14
Я уже был у дома. Я видел, что в её комнате горел свет.
*Наверное, лежит, плачет. Переживает за этого ублюдка.
Я направился к двери и специально громко её открыл и закрыл. В надежде, что она спуститься, чтобы разузнать про то, что я сделал с её отцом. Хотя я также понимал, что, смотря на то, сколько крови она потеряла, ей было явно не до этого.
Я вообще хотел броситься к ней в комнату с этими погнанной мазью и бинтом, чтобы перевязать ей там всё. Однако я принял решения поиграть в её игру. Я ничего не теряю от этого. Так и так она станет моей. Вопрос в том, насколько быстро это произойдёт. Пусть сама доверится мне и я её не подведу. Уже давно я не играл в чужие игры для того, чтобы сбавить их бдительность.
Я включил телевизор, ожидая, что Дженни постарается выведать всё, что можно, а сам пошел к ящикам, чтобы найти специальные пластыри для глубоких ран. Я бросил всё это в пакет и, на всякий случай, чтобы не вызывать подозрения, положил в пакет кучу разных других штук, включая таблетки.
Я опустился на диван и ждал её. Не мог сконцентрироваться ни на одном слове людей на экране. Думал, что если она спит, то вообще наплюю на всё и сам отработаю ей ту рану.
Я почти потерял надежду на то, что увижу её. Налил в стакан коньяк и протянул к губам, но так и не выпил. Задумался.
Я был готов вскочить с дивана и направиться к этой прекрасной девушке, пока прожигал тот самый пакет злым взглядом. Мне не нравилось всё это.... Но тут послышались тихие шаги. Я сразу обернулся, хотя уже давно, ещё в машине, решил, что не буду отводить взгляд от телевизора.
Она не замазала синяки на лице. И славно. Пусть будут напоминанием о том, какой ужас сотворил с ней этот чёртов ублюдок, её любимый папаша. Она также была очень бледна. Почти ка белый лист. Она как-то боязливо смотрела на меня. Я больше не мог молчать.
— Дженни, это я тебя разбудил? — я поставил на низкий стол тот стакан, не сделав ни одного глотка.
— Н-нет. Я просто не могла заснуть. Я... пришла молоко с мёдом выпить, — сладко и нежно, ласково и неуверенно говорила она и смотрела мне прямо в глаза. Я тут же сжал ладони в кулак, чтобы не кинуться к ней и не спустить её с лестницы сюда на своих руках. Ей, должно быть, тяжело в таком состоянии ходить. А как она поднимется?
— Ты бледная, — она тут же замерла. Её зрачки сузились. Она была немного напугана. Боялась, что мне известно о её ране. — Прости, что так напугал тебя в прошлый раз. Я, как и обещал, оставил его в живых, Дженни. И должен сказать, что это далось мне с большим трудом, — я не мог оторвать взгляд от её красивых глаз. Она была великолепна даже с этим большим синяком. Я пытался придавать своим словам более серьёзной тон, чтобы она была уверенна в том, что я совершенно не рад тому, что случилось с ней, и в том, что я больше не допущу чего-то подобного вновь. Однако она только сжалась сильнее. Я, кажется, переборщил. — Но я также предупреждаю, что если подобное произойдёт, хотя я более, чем уверен, что такого не будет, я не исполню твоё желание, а сделаю ровно так, как посчитаю нужным, — попытался я сделать голос менее строгим.
Она ничего не сказала, но лишь продолжила спускаться вниз по лестнице. Дженни прошла мимо меня той стороной лица, на которой и был синяк. Я снова сжал ладонь в кулак. И снова чертовски разозлился на её отца и на то, что она не говорит мне ничего про рану.
Я немного удивился тому, что с глубоким переживанием отношусь к её попытке наложить на себя руки. Обычно, когда это делают мои жертвы, это вызывает только гнев и раздражение в их сторону. Показывают мне их слабость. Я считал, что самоубийство и даже попытка совершить это, самый низкий поступок. В попытке свершить их дальнейшую судьбу в том случае, когда им не удалось себя убить, добавлялось новое чувство — ненависть.
Однако с этой лисой всё не так. Её попытка это сделать тоже вызывала гнев, раздражение и ненависть, но уже не в её сторону, а в сторону её отца и даже в свою. Я был крайне зол. Но точно не на неё....
— Дженни, — пытаясь сдержать свой пыл и не сказать что-то лишнее, злым тоном, я указал взглядом на место рядом с собой. Она всё поняла и села рядом. Снова её прекрасный запах, — видишь тот пакетик на столе? — я посмотрел на тот пакет. Она проследила за движением моих глаз. — Там мазь, бинты и ещё какие-то медицинские штуки. Не важно. Мазь хорошая, чуть ли не волшебная. Она быстро заживляет глубокие раны, — я замолчал. Специально сказал про глубокие раны. Это девушка вновь замерла в страхе. Снова переживает по поводу пореза на запястье. — А с твоими синяками тогда на раз два справится, — она облегченно выдохнула. Сделала это осторожно, но я заметил.
— Спасибо, Тэхён, — сладко сказала она, а я почти растаял. Она поднялась с дивана.
— Это всё? — спросил я и сам не понял зачем. Чего я ещё хотел? Чтобы она кинулась в мои объятия с горькими слезами, которые я обычно ненавижу, презираю у других, и рассказала мне всё, умоляла убить своего отца, отомстить за неё? Да. Этого я бы хотел. И да — я бы это сделал. Сделал бы всё, о чём она меня попросит. Но пока рано. Я заставлю её мне всё рассказать.
Единственным человеком, кому она будет жаловаться на проблемы и плакаться в грудь из-за них, как в тот вечер в машине, буду я. Только я.
Она застыла, размыто смотря мне в глаза. Села обратно. Я со скрытым интересом наблюдал за ней. Её красивое личико приближалось к моему. Я был готов потянуться к ней навстречу, однако от меня не убежало её обреченное выражение лица. Будто она не целоваться лезет, а идёт на смертную казнь. Желание поддаться этому искушению моментально улетучилось. Зато появилось новое — заставить её почувствовать неловкость. Смущение...
— Что ты делаешь, Дженни? Снова твои трюки по соблазнению? — с улыбкой спросил я.
Она тут же покраснела и быстро отодвинулась от моего лица. Это меня позабавило в полной мере.
— Я так-то не против, Дженни.... Но то, с каким обреченным лицом ты это делаешь, заставляет чувствовать себя последней сволочью. А, делая даже самые отвратительные дела, я себя так не чувствую. Мне не нравится это. Тебе стоит больше тренироваться.
В её глазах блеснул огонек гнева. Она явно разозлилась и поднялась со своего места. Всё ещё красная, но уже от злости Дженни метнулась к кухонному столу. Это было слишком быстро для её нынешнего состояния. Она схватила пакет, пока я проклинал себя за то, что оставил его так далеко, и теперь она вынуждена так долго и быстро за ним идти. Остановилась напротив меня, под восклицание ведущего, и выпалила:
— Простите, что не правильно растолковала ваше «Это всё?» и что посмела осквернить Вас своей попыткой проявления неправильной благодарности в виде поцелуя. Также прошу заметить, что вы упрекаете меня в ужасной попытке вас соблазнить, говоря, что мне следует больше тренироваться, однако не даёте этой тренировке свершиться. Говорите совершенно разные, противоречащие вещи. Я что попала в книгу «Преступление и наказание» и вынуждена терпеть это ваше раздвоение личности или что?!
За спиной послышался яркий громкий смех множества людей. Это снова позабавило меня, убирая всю злость. Всё действительно выглядело так, что смеялись именно над ней. Именно над её «шуткой».
— Ничего глупее и смешнее не слышал! Вам минус три очка, Джек! — сказал голос ведущего под продолжающийся смех участников и зрителей. Я на него жутко разозлился. Да. На ведущего телепередачи, чьи слова никак не были связанны с моей женой. Я был на грани найти его и набить морду ему.
Она вся покраснела. Снова. Чтобы не смущать её сильнее, хотя она мне дико нравилась в этот момент, я решил выключить звук на телевизоре.
— Не хотел, чтобы мы с тобой были в этой книге, Дженни, — ухмыльнулся я. — Единственная девушка, способная быть настолько близко к Раскольникову, была Соня — отчаявшейся проститутка. Так что, не переживайте. Мы точно не в книге, Дженни Ким, — я включил звук, собираясь отпустить её, ведь она была очень бледной. Но я снова взглянул на неё. И выключил звук вновь. — Вам стоит отдохнуть. У меня нет желания принимать вашу благодарность в таком ключе, да и против вашей воли. И я не собираюсь целоваться с трупом, пусть и с прекрасной наружностью, — снова включил звук и увеличил громкость.
Она направилась к себе в комнату с пакетом. Теперь её движения не были такими быстрыми. Я начал переживать. Внимательно следил за тем, как она поднялась по лестнице и скрылась за стеной.
На телефон пришло уведомление. Оно было от Марка. При этом, было отправлено через наше специальное приложение, доступ к которому никто, кроме меня и моих людей, не имел:
Марк: Господин Ким, мы всё сделали. Кристофер уже воет от нарастающей боли. Мистер Чон рядом, следит за его состоянием. Немного подшил рану, чтобы крови не было слишком много.
Снизу он приложил фото этого голого ублюдка.
Марк: Есть ещё какие-то поручения?
Я: Да. Если есть вероятность того, что он умрёт от потери крови, то поросли Чонгука зашить рану полностью. Без анестезии. И оденьте его в какие-нибудь тряпки, что откопаете на этой развалюхе.
Марк: Мистер Чон сказал, что рана защита идеально для того, чтобы он точно не умер, но если прикажете, то зашьет полностью.
Я: Не стоит. Оденьте его в какие-нибудь тряпки, что найдёте тут. Засуньте Кристофера в его же машину, предварительно повредив её. Сделайте так, чтобы всё было похоже на очень несчастный случай на дороге. Можете изувечить так, как понадобиться для аварии. Самое главное, чтобы был жив.
Марк: Конечно, Господин Ким. С теми парнями уже разобрались. Их в болото?
Я: Разберитесь и с этим сами. Я не хочу на них тратить свое время. И было без следов.
Марк: Конечно. Не переживайте. Доброй ночи, Господин Ким.
Спустя минут десять я поднялся наверх. Я уже говорил ей, что это наша спальня или нет?
Не важно. Я зашёл в комнату. Дженни сидела на полу, положив голову на край кровати. Её лицо, с жирным слоем мази, уже было более живое, чем раньше.
Кажется, сил подняться в кровать ей не хватило. Пришлось самостоятельно класть её в постель. Она даже не проснулась. Тело явно было в ужасном, чуть ли не а смертельном, состоянии.
Я лишь укрыл её и вышел из комнаты. Ей явно не до того, чтобы просыпаться наутро со мной в одной кровати. Я решил уйти к себя, злясь на Кристофера с новой силой.
😈🦦Помнишь ведь?🦦😈
💘София💘