вдруг ставший серьёзным, схватил её за руки, ощущая, как она дрожит. Его большие ладони закрыли её хрупкие пальцы, словно пытаясь удержать от падения. 
— И что? — он наклонился, чтобы поймать её взгляд. — Если они исключат тебя, мы откроем магазин. «Гринграсс & Уизли: разрушители реальности». Ты будешь варить зелья, я — придумывать, как их взрывать. А Джордж пусть продаёт это тупым слизеринцам втридорога. 
Она фыркнула сквозь слёзы, и Фред, не сдерживаясь, смахнул каплю с её ресниц. Его палец задержался на щеке, ощущая тепло, которое не могло скрыть ни её ярости, ни страха. 
— Ты… невозможный, — прошептала Серафина, но не отстранилась. 
— Это комплимент? — он ухмыльнулся, но в его глазах светилось что-то новое — не шутка, а обещание. 
Их прервал скрип двери. В библиотеку вошёл Пирс Сикериус, слизеринский староста, с лицом, словно высеченным из мрамора. Его холодный взгляд скользнул по их сплетённым рукам, и губы искривились в ядовитой ухмылке. 
— Гринграасс, — протянул он, растягивая фамилию, как оскорбление. — Отец прислал тебе… посылку. — Он бросил на стол маленькую чёрную шкатулку с тем же змеиным гербом. — Ой, мы помешали? 
Серафина задрожала, узнав шкатулку. В детстве отец запирал в ней её сову, когда она осмеливалась спорить с ним. Но, прежде чем страх успел парализовать, Фред шагнул вперёд, заслонив её собой. 
— Парень, ты выглядишь, как помесь мокрого котёнка и слизняка. Хочешь, я научу тебя улыбаться? У меня есть «Конфеты-клоуны» — гарантирую, твои зубы станут розовыми на неделю. 
Пирс побледнел, но Серафина внезапно вышла из-за спины Фреда. Её движения были резки, как удар кнута. Она схватила шкатулку, и та раскрылась, выпустив облако чёрного дыма. Из него вырвался призрачный образ её отца — высокого мужчины с глазами, как у змеи.

— Дочь, ты забыла своё место, — загремел голос, от которого задрожали книги на полках. — Прекрати это… 
Но Серафина не дала ему закончить. Рывком руки она швырнула шкатулку в жаровню, где та взорвалась огненным вихрем. Пламя на миг приняло форму феникса, осветив её лицо — яростное, прекрасное, непокорённое. 
— Нет, — сказала она, оборачиваясь к Пирсу, чья надменность наконец сменилась страхом. — Вы как раз вовремя.
И, прежде чем Фред успел понять, что происходит, она схватила его за воротник мантии и притянула к себе. Их губы встретились — жёстко, почти болезненно, как вызов всему, что пыталось их разлучить. Фред, ошарашенный, ответил с той же яростью, смешанной с нежностью, обвивая рукой её талию. 
Пирс, бормоча проклятия, ретировался, а книги вокруг зааплодировали, хлопая страницами. 
— Это… — Фред попытался отдышаться, когда она отстранилась. — Это новый способ сказать «спасибо»? 
— Нет, — Серафина вытерла губы тыльной стороной ладони, но её глаза смеялись. — Это способ сказать «заткнись». 
Она повернулась, чтобы уйти, но Фред поймал её за руку, разжал ладонь и вложил в неё крошечный кристалл — тот самый, что она подарила ему в тайной комнате. 
— Тогда держи. Если передумаешь… я всегда тут. 
Серафина сжала кристалл так, что он впился в кожу, оставляя след. В его глубине мелькнул отблеск нового, неизведанного чувства прежде, чем она исчезла за дверью. 
А Фред, оставшись среди шепчущих книг и пепла сожжённых угроз, вдруг осознал: её поцелуй пах не только гневом. В нём была горечь полыни и сладость шоколадных лягушек. Как их зелья — взрывоопасная смесь, которую невозможно контролировать. 
«Разрушители реальности», — усмехнулся он про себя, поправляя мантию. «Да мы уже начали.»
А в пепле жаровни, незаметно для всех, змеиный герб Гринграссов медленно превращался в абстрактный узор — два сплетённых сердца, объятых пламенем.
***
После поцелуя в библиотеке Серафина исчезла. Неделю Фред ловил лишь её силуэт в толпе. Но каждый раз она растворялась, словно мираж. Джордж, конечно, не упускал случая подколоть брата: 
— Может, она тебя заколдовала? Или кристалл из зеркала — это портал в её сознание? Дай-ка я проверю... 
— Отвали, — Фред швырнул в него «Леденец-лягушку», который взорвался розовой пыльцой, окрасив Джорджу нос в розовый, местами химозный цвет.
Но однажды ночью, когда Фред тайком пробирался в комнату за портретом пьяного монаха, он нашёл дверь приоткрытой. Внутри пахло жжёным сахаром и тревогой. Серафина сидела на полу, обхватив колени, а перед ней лежал разбитый кристалл — тот самый, что она ему подарила.

— Они знают, — прошептала она, не поднимая глаз. — Отец прислал сову. Если я не вернусь в семью до полнолуния, он... — её голос дрогнул, и Фред заметил, как дрожат её пальцы, сжимая обломки. 
Он присел рядом, аккуратно убрав осколки. 
— Он что, собирается превратить тебя в тыкву? Или прислать слизеринских гоблинов? 
— Ты не понимаешь! — она резко встала, и её тень на стене взметнулась, как разъярённый феникс. — Гринграссы не шутят. Они... они умеют стирать память. Переделывать людей. 
Фред поднялся, медленно приближаясь, как к дикому животному. 
— А ты умеешь взрывать их планы. Помнишь, как мы заставили зелье Снейпа спеть гимн Гриффиндора? Твои навыки — лучше любого щита. 
— Это не игра! — она отшатнулась, но он поймал её руку, ощущая под пальцами шрам — тонкую нить, пересекавшую запястье. Старый след. 
— Знаю, — его голос впервые звучал тихо, без привычной бравады. — Поэтому мы сделаем то, чего они не ждут. 
Он достал из кармана смятый пергамент — чертёж магазина с вывеской «Гринграсс & Уизли». На полях красовались каракули: «Отделы: 1) Зелья-пранкеры, 2) Артефакты для побега, 3) Шоколадные бомбы против скуки». 
Серафина застыла. Потом неожиданно рассмеялась — хрипло, с надрывом: 
— Ты... ты реально сумасшедший. 
— Зато ты со мной, — Фред ухмыльнулся. — А теперь идём. Джордж украл карту мародёров — сегодня идеальная ночь, чтобы подложить Снейпу наше «Зелье обратного проклятия». 
***
Но план рухнул у кабинета зельеварения. Слизни, которых они выпустили, вместо того чтобы прилипнуть к Снейпу, вдруг начали... танцевать. Под звуки невидимого оркестра они выписывали вальс по коридору, оставляя за собой радужные следы. 
— Ты сказала, добавить порошок лунного камня! — Фред спрятался за статуей тролля, пытаясь сдержать смех. 
— Я сказала — после сушёных жабр! — Серафина, прижавшись к нему спиной, пыталась вернуть слизней в пробирку. 
Внезапно из темноты выплыл силуэт в чёрном плаще. Снейп. Его глаза сверкнули яростью, но, прежде чем он успел произнести заклинание, Серафина резко дёрнула Фреда за рукав: 
— Бежим! 
Они мчались по коридорам, обгоняя собственный смех, пока не рухнули в потайную нишу за гобеленом с танцующими троллями. Серафина, задыхаясь, вытащила из кармана крошечный флакон: 
— На, выпей. «Эликсир невидимости»... пока сырой. 
— А если я превращусь в слизня? — Фред приподнял бровь, но уже глотнул.

Она не ответила. Её пальцы дрожали, поправляя воротник его мантии.
— Зачем ты это делаешь? — прошептала она. — Я ведь... я тебе ничего не обещала. 
Фред наклонился, так близко, что его дыхание смешалось с её: 
— Потому что ты — лучший хаос, который со мной случался. 
Их губы встретились снова — уже не в порыве гнева, а медленно, словно пытаясь найти общий ритм. Где-то вдали кричал Снейп, слизни продолжали танго, но здесь, в тесноте ниши, время остановилось. 
***
На рассвете их нашёл Джордж с обожжёнными бровями и чёрным ящиком в руках. 
— Поздравляю, вы только что устроили войну слизней в библиотеке! — он швырнул ящик на стол в тайной комнате. — Это пришло для «леди Гринграсс». 
Внутри лежало зеркало в змеиной оправе. Серафина побледнела: 
— Это... фамильный артефакт. Если разбить... 
— Давайте разобьём! — Фред схватил молоток.
— Нет! — она остановила его руку. — Они могут видеть через него. 
Джордж присвистнул: 
— Значит, папочка следит? Тогда время для плана Б. 
Он вытащил банку с жидким огнём — их последнее изобретение. Серафина, не колеблясь, плеснула эликсир на зеркало. Стекло завизжало, как живое, и растаяло, оставив после себя лишь едкий дым и несколько осколков.
— Теперь ты точно одна из нас, — Джордж торжественно вручил ей галстук Гриффиндора, перепачканный сажей. 
Завязав галстук, Серафина подошла к остаткам зеркала. Взяв маленький осколок, она махнула палочкой и превратила его в ещё один кристалл. Он отличался от того, что находился у неё. Тёмное стекло, с серебряным узором имело возможность передавать сообщения. Зачепив его за цепочку, она передала его Фреду.
- Пусть останется у тебя. Считай, это твой приз.
Фред обнял её за плечи, чувствуя, как её смех вибрирует у него в груди. Где-то за стенами Хогвартса зрела буря, но здесь, среди взрывающихся зелий и шёпота древних свитков, они писали свои правила. 
«Разрушители реальности» — подумала Серафина, ловя его взгляд. — Да, звучит правильно.
А на осколках фамильного зеркала, незаметно для всех, отражались уже не змеи, а две переплетённые рыжие пряди — гриффиндорская и слизеринская, спорящие, чей оттенок ярче.