Реакция.
В кратце как персонаж с братом Т/и познакомился (Заказ).
Предистория: персонаж решил прийти в гости к Т/и сюрпризом, но когда он пришел к ней домой услышал хриплый, басистый мужской голос, и решив, что Т/и ему изменяет поперся выяснять отношения. когда персонаж зашел в комнату откуда доносился голос, то увидел громадного, накаченного, лысого мужика, лет так 35 который рассказывал Т/и про свою службу и всякие военные действия. но заметив присутствие чужого человека в доме вытянулся во весь рост и посмотрел на персонажа со словами какого хера он делает в доме его младшей сестры.
Майки
Тишина в комнате становится гнетущей, как перед грозой. В воздухе будто повисло напряжение, которое можно потрогать пальцами.
Ты стоишь между двумя мужчинами, чувствуя, как атмосфера становится не просто густой — свинцовой. Брат смотрит на твоего гостя, как будто секунду назад не рассказывал про Афган и не улыбался, вспоминая армию. Он резко вытягивается во весь рост и его голос звучит, как выстрел:
— Какого хера ты делаешь в доме моей младшей сестры?
Майки молчит. Секунду. Две. На его лице не дрогнул ни один мускул. Но ты-то знаешь, за этой маской — бешеная реакция. Он не любит чувствовать себя дураком, а именно так себя сейчас и ощущает.
Его взгляд лениво скользит по брату, останавливается на его руках — вены, как канаты, и тату, говорящие больше, чем слова.
— А ты кто такой вообще? — наконец говорит Майки, в его голосе нет страха, только... хищное спокойствие.
Он делает шаг вперёд. Пренебрежительно, будто проверяет территорию. Потом резко поворачивается к тебе, глаза холодные:
— Это твой... мужик? Или я что-то не понял?
Ты открываешь рот, чтобы что-то сказать, но он уже повернулся обратно к брату. Усмешка медленно растягивает его губы, совсем не весёлая. Он не уйдёт просто так. Не сейчас.
Кенчин
Он шёл к тебе домой налегке, с сумкой в руке и намерением просто увидеть твою реакцию на внезапный визит. А теперь стоит в дверях, не в силах понять, это сон или худший розыгрыш в его жизни.
Тебе кажется, что ты слышишь, как у него в голове клацает рубильник "контроль/бешенство". Ты даже не успеваешь что-то сказать, как Дракен уже делает шаг вперёд, его взгляд — острый, как лезвие.
— Ты кто такой вообще? — его голос тяжёлый, низкий, будто он сам сдерживает в себе дракона, рвущегося наружу.
Брат медленно поворачивает голову, не теряя военной выправки. В глазах — стальной прицел.
— А ты кто, чтоб заходить без стука? —
— Я тот, кто хотел увидеть свою девушку, — резко отвечает Кен. — А услышал какого-то мужика в её комнате.
Ты пытаешься вставить хоть слово, но их взгляды уже сцепились, как в бою.
Кен делает шаг ближе, его плечи напряжены, как перед дракой. Но он не дурак. Он не полезет первым.
Он тебя слишком любит для этого.
— Если ты её брат — ясно, — говорит он, уже тише. — Но в следующий раз, может, не надо говорить так, будто я вломился в логово мафии?
Брат морщится, потом хмыкает. Кажется, до него тоже начало доходить.
Баджи
Он всегда был резким. Импульсивным. Таким, что сначала врежет — потом спросит, зачем. Вот и сейчас, услышав чужой мужской голос у тебя дома, он просто взлетел по лестнице.
Ты не успела даже встать, как дверь в комнату распахнулась — и Баджи уже влетел внутрь, весь в злости, огне и бешенстве.
— Ты что, издеваешься?! — срывается он, даже не заметив сначала, с кем разговаривает.
А потом видит.
Мужика. Высокого, накаченного, будто вышел из военного плаката. Лысый. Глаза — как у берсерка на грани.
— Ты кто такой, мать твою... — начинает Баджи, но тут тот отвечает:
— Я её брат. Служил в спецназе. А ты кто такой, чтоб без спроса в мой дом заходить?
И тут Баджи... смеётся. Сначала нервно, потом громче. Настолько не в тему, что ты вздрагиваешь. Он будто не знает, плакать ему или ржать.
— Брат? Да ты прикалываешься! Я думал, она мне изменяет, а тут, блин, Рэмбо с семейным альбомом.
Он опускает руки, отходит к стене и прикрывает глаза рукой. Потом смотрит на тебя, усмехаясь:
— А предупредить, что у тебя брат — киллер, ты не подумала, да?
Чифую
Ты слышишь, как входная дверь скрипит — Чифую решил сделать тебе сюрприз. Обычно ты бы улыбнулась, но сейчас твой брат как раз рассказывает тебе, как «чистил здания в ночи под обстрелом», и голос у него такой... что любой незнакомец может решить всё, что угодно.
Ты не успеваешь даже подняться с дивана, как в дверях появляется он.
Чифую замирает. Плечи чуть поднимаются — будто на вдохе он застрял в моменте, не понимая, что происходит.
Он смотрит на тебя. Потом на огромного мужчину рядом с тобой. Потом снова на тебя.
— ...Что?.. — выдавливает он, и голос его звучит как у человека, который уже всё додумал себе в голове и не хочет слышать опровержения. — Кто это?..
— Эм, это мой брат... — говоришь ты, но он уже повернулся к мужчине.
И вот тут брат встаёт. Медленно, будто его рост прибавляется с каждым сантиметром. Выправка — как у скалы. Голос — как из-под земли:
— Ты кто такой и какого чёрта делаешь в доме моей сестры?
Чифую бледнеет. Нет, он не испугался — просто его мозг перегружен. Он не ожидал, что твоим братом окажется натуральный финальный босс Call of Duty.
Он почти шепчет:
— ...Я просто... хотел тебе чай купить. С новым вкусом...
И делает полшага назад, будто готовится к побегу, если вдруг брат решит не уточнять, а бить.
Но потом встречается взглядом с тобой. В его глазах мелькает обида, страх, недоверие, а потом... неловкая, очень честная улыбка:
— Могла бы предупредить, что у тебя брат с лицензией на запугивание.
Казутора
Он приходит к тебе налегке — с распущенными волосами, в своём обычном лёгком хаосе. Но когда слышит мужской голос в твоей квартире — бас, хрип, что-то очень угрожающее — его выражение меняется мгновенно.
Паника? Нет. Ярость.
Ты не успеваешь сказать и слова, как дверь резко распахивается — и Казутора уже стоит в проёме, глаза бешеные, как в тот день, когда он полез на чужого брата в 14.
— Ты с ума сошла?! Кто этот тип?! — почти кричит он, не замечая, что в комнате просто идёт разговор.
Брат медленно разворачивается и встаёт. Разворот плеч, взгляд сверху вниз. Всё в нём говорит: «Я привык к войне. Ты — шутка».
— Я её брат, — говорит он, будто молотком по наковальне. — А ты кто, чтобы орать тут, как в дурке?
Казутора улыбается. Не от радости — от напряжения. Эта его опасная, граничащая с безумием ухмылка.
— Брат, да? А что ты делаешь у неё дома, а? И почему, мать твою, я слышал твой голос, а не её?
Ты бросаешься между ними, пытаясь предотвратить драку, потому что в глазах Казуторы уже плещется разрушение.
Но он не бьёт. Он просто отступает, тяжело дыша, всё ещё напряжённый, как пружина. Говорит тебе:
— Если я не знал про него... это значит, ты мне не до конца доверяешь. Да?
И уходит, не дожидаясь ответа. Потому что для него это не просто брат. Это — сигнал тревоги.
Хакай
Ты слышишь, как он стучит — потому что Хокай всегда слишком вежлив, чтобы врываться. Но, похоже, ты не услышала, и он сам открывает дверь.
Проходит в коридор... и замирает.
Ты говоришь с братом. О его службе. О том, как он вытаскивал сослуживца под огнём.
И вдруг позади доносится сдержанное, но тяжёлое:
— ...Кто это?
Ты оборачиваешься. Хокай стоит, как вкопанный. В его глазах — не гнев. Скорее, спокойная тревога, очень тихая, но глубокая.
Он смотрит на тебя, потом на брата.
— Я её брат, — говорит тот, вставая. Массивный, будто стена в форме человека. — Ты кто такой?
Хокай не отвечает сразу. Он делает кивок — вежливый, сдержанный.
— Хокай Шиба. Я пришёл... просто навестить её.
Между ними повисает пауза. Потом брат прищуривается, оценивая, как будто на допросе.
— А чего ты такой... скромный?
Хокай чуть смущается, но не теряет достоинства. Он — не боец, не драчуны из банды. Он воспитан по-другому.
— Потому что я уважаю твою сестру. И её дом. Я не обязан здесь шуметь, чтобы доказать свои намерения.
Ты видишь, как брат медленно кивает. Он оценил.
И ты чувствуешь, как внутри тебя нарастает тепло — потому что Хокай, даже под давлением, остался самим собой.
Мицуя
Ты знала, что Мицуя захочет удивить тебя. Он всегда приносит с собой тепло — спокойное, светлое, домашнее. Вот и сейчас он тихо открывает дверь, в руке — небольшой букет, пахнущий чем-то сладким и осенним.
Но вместо твоего радостного "ты чего тут делаешь?" — он слышит басистый мужской голос, будто из фильма про войну. О том, как кто-то под миномётным огнём вытащил раненого товарища.
Мицуя напрягается.
Сердце замедляется, взгляд становится внимательнее.
Он не врывается — нет. Он осторожно проходит вглубь квартиры и оказывается у порога комнаты, где сидишь ты и твой брат.
— ...О, — только и говорит он. Очень тихо.
Твоя голова резко поворачивается, а брат поднимается, как гора.
— Ты кто такой и почему лезешь в дом моей младшей сестры без спроса?
Мицуя не вздрагивает.
Он ровно кладёт букет на тумбочку у двери и спокойно, почти буднично, отвечает:
— Я Мицуя. Пришёл к ней в гости. Хотел порадовать, но, похоже, выбрал не лучшее время.
Брат морщится, напрягая скулы, будто оценивает, тестирует.
Мицуя смотрит прямо в глаза. Улыбка мягкая, но в глазах — сталь.
— Я уважаю её. И её семью тоже научусь уважать. Даже если семья... внушительная.
Ты смотришь на него с лёгким удивлением. В его голосе нет вызова — только зрелость. И даже брат, похоже, это замечает: не расслабляется, но слегка отступает назад.
А Мицуя просто берёт тебя за руку. Молча. Говоря этим всё.
Ханма
Громкий, шумный, непредсказуемый. Ханма не умеет делать «спокойно».
Он решил зайти внезапно — как всегда.
Знал, что ты дома. Не знал, что у тебя в гостях брат, который выглядит так, будто каждое утро делает сто подтягиваний и убивает взглядом.
Ты сидишь на полу, брат рассказывает про то, как «мочили в Сирии крыс», когда в коридоре с грохотом открывается дверь.
— Йооо~! А кто тут по мне скучал?! — тянет знакомый голос. — У меня в кармане чипсы и липкий мармелад, я—
Он останавливается в дверях.
Пауза.
Долгая.
Брат медленно поднимается, будто собирается идти в атаку.
— Ты кто, клоун, мать твою такой?
Ханма... улыбается.
Широко. Опасно. Безумно.
— О, так это тот самый брат, да? Ха, ты прям как из фильмов про наёмников, только без пулемёта на плече. Уважуха, уважаемый родственник.
Он засовывает руки в карманы, походка расслабленная. Смотрит на брата с искренним интересом, как на хищника в зоопарке.
— Расслабься, мэн. Я тут по любви. Не врываюсь, не вторгаюсь, просто соскучился.
Ты уже не знаешь, кого тебе успокаивать первым — брата, который явно готов сдвинуть челюсть Ханме, или самого Шууджи, который выглядит так, будто ему только подлить адреналина.
Брат приближается и рычит:
— Уходи. И не возвращайся.
Ханма ухмыляется:
— Ага. А ты мне скажи, когда ты последний раз стрелял. Может, постреляем как-нибудь вместе. Понравишься — подружимся. Нет — ну, будем как Капоне и налоговая.
Ты хватаешь его за руку и выталкиваешь в коридор, шипя "Шууджи, уйдёшь сейчас же, иначе мне могилу копать будут".
А он только ржёт.
— Какой классный дядька! Обожаю твою семейку!
Инуи
Он появляется почти бесшумно — как всегда.
Без громких слов, без особого пафоса. Просто хотел увидеть тебя, подарить тебе плейлист, который собрал под твой вкус.
Но, подойдя к двери, замирает.
Он слышит голос. Мужской. Басистый, тяжёлый, спокойный, но с оттенком чего-то жестокого.
Слова — о крови, боевых операциях, потере товарищей.
Инуи не торопится заходить.
Он стоит у двери, в полумраке, слушая. И только потом медленно входит.
Ты видишь, как он появляется в проёме, глаза — чуть расширены.
Ты встаёшь, чтобы что-то сказать, но твой брат уже вскакивает.
— Ты кто такой?
Инуи не двигается. Не прячется, не наступает. Он просто... стоит. Как камень. Как тень от чего-то большого и тяжёлого.
— Инуи, — говорит он, тихо. — Я пришёл к ней. Не знал, что вы дома.
Брат делает шаг. Инуи не сдвигается.
Он не провоцирует, но и не отступает. Говорит:
— Я не угроза. Если вы её защищаете — я понимаю. Но и я не из тех, кто причинит ей боль.
Ты видишь, как брат замирает. Он, кажется, оценивает Инуи не по словам, а по тому, как тот стоит. С какой честностью говорит. С каким взглядом смотрит.
— Ты из банды?
— Бывший. Я несу за это ответственность. И никогда не позволю, чтобы из-за меня пострадала она.
Ты впервые слышишь, как брат молчит. Долго. Потом лишь коротко:
— Ладно. Глаз с тебя не спущу.
Инуи кивает. Не из страха. Из уважения.
А потом смотрит на тебя — и ты впервые за всё это время чувствуешь спокойствие.
Ран
Ран заходит, как всегда, тихо, как змея, с мягким скользящим шагом. Он не стучит — это не в его стиле.
Он заходит в квартиру и замирает.
Голос, который он слышит из комнаты, не оставляет места для сомнений: взрослый, грубый, слишком близкий. Слишком спокойный для "просто знакомого".
Он втягивает воздух, в глазах появляется холодный свет.
Ран уже всё решил.
Он открывает дверь резко — не врывается, но эффектно.
Ты вздрагиваешь. Брат перестаёт говорить.
Ран медленно осматривает мужчину. Лицо не меняется, но во взгляде появляется напряжение.
— Вот оно как, — говорит он, глядя тебе в глаза. — Значит, у тебя... такие вкусы?
Ты резко встаёшь, но брат уже двинулся вперёд.
— Ты кто? — вопрос звучит жёстко, как приказ.
Ран моргает медленно, как будто его это всё... забавляет.
— Слушай, не знаю, кто ты такой, но меня раздражает, что ты разговариваешь со мной как с новобранцем.
Брат приближается. Взгляд хищный.
Ран всё так же спокойно:
— Если ты кто-то важный для неё, могли бы и предупредить. А то я чуть не перерезал кого-нибудь на эмоциях.
Ты влетаешь между ними:
— Он мой брат! Бывший спецназ.
Ран фыркнул, убирая волосы за ухо.
— А я думал, "любовник-ветеран". Уже хотел подарки детям придумывать.
Брат смотрит на него ещё пару секунд. Потом медленно отворачивается:
— Этот... скользкий. Но с яйцами.
Ран поворачивается к тебе, подмигивает:
— Видишь? Меня даже генералы одобряют.
Риндо
Ты слышишь, как дверь открывается. Риндо, вероятно, зашёл с пивом или новой ерундой из супермаркета — он так делает, когда хочет провести с тобой вечер.
Он не шумит, но голос, доносящийся из комнаты, останавливает его на полпути.
Ты видишь, как он появляется в дверях.
Глаза расширены. Лицо — каменное. Он смотрит на брата, потом на тебя. Щёки чуть дрогнули, как будто он сейчас либо врежет, либо развернётся и уйдёт навсегда.
— ...Серьёзно?.. — сипит он. — Кто этот хрен?
— Это мой брат, — говоришь ты, поднимаясь.
Но уже поздно. Брат поднимается.
Медленно. Плавно. Давяще.
— И ты кто, чтобы вот так вваливаться к моей сестре?
Риндо дергается. Его язык уже почти сформулировал "а тебе-то какое дело", но он вдруг... замирает.
Он никогда не видел, чтобы кто-то излучал такую угрозу без оружия. И на секунду он понимает: он не в своей стихии.
Но и не показывает страх.
Он просто встаёт ровнее. Говорит негромко:
— Я... просто хотел увидеть её.
И, спустя паузу, хрипло добавляет:
— Не знал, что ты брат. Извини за тон.
Ты удивляешься. Потому что Риндо никогда не извиняется.
Но он видит перед собой человека, который может закопать его и не запыхаться. А ещё — брата девушки, которую он уважает.
Брат не двигается. Потом тихо хмыкает:
— Этот хотя бы не дурак. Ладно.
Риндо кивает тебе:
— Я потом зайду. Когда не будет гостей в стиле "Командир ВДВ".
И исчезает, как пришёл — почти бесшумно.
Санзу
Ты не слышишь, как он зашёл. Он не тот, кто предупредит. Не тот, кто звонит.
Он приходит неожиданно — с полупустыми глазами, в перекошенной улыбке и с маниакальным желанием убедиться, что ты принадлежишь только ему.
Но в этот раз всё иначе.
Он слышит голос.
Хриплый. Мужской. Рассказ про войну.
И всё внутри Сандзю щёлкает. Мгновенно.
Он не думает.
Он врывается.
Ты подскакиваешь на месте, а брат медленно встаёт. Оценивает.
— Ты кто такой? — рычит он, будто уже прицелился.
Санзу на секунду замирает.
На его лице — ни грамма испуга. Только ухмылка.
Пугающая. Та, от которой у других мурашки по позвоночнику. Он немного наклоняет голову:
— А ты кто? Новенький любовник, да? Или просто голос за кадром, который решил мою девушку поучить жизни?
Ты кидаешься вперёд, хватаетшь его за руку.
— Это мой брат, Санзу! Брат! Военный!
Санзу резко выпрямляется. Переводит взгляд на тебя... и начинает смеяться. Громко, хрипло, безумно.
— А я уже думал, у нас сейчас будет труп в гостиной. Хорошо, что ты вовремя объяснила.
Брат не смеётся. Он смотрит на Санзу, как на потенциальную угрозу. Санзу — на него, как на забавную декорацию.
Потом шепчет тебе на ухо, склонившись:
— У тебя интересная семья, крошка. Прямо спецназ-саппорт. Надо будет с ним выпить. Или... не знаю, посмотреть, кто дольше выдержит смотреть в глаза.
Изана
Ты сидишь, слушаешь брата. Он рассказывает про Чечню, про друзей, которых не стало. Голос его глухой, сдавленный. Но ты — рядом. И только собираешься спросить, не хочет ли он чаю — как слышишь, как распахивается дверь.
Изана.
Он всегда входит так, будто мир ему должен объяснения.
Смотрит.
Замирает.
Ты впервые видишь, как он кажется... растерянным.
Мужчина рядом с тобой — высокий, массивный. И на тебя смотрит слишком внимательно.
— Кто это? — сухо, тихо, как перед бурей.
— Это мой брат, Изана. Брат.
Но брат уже стоит, выпрямившись в полный рост, лицо каменное.
— А ты кто, чтобы врываться сюда?
Изана напрягается. Внутри у него всё сжимается, но лицо не дрогнуло. Только глаза становятся чуть темнее.
Он не отвечает сразу. Просто смотрит в глаза мужчине, не моргая.
— Курокава Изана, — говорит спокойно. — И я не люблю, когда мне бросают вызов на чужой территории.
Ты стоишь между ними. Изана хмурится.
— Тебе, похоже, весело, да? Пугаешь девчонку своими байками про войны?
Брат молчит.
Изана делает шаг назад. Взгляд всё такой же холодный, почти пустой.
— Я не привык делить пространство с мужчинами, которые выглядят, как моя тень из прошлого. Ты могла предупредить.
Ты тихо берёшь его за руку. Он сжимает твою ладонь.
— Если он брат — ладно. Но пусть смотрит на меня осторожно. У меня... плохие реакции на агрессию.
Шиничиро
Он хотел устроить сюрприз. Просто прийти, обнять, поболтать, возможно — остаться на ужин. Он держит в руках коробку с твоим любимым пирогом.
А потом слышит голос. Мужской. Тяжёлый. Слова — про фронт, выстрелы, госпиталь.
Ты не успеваешь и шаг сделать, как Шиничиро заходит в комнату.
Ты вздрагиваешь. Он — нет.
Он смотрит на твоего брата. Секунду. Две. Потом очень спокойно:
— ...Это кто?
— Брат, — говоришь ты. — Он приехал неожиданно.
Брат встаёт. И напряжение в комнате становится осязаемым.
— А ты кто?
Шиничиро кивает.
— Я Шиничиро Сано. Просто зашёл. Не знал, что ты в гостях.
Он говорит медленно. Голос мягкий, но твёрдый.
Он не из тех, кто лезет в драку. Он — старший брат, он сам умеет защищать. Но сейчас он в чужой роли — перед старшим братом тебя.
И он... уважает это.
— Прости, если вошёл не к месту, — спокойно добавляет он. — Просто волновался. Услышал мужской голос, не разобрался.
Брат долго смотрит на него. Потом коротко кивает:
— Спокойный. Не рвётся в герои. Уже лучше, чем большинство.
Шиничиро вздыхает и улыбается тебе:
— Пирог не помял. Это уже победа.
Вакаса
Он приходит тихо. Почти беззвучно.
Никаких шагов, громких слов. Он — как вода в сосуде: подстраивается, но всегда собой.
Он открывает дверь, и первое, что слышит — чужой голос. Мужской.
Жёсткий. Как будто тот, кто говорит, не привык к жизни без угроз.
Он не заходит сразу.
Он просто слушает. Пять секунд. Десять. Потом входит.
Ты поднимаешь взгляд — и сразу видишь, как он напрягся. Тонко. Почти незаметно. Но его плечи чуть сдвинулись, подбородок стал твёрже.
— Кто это?
— Мой брат.
Брат встаёт. Полный рост. Плечи как два бетонных блока.
— А ты кто?
Вака не улыбается. Не хамит. Он просто дышит.
И ты понимаешь: он оценил опасность за секунду. И решил: драться бессмысленно. Но сдаться — ещё глупее.
— Вакаса Имауши, — спокойно говорит он. — Не хотел врываться. Просто зашёл. Не знал, что ты здесь.
Брат щурится. Говорит медленно:
— Похож на того, кто держит нож в кармане, но не достаёт, пока не надо.
Вака усмехается.
— Почти угадал. Но я предпочитаю слова. Пока это возможно.
Ты выдыхаешь. Напряжение спадает не сразу.
Но потом брат кивает тебе — мол, живёт. Терпи.
А Вака, проходя мимо, тихо шепчет:
— Брат у тебя — зверь. Но я видел хуже. Намёк понял.