Назвала другим именем.
Майки
Ты стоишь рядом с ним, что-то рассказываешь и случайно, совершенно машинально, произносишь:
— ...Такамичи, а ты...
Ты сразу замираешь. Понимаешь, кого назвала. Воздух становится плотнее. Майки тоже замолкает. Он смотрит на тебя спокойно, даже слишком спокойно.
Он не делает резких движений. Просто произносит тихо, почти бесцветно:
— Не тот человек.
Ты открываешь рот, чтобы извиниться, объяснить, но он поднимает руку, останавливая.
— Не нужно. Бывает.
Он отворачивается, смотрит куда-то в сторону. Его взгляд уходит вдаль, в те места, о которых он обычно молчит. В уголках его глаз на секунду мелькает что-то, похожее на усталость. Или одиночество.
— Надеюсь, ты не ждёшь, что я буду как он.
Он не обиделся. Но ты чувствуешь — эта ошибка задела его. Глубоко, тихо, в самую сердцевину.
Кенчин
Вы разговариваете. Тёплый вечер, вроде ничего напряжённого. Ты что-то вспоминаешь, смеёшься и вдруг произносишь:
— ...Шин, а помнишь...
Ты замолкаешь на полуслове. Сердце опускается в пятки. Он не Шин. Ты знаешь это.
Дракен молча смотрит на тебя. Не моргает. Не меняет выражения лица. Только чуть сжимает челюсть.
— Кто такой Шин? — голос его спокойный, но в нём чувствуется контроль. Он не позволяет себе эмоций, хотя внутри они точно есть.
Ты быстро пытаешься объяснить, извиняешься. Он слушает, не перебивает. А потом говорит:
— Понял.
Он разворачивается, уходит на пару шагов, чтобы перевести дух. Возвращается спустя минуту — как ни в чём не бывало.
— В следующий раз зови правильно. Я не для того рядом, чтобы быть чьей-то тенью.
Он не обижается в открытую. Но ты ощущаешь, что доверие дало тонкую трещину. Небольшую. Но ощутимую.
Баджи
Ты стоишь с ним у байка, болтаете о какой-то ерунде. Ты улыбаешься и говоришь:
— Казуто, ну подожди...
Ты сразу осекаешься. Брови Баджи поднимаются. Он медленно поворачивает к тебе голову.
— ...Чё ты сейчас сказала?
Он смотрит прямо, пронзительно. Не злой. Просто удивлён. За этим — эмоция, которую он не ожидал испытать.
Ты начинаешь говорить, но он тебя перебивает, голос хриплый:
— Казуто?.. Серьёзно?
Он на пару секунд молчит, а потом неожиданно усмехается.
— Ну... ладно. Видимо, мне надо с ним познакомиться. Раз я похож.
Он говорит это легко. Но глаза не смеются.
Он смотрит на тебя ещё пару секунд и, прежде чем уйти, добавляет:
— Только помни: я — это я. Больше никого не будет.
Он уходит, махая рукой, как обычно. Но ты знаешь: он запомнил. И он не забыл.
Чифую
Вы сидите рядом на лавке. Вечер, всё тихо, спокойный разговор. И вдруг ты оборачиваешься к нему, улыбаясь:
— Так вот, Баджи, а ты...
Ты сразу замолкаешь. Понимаешь, что сказала. Его имя — другое. Это не Баджи.
Чифую замирает. Не двигается, не смотрит на тебя сразу. Несколько секунд — тишина, почти давящая.
Потом он тихо выдыхает и улыбается. Слишком натянуто.
— Понял. Ничего.
Он откидывается на спинку лавки, смотрит в небо. Голос чуть хриплый:
— Иногда я тоже его слышу. В голове. И думаю, как бы он отреагировал на... всё это.
Он не злится. Но тебе больно от того, что за его улыбкой скрывается та же пустота, которую ты случайно тронула.
— Но всё-таки я — Чифую. Не он. И мне важно, чтобы ты помнила об этом.
Казутора
Ты резко оборачиваешься, возбуждённо что-то рассказывая:
— Майки, ну ты же сам...
Ты останавливаешься. Внутри — холодок. Он — не Майки. И ты это знаешь. Но имя уже прозвучало.
Казутора смотрит на тебя с лёгкой усмешкой. Его глаза напряжённые, как будто ты включила что-то, что он давно держал под замком.
— Ого. Майки?
Он смеётся — резко, почти резко. Голос звучит хрипло, с нервным надрывом.
— Смешно, правда? Меня с ним путают. Опять.
Он делает шаг назад, смотрит поверх твоей головы, будто кого-то ищет в воздухе.
— Он всё ещё живёт у всех в голове. А я — просто кто-то рядом.
Он замолкает. Губы дёргаются, будто он хочет сказать что-то ещё, но он сдерживается.
— В следующий раз подумай, кого ты видишь, когда смотришь на меня.
И уходит. Не с яростью — с опустошением.
Хокай
Вы вместе в гараже. Он чинит что-то, ты подаёшь инструменты. Спокойный момент, тишина между словами. И тут ты говоришь:
— Такаши, вот, держи...
Ты сразу ловишь себя на этом. Он останавливается, не берёт отвертку. Смотрит на тебя из-под тёмных бровей.
— Такаши?..
Он повторяет имя медленно, как будто пробует его на вкус. Не со злостью, но с каким-то странным напряжением.
— А я, значит, просто брат, да?
Он отходит от стола, вытирает руки о тряпку. В его лице нет явной обиды, но есть что-то замкнутое. Он будто уходит вглубь себя.
— Я привык быть "вторым Шибой". Ничего нового.
Он не поднимает голос. Он говорит это ровно, будто комментирует погоду. Но ты слышишь: это задело. И глубоко.
— Всё нормально, Т/и. Только в следующий раз... смотри в лицо, не в прошлое.
Он возвращается к работе. Не уходит. Не злится. Но ты знаешь — осадок остался.
Мицуя
Ты стоишь рядом с ним, держишь в руках свёрток ткани. Он помогает тебе с выкройкой. Всё спокойно, ты почти улыбаешься. Но вдруг, машинально, выдаёшь:
— Спасибо, Хокай...
Пауза.
Он замолкает, руки замирают над булавками. Не смотрит на тебя сразу. Несколько секунд — тишина.
Потом мягко говорит:
— Такаши. Моё имя — Такаши.
Он произносит это сдержанно. Спокойно, но в голосе чувствуется тонкая линия обиды, та, которую он не подаст виду открыто. Только лёгкая грусть в глазах, которой он обычно избегает.
— Я знаю, что мы похожи. Особенно когда молчим. Но я не он.
Он снова берёт ткань, ловко расправляет её на столе. Работает точно, как всегда. Но ты чувствуешь — ему нужно время. И нужно, чтобы в следующий раз ты увидела именно его.
Ханма
Вы стоите в переулке, ты раздражена, он улыбается своей вечной кривой улыбкой. И вдруг ты выдаёшь:
— Ты как Казутора... всё через хаос.
Он резко поднимает брови. На его лице появляется не удивление, не гнев — азарт. Он делает шаг ближе, его голос тянущийся, как проволока:
— Оу. Казутора, говоришь?
Он наклоняет голову, разглядывая тебя, как будто ты только что сорвалась в какую-то игру, которую он сам давно хотел начать.
— Это комплимент или приговор, а?
Он смеётся. Громко. Протяжно. И это не весело.
— Не важно. Я — Ханма Шуджи. И я даже хуже, если честно.
Он улыбается шире, но в глазах вспыхивает что-то неприятное. Боль? Возможно. Но он превращает её в шоу.
— Запомни, Т/и. Казутора — хаос. А я — катастрофа. Не перепутай, когда будет по-настоящему страшно.
Инуи
Вы молчите. Вечер, за окнами тусклый свет. Ты сидишь на подоконнике, он — у стены, с сигаретой в руке. И вдруг ты тихо говоришь:
— Коко, ты когда-нибудь жалел?
Он поворачивает голову. Медленно. Выдыхает дым. Смотрит прямо.
— Что ты сейчас сказала?
Ты сразу понимаешь, что ляпнула. Но уже поздно. Инуи смотрит долго. Потом опускает глаза.
— Понятно.
Он тушит сигарету. Встаёт, проходит мимо, даже не касается тебя плечом. Останавливается у двери.
— Я не он. Никогда не был. И не буду.
Ты слышишь сдержанность. Глубокую, почти обидчивую тишину в его голосе. Он не будет кричать. Но уходит так, будто ты подвинула его в сторону чужой тени.
— Если хочешь говорить с Коко — найди его. Со мной — по-другому.
Коконой
Вы идёте рядом. Он что-то рассказывает, легко, непринуждённо. Его голос звучит спокойно, и ты, не подумав, бросаешь:
— Ты как Инуи... такой же тихий, будто не здесь.
Он тут же останавливается. Его губы чуть приподнимаются в улыбке, но глаза — холодные. Это не обида. Это что-то другое.
— Значит, всё ещё сравнение?
Он делает шаг назад, как будто ставит между вами стену. Его голос мягкий, но в нём появляется едва слышимое раздражение.
— Я думал, ты смотришь на меня, а не сквозь.
Он поправляет волосы, прячет руки в карманы.
— Знаешь, Т/и, быть рядом и быть похожим — разные вещи. Я не "второй Инуи". Я вообще не "второй".
Он уходит в сторону, будто хочет дать тебе подумать. Не громко. Не драматично. Но с ясным посылом: больше так не делай.
Ран
Вы стоите у машины. Он лениво курит, ты что-то говоришь о планах, о дороге, о чём-то простом. И вдруг, совершенно невзначай, ты бросаешь:
— Риндо, передай зажигалку...
Он замирает. Сигарета повисает в уголке губ, взгляд становится тяжёлым.
— Ой... — ты тихо исправляешься, — Ран.
Он поднимает брови и смотрит на тебя с ленивой ухмылкой. Но глаза не улыбаются.
— Ну ничего, Т/и, бывает. Брат у меня заметный, не поспоришь.
Он делает шаг ближе. Смотрит на тебя сверху вниз, мягко, почти обволакивающе, но внутри — холод.
— Только не путай нас. Он — не я.
Он играет в паутину, я — в ловушку.
Он убирает волосы с лица, затягивается и продолжает, как будто ни в чём не бывало. Но между вами теперь повисает тонкая, пружинистая тишина.
Он запомнил.
И забудет — не скоро.
Риндо
Ты кидаешь ему что-то — ключи, фразу, взгляд — и не замечаешь, как говоришь:
— Ран, подержи.
Он ловит ключи, молча. Смотрит на них в руке. Потом на тебя. Долго.
— Я тебе что, второй сорт?
Ты сразу пытаешься объясниться, но он поднимает руку.
— Не надо.
Он говорит спокойно. Но ты слышишь, как внутри этого спокойствия шипит тонкая обида. Он уходит в сторону, перекидывая ключи из руки в руку, как будто обдумывает: сказать что-то ещё или оставить при себе.
— Все видят Рана первым. А я — в списке после. Привычно.
Он усмехается, но это усмешка усталости.
— Всё нормально, Т/и. Я к этому привык. Просто теперь ты — в этом списке тоже.
Он не кричит. Но ты ощущаешь, как будто между вами появилась черта. Незримая. Но чёткая.
Санзу
Вы на крыше. Ночь. Ветер гонит пыль по плитке. Ты устало смотришь на город и говоришь:
— Казуто бы понял...
Он смотрит на тебя в тишине. Его голова чуть наклоняется, а пальцы замирают в движении, будто он собирался что-то достать — телефон, оружие, сигарету, неизвестно.
— Казуто?
Он повторяет имя медленно, будто пробует на вкус.
— Значит, я должен быть таким, как он?
Ты начинаешь объяснять, но его глаза уже не те. Они мутнеют. Улыбка появляется — странная, натянутая, кривая, будто кожа трескается от того, что держит.
— Ну да, он бы понял. Он — правильный. Он — нормальный.
Он делает шаг ближе, ты ощущаешь, как меняется воздух вокруг него — тяжелеет.
— А я что? Ошибка? Шум в системе?
Пауза.
— Запомни, Т/и. Я не тот, кого ты хочешь рядом. Я тот, кто уже здесь.
Он разворачивается, уходит по плитке, не оборачиваясь.
Ты не зовёшь. Потому что чувствуешь — одно лишнее слово, и эта грань треснет.
Изана
Вы сидите на ступеньках заброшенного храма. Он молчит, как обычно, а ты вдруг оборачиваешься и говоришь:
— Майки, послушай...
Ты сразу замолкаешь. Имя срывается, как заноза. Не тот человек. Совсем не тот.
Изана медленно поворачивает голову. Его взгляд — ровный, пустой. Лицо будто вырезано из камня.
— Интересно, — произносит он глухо. — Даже ты.
Он усмехается, но без веселья. Губы кривятся, будто сам себе противен в этот момент.
— Ты тоже видишь в моём лице не меня.
Он встаёт, не глядя на тебя.
— Я пытался стать Майки. И в итоге стал никем.
Он делает пару шагов прочь, говорит напоследок, почти шепотом:
— Надеялся, что ты — исключение.
Шиничиро
Ты что-то рассказываешь, смущённо смеясь. В руках — чашка с чаем, уютная обстановка. Он сидит напротив, улыбается, слушает внимательно. И вдруг ты говоришь:
— Изана бы тоже так сказал.
Тишина. Он замирает. На секунду.
— А... Изана, значит.
Он говорит это тихо. Не обижается. Но в голосе что-то дрожит, едва слышно. Не боль — скорее, грусть. Глубокая, старая.
— Похож, да? У них с Майки много общего.
Он отводит взгляд, будто бы не хочет показывать лицо. Делает глоток чая. Долго молчит.
— Надеюсь, ты не с ним сравниваешь мою доброту.
Он смотрит снова, мягко, по-доброму. Как всегда.
— Если я не дотягиваю — ты скажи. Но не путай. Мы слишком разные.
Он не злится. Но ты чувствуешь — внутри него что-то стало тише. Глубже. Ушло туда, где лежат его старые мечты.
Вакаса
Вы идёте по пустой улице. Он рассказывает тебе какую-то историю из молодости, шутит, взъерошивает тебе волосы. И вдруг ты улыбаешься и отвечаешь:
— Банкей, ты серьёзно?..
Пауза.
Он останавливается. Резко. Смотрит на тебя в упор.
— Не-е-е, подожди. Что ты сейчас сказала?
Ты ловишь себя на ошибке, но уже поздно. Он прищуривается, и его лицо становится хищным, как перед дракой. Но он не орёт.
— Вот так, значит. Я — тень рядом с ним?
Он делает шаг ближе, голос становится ниже:
— Он всегда был громким, сильным. А я, типа, просто фон?
Ты молчишь. Внутри — ледяная вина. Он разворачивается и на мгновение выглядит чужим.
— Знаешь, я не обижаюсь. Просто... это разочаровывает.
Он идёт вперёд, руки в карманах, спина прямая. Уходит не быстро. Ждёт, останешься ли ты там — или догоняешь, уже называя по имени.