11
Асия, выпускной год
Я выныриваю из своего мгновенного транса и поворачиваю голову к сцене, разворачивающейся передо мной, и в моем нутре зарождается нечто сродни ужасу.
Кристина, одна из двух моих новых соседок, только что столкнулась с Антоном и случайно пролила свой молочный коктейль ему на рубашку. Его рука обвилась вокруг ее шеи, а она сопротивляется, пытаясь отстранить его от себя.
На ее месте я бы испугалась. Это безумный враг. Гнев Антона всегда был неистовым, и время ничего не изменило. Он не из тех, кому можно перечить — скорее всего, он заставит вас исчезнуть в канаве, если вы это сделаете — и она сделала именно это в свой первый день.
Я пропустила физическое столкновение между ними, потому что мои глаза были в другом месте, блуждая, как это часто бывает, по Арсу.
Это первый раз, когда я вижу его после летнего перерыва в школе. Три месяца на солнце пошли ему на пользу, потому что он вернулся со свежим загаром и в новом образе. Его волосы коротко подстрижены, что усиливает опасную энергию, исходящую от него в любое время, и он выглядит старше своих восемнадцати лет, которые ему исполнились пару недель назад.
У него определенно больше татуировок, чем я помню. Они пестрят на его руках в виде уникальных виньеток и слов, которые я сейчас не могу разобрать, но у него как минимум пять новых.
Я не веду счет или что-то в этом роде.
Линия, очерчивающая его челюсть, настолько резкая, что каждое движение заметно по его щеке. Маленькая металлическая серьга свисает с его левого уха и подчеркивает общий вид.
Его губы выглядят полнее, чем в последний раз, когда я их видела, но, может быть, это просто мой жаждущий мозг что-то придумывает. В остальном он все тот же.
То же плохое отношение, то же пустое лицо, те же мертвые глаза.
За исключением того, что он смотрит на меня.
Мой пульс замирает, когда я вижу, что его взгляд уже устремлен на меня. Он не смотрел на меня уже два года. А если и смотрел, то я ни разу его за этим не застала.
А я смотрела.
Незаметно, конечно, я бы не хотела, чтобы он знал, что после того, как он со мной обошелся, я все еще ищу его, но я смотрела, и его глаза никогда не находили моих в ответ.
Но сейчас он смотрит, его немигающий взгляд переходит с моего лица на тело, а глаза медленно опускаются, чтобы осмотреть меня, как я его.
Я сопротивляюсь желанию неловко сдвинуться под его взглядом и стою на своем. Я знаю, что тоже изменилась за последние пару месяцев, и он, вероятно, просто принимает это как данность.
Он не может заметить самые значительные физические изменения, а именно девочек, которых я прячу под мешковатой одеждой, но он видит все остальное — мои блестящие губы, острые скулы и пронзительные зеленые глаза.
Я стала наносить немного подводки и туши для ресниц, чтобы сделать их более выразительными, и, на первый взгляд, это работает.
Пока мы сцепились в войне взглядов, я случайно столкнулась с Кристиной, которая, в свою очередь, наткнулась на Антона, в мгновение ока вызвав его гнев.
Он совершенно не контролирует свои порывы и еще меньше — свой гнев, и я боюсь, что он сделает с моей новой подругой, поэтому я вмешиваюсь.
— Антон, — говорю я, — оставь ее в покое, это ее первый день здесь.
Мой взгляд возвращается к Попову, когда он делает шаг ко мне и берет меня за подбородок.
— Не лезь в это, Ася. Я уже и забыл о твоем существовании за лето. — Технически, он притворялся, что меня не существует гораздо дольше, но это уже семантика. — Не напоминай мне, что ты существуешь.
Шок пронзает меня. Два года молчания, и вот он наконец снова заговорил со мной. Я не знаю, что заставило его сорвать печать с этой молчаливой войны, которую он вел со мной, да мне, собственно, и не важно.
Меня больше волнует, почему первая реакция моего тела — не ненависть или отвращение, а волнение. Адреналин бурлит во мне при мысли о том, что мне снова придется с ним бороться, потому что, как бы я ни презирала то, как он со мной обращается, это гораздо менее болезненно, чем когда он ведет себя так, будто я пустое место.
И он прикасается ко мне.
Боже, он прикасается ко мне.
За последние пять лет он прикасался ко мне дважды, и оба раза мне казалось, что он впечатывает в мое тело отпечатки своих пальцев.
Иногда я клянусь, что до сих пор чувствую его пальцы, обхватившие мое горло два года назад.
Я вырываю свой подбородок из его рук и отступаю назад. Как бы я ни была разгорячена, я знаю, что лучший выход — это склонить голову и позволить ему победить.
* * *
Предсказуемо, Антон продолжает превращать жизнь Кристины в ад, и с каждым днем его мелкие нападки только усиливаются.
Его вновь обретенная одержимость означает, что он загоняет ее в угол, куда бы он ни пошел, и неизбежно Арсений не отстает.
Он снова врывается в мою жизнь со своей ненавистью и подначками, решая снова превратить мою жизнь в ад, потому что это ему выгодно. Может быть, за последние пару лет ему стало скучно, и поэтому он решил вывести свою любимую грушу для битья на пару раундов.
Он снова столкнулся со мной через несколько дней после несчастного случая с молочным коктейлем, когда я снова вступилась за Кристину, а он бросил мне в лицо наше прошлое.
Я раскололась, ненавидя, что он может быть так непринужденно жесток в своих словах, и сказала ему, что мы высказали друг другу все, что хотели. Я упомянула об этом не иначе как вскользь, как о легком прощальном уколе, который я могла бы сделать, чтобы набрать очки.
То, как Кристина боролась с Антоном, вдохновило меня на то, чтобы сделать то же самое, хотя бы по-своему.
Маленькими шажками.
Я пока не собиралась сражаться с ним, как она, но, по крайней мере, не собиралась трусить, не постояв за себя. С тех пор у нас было еще несколько стычек, в том числе одна, когда я потеряла самообладание и сказала ему, чтобы он шел к черту, прежде чем убежать.
Мне было приятно дать ему повод закатить глаза, и с тех пор я чувствовала, как его взгляд прожигает дыру в моем затылке.
Однажды я назвала его затмением, но, возможно, я ошибалась. Потому что оказаться в одночасье в центре его внимания и ярости — это все равно что встать прямо перед солнцем и попросить, чтобы меня сожгли дотла, — из замерзшей тундры, в которую он ссылал меня, когда игнорировал.
Если за эти годы мне удалось накопить хоть унцию самосохранения, когда он был заинтересован, я потеряла ее и весело вытанцовывала из тени на солнечный свет, чтобы быть зажаренной на барбекю.
Я знаю, что это глупо, что в прошлом я едва могла терпеть ярость и ненависть, которые он на меня обрушивал, и что это закончится лишь тем, что он снова разобьет мне сердце, но почему-то это все равно лучший выбор, когда альтернативой является игнорирование.
К тому же я буду продолжать защищать свою подругу, если она во мне нуждается. Не понимаю, почему мне так трудно постоять за себя, когда я без проблем делаю то же самое для тех, кто мне дорог.
По крайней мере, если он сделает со мной еще одну ужасную вещь, возможно, на этот раз я смогу наконец забыть его и двигаться дальше. Именно поэтому, когда Нера предлагает пойти на вечеринку в дом Попова, я не сразу отказываюсь.
Тайер уговаривает Кристину согласиться, а я организовываю заезд на лимузине, который приготовил для меня отец. Не успеваю я оглянуться, как оказываюсь на кухне у Арса в красном платье, которое позаимствовала у Неры.
Оно немного более рискованное, чем то, что я обычно ношу, — обычно я надеваю «стильный сексуальный» наряд, а не выхожу на улицу, опасаясь, что одна из моих грудей выскочит из вырезов этого платья, — но я позволила себя уговорить.
В этом году я хочу попробовать что-то новое и выйти из зоны комфорта.
Выйти из рамок, в которые меня запихнул Арс два года назад.
Текила обжигает горло и разжигает кровь в венах, придавая мне уверенность, которую может дать только алкоголь, и раскрепощая меня.
— Да, девочка, тряси бедрами! — кричит Кристина, положив руки мне на бедра и двигаясь вместе с ними, покачиваясь в такт музыке. — Огненное платье, огненные волосы, огненные губы, — говорит она, вычеркивая вещи из воображаемого списка в воздухе. — Я удивлена, что тебя еще не растерзали парни.
Я отпускаю саркастический смешок.
— Я социальный изгой. Я могу лечь голой посреди этой комнаты перед всеми мальчиками в школе, и ни один из них не прикоснется ко мне.
Она бросает на меня изумленный взгляд.
— Почему?
— Приказ Попова, — говорю я покорным тоном. — Если он меня ненавидит, то и все остальные тоже.
Она поднимает бровь.
— Многовато усилий для того, кого ты ненавидишь.
— Видимо, у него есть на это время, — отвечаю я, пожимая плечами.
— Кто я такая, чтобы возражать, когда я буквально изгой.
Я сочувственно кладу руку ей на плечо, когда мы переходим в зону отдыха рядом с гостиной.
— Мне жаль, что твоя первая неделя прошла так, как прошла, ты не заслуживаешь того, как он с тобой обращается, и я очень надеюсь, что все наладится, — я сделала паузу, прежде чем добавить. — Но я действительно не думаю, что это произойдет. Прости, но я должна быть честной. Он, похоже, собака с костью, когда дело касается тебя, и я не думаю, что он отстанет от тебя в ближайшее время. — Она вздохнула.
— Я знаю. Арсений, видимо, и не хочет отставать, если тебе от этого легче. Идет шестой год, вау! — саркастически говорю я, расправляя ладонь и изображая волнение.
— Похоже, в этом году нам с тобой понадобится много алкоголя и мороженого. У них тут есть 'Ben & Jerry?
— Не думаю, — добавляю я. — Но я могу попросить папу привезти нам немного, если хочешь.
— Конечно, можешь, — говорит она, и я краснею.
— Простите, я не показалась излишне… выпендрежницей?
На это она громко смеется.
— Во-первых, слышать, как ты используешь слово «выпендрежница»? Бесценно. Во-вторых, если бы это был кто-нибудь другой? Да. А ты? — Она качает головой. — Никогда. Ты слишком милая для этого.
Я улыбаюсь и беру пару рюмок с подноса.
— Давай поднимем тост, — говорю я, протягивая ей одну.
— За что?
— За то, чтобы эти люди не разрушали наши жизни. — Я стучу своим бокалом об ее бокал и опрокидываю его, тряся головой, чтобы справиться с жжением.
— Ух ты, на вкус как плохие решения, — объявляет она.
— T'es folle — сумасшедшая, не выпускай эти мысли в мир, — говорю я, ставя бокал на место. — Я пойду в туалет, и вернусь.
Я пробираюсь сквозь толпу к задней части дома. До того как Арс переехал к Антону пару лет назад, он меньше контролировал приходы и уходы в этом доме, поэтому я часто приходила сюда на вечеринки, всегда стараясь избегать Попова, чтобы не вызвать его вспыльчивость.
Он всегда двигался как черная пантера, его рысканье было тихим и смертоносным, когда он кружил вокруг, как над добычей. Прежде чем ты успевал почувствовать, что что-то не так, он оказывался у твоей шеи.
Я бывала здесь достаточно часто — и достаточно долго наблюдала за любыми столкновениями с ним, — чтобы начать прислушиваться к тому, когда и как он двигается. Раньше я могла почувствовать его приближение: покалывание на шее усиливалось по мере его приближения.
К сожалению, из-за того, что последние два года он вел себя так, будто я прозрачная, и активно держался от меня подальше, этот навык изрядно подзабылся.
Поэтому, когда огромная рука обхватывает мою руку чуть выше локтя и выдергивает меня из дома, я оказываюсь застигнута врасплох.
Меня с силой выталкивают за дверь. Очутившись на ногах, я разворачиваюсь, чтобы встретиться с нападавшим, и обнаруживаю Арсения, возвышающегося надо мной в нескольких дюймах от моего лица.
Что ж, по моим подсчетам, это было как минимум пять минут спокойствия без драмы после моего тоста с Кристиной.
Прогресс.
— Мало того, что ты появляешься в моей академии, теперь ты еще и в моем доме?
— Я здесь не из-за тебя, я…
— Заткнись. — Он шипит. — Очевидно, я не могу эффективно передать, как сильно я тебя ненавижу. — Он хватает меня за волосы и откидывает мою голову назад под углом, нависая надо мной. — Что нужно сделать, чтобы ты поняла, а? — он шепчет, отводя меня назад и удерживая за волосы. — Мне нужно причинить тебе боль? — парень подносит другую руку к моей шее и хмыкает, когда она смыкается вокруг моего горла. — Может, мне тебя придушить? — затем он хватает мою задницу. — Или отхлестать тебя по заднице и бедрам до крови?
Я смотрю на него, застыв, возбужденная и напуганная, пока он овладевает мной. Я подсознательно выгибаюсь навстречу его прикосновениям, прежде чем успеваю остановить себя.
— Ты пришла сюда, одетая как дешевая шлюха, так почему бы мне не обращаться с тобой как со шлюхой? — он насмехается, его хватка на моей талии становится все крепче.
Я с силой вырываюсь из его хватки, теряя при этом несколько волос, и топаю прочь от него, не обращая внимания на боль в голове.
Не успеваю я отойти и на десять футов, как слышу сердитое «блять», а затем громкие, властные шаги, преследующие меня, и я убегаю за линию деревьев, моя единственная цель — убежать от него.
— И это все, ты просто уходишь? — он издевательски смеется. — Что случилось с девушкой, которая на этой неделе устроила скандал? Она хотя бы сделала эту игру интереснее.
Я поворачиваюсь к нему, останавливая его на пути, и обеими руками бью его в грудь.
— Это не игра, это моя жизнь.
Прежде чем я понимаю, что происходит, я оказываюсь лицом в грязи, руки держат мои за спиной, а колено Попова впивается мне в поясницу.
Его колено так сильно давит на мой позвоночник, что мне кажется, что я нахожусь на расстоянии одного глубокого вдоха от того, чтобы случайно сломать его надвое.
— Подумай дважды, прежде чем снова поднимать на меня руки, — говорит он, его голос леденяще приятен, когда он опускает мою голову в грязь.
— Отпусти меня, — требую я, мой голос дрожит от испуга и возбуждения.
— Умоляй.
— Пожалуйста, — прошу я, случайно вдыхая грязь носом. — Отпусти меня.
Он отпускает меня и переворачивает на спину, прижимая мои запястья над головой. Он смотрит на меня сверху вниз с нечитаемым выражением лица, где-то между очарованием и зацикленностью, и у меня мелькает воспоминание о том, как мы играли в прятки в лесу за нашими домами.
Интересно, помнит ли он?
Я наблюдаю за тем, как его глаза за что-то зацепились, а затем он прижимает мою руку к земле, чтобы рассмотреть это поближе.
Его большой палец проводит по участку моей кожи, словно пытаясь что-то там удалить. Я точно знаю, что он только что обнаружил, и мое сердце замирает в горле, когда я смотрю ему в лицо, но он продолжает пристально смотреть на мою кожу.
— Что это? — требует он.
— Ты знаешь, что это, — шепчу я. — Это татуировка…
— Божьей коровки. — Арс прерывает меня, его голос лишен интонаций.
Я киваю, и сердце так громко стучит в моих венах, что я боюсь не услышать его, когда он заговорит.
Это было одно из двух «к черту» решений, которые я приняла с Нерой за лето. Я называю это «к черту», потому что на меня очень не похоже делать что-то настолько поспешное и необдуманное, особенно если речь идет о таком постоянном решении, как это.
Мы были в Лондоне и прогуливались мимо тату-салона, когда Нера предложила нам зайти. Я колебалась несколько секунд, а потом согласилась, к ее восхищенному удивлению.
Я вышла оттуда с черно-белой тонкой татуировкой божьей коровки на запястье размером с ноготь. Стиль был художественным, а детали — реалистичными, и я была в восторге от этого. Астор все еще занимает то же место в моем сердце, что и в детстве, и я хотела увековечить его как часть себя.
— Когда ты ее сделала? — спрашивает он, его плечи напряжены.
— Два месяца назад.
Его челюсть дергается, а руки сжимают мои запястья с такой силой, что я понимаю: завтра у меня будут синяки.
— Было время, когда я гонялся за тобой по всему лесу, и тебе бы это нравилось, — рычит он. Шутки ради, если судить по тому, как заныл мой живот при одном упоминании об этом, мне бы и сейчас это понравилось. — Но мне на тебя уже плевать. Ты каким-то образом одурачила всех вокруг своим поведением хорошей девочки. Их заманивают твоей фальшивой добротой и фальшивыми улыбками, и они не видят тебя настоящую.Бессердечную, высасывающую душу предательницу, которая скрывается под ней. — Он отталкивается от меня и встает, глядя вниз на мое распростертое тело с презрением на лице. — Не возвращайся сюда, если не хочешь пострадать. — С этими словами он уходит, его тело с легкостью растворяется в ночи.
Слезы катятся из уголков моих глаз и по бокам лица, я сажусь и вытираю их.
Никто не умеет причинять мне боль так, как он. Он делает это без усилий, его цель точна и безошибочна.
Я надеялась, что он отреагирует на татуировку лучше. Я думала, он поймет, как я предана памяти Астора, как хочу сохранить ее для тех немногих из нас, кто знал его, и тех, кого лишили возможности узнать его.
Я должна была знать, что он никогда не увидит этого. Ирония в том, что он назвал меня шлюхой, заключается в том, что после Макса я больше ни с кем не целовалась, я даже не была активной участницей этого поцелуя.
Арс же перетрахал, кажется, половину Швейцарии, выставляя их передо мной снова и снова, причем до такой степени, что я начала сомневаться, не делает ли он это ради моего интереса.
Кто знает, будет ли у меня когда-нибудь шанс проверить, смогу ли я влюбиться в кого-то еще. Уж точно не здесь, когда он отстранил меня от всех парней в школе. Да и будет ли мне это интересно, даже если кто-то приглянется мне?
Ведь правда в том, что я умоляла Попова отпустить меня не потому, что мне было больно. Я умоляла его, потому что боялась, что он поймет, что мне нравится то, что он делает.
Что он проведет пальцами по моим складкам и обнаружит, что я мокрая для него...