1
Я влюбилась, когда мне было девять лет.
Я знаю, что вы думаете — что девятилетний ребенок может знать о любви? — И ответ — ничего.
Ничего.
На самом деле, в то время я думала, что у меня будет сердечный приступ.
За год до этого я видела, как у моей бабушки он случился прямо у меня на глазах. Она встала с дивана в нашем доме в Париже, где читала, и резко упала на пол посреди нашей гостиной, ее рука судорожно сжимала область над левой грудью, а она кричала, чтобы я позвала на помощь.
Я не возвращалась в ту комнату после того, как побежала за отцом, и бабушка тоже не выходила из нее, поэтому, естественно, когда я почувствовала, как болезненно сжалось мое сердце, я отвлеклась от своей единственной системы координат и предположила, что умираю так же, как она.
Я отчетливо помню это ощущение.
То, как мое сердце, которое всю жизнь билось так нормально, так тихонько пряталось за грудной клеткой, о котором никогда не думали и не беспокоились, в тот день вдруг пропустило удар.
Все мои нервные клетки на мгновение перестали работать, когда я впервые увидела его, и мир вокруг меня сузился, пока не остались только мы двое.
Комфорт просочился в мои кости, словно моя душа узнала его из прошлой жизни, а осознание распространилось по всему телу, когда он без малейших усилий вырезал себя в моем сердце.
Хотела бы я сказать, что влюбилась в его личность или интеллект. По крайней мере, тогда у меня был бы способ рационально объяснить эту необъяснимую связь между нами и ту власть, которую он имел надо мной на протяжении многих лет.
Но я этого не сделала и не могу.
Достаточно было одного взгляда в его пугающие голубые глаза, и я была обречена. Сам того не подозревая, он проник в мою грудную клетку, вырвал сердце и крепко сжал его в своей смертельной хватке.
Он завладел им в обычный августовский день и никогда не возвращал, даже когда отбросил остатки меня, словно я ничего для него не значила.
Возможно, он берег бы мое сердце с большим вниманием, если бы все сложилось иначе, кто знает. Я провела бесчисленное количество бессонных ночей, размышляя о том, что могло бы быть, и обнаружила, что эти мысли не принесли ничего, кроме дополнительной душевной боли. Потому что я знаю правду.
Мы все знаем, как это происходит в сказках.
Девушка встречает парня.
Они влюбляются.
Они женятся.
И живут долго и счастливо.
Сказка. Конец, которого хочет каждая девушка, о котором мечтает каждая девушка.
На краткий миг я по глупости и наивности позволила себе помечтать о том, что именно такова наша судьба. Что наша дружба перерастет в нечто большее, и мы навсегда останемся вместе.
На самом же деле наша история закончилась, не успев начаться: кровь у моих ног, слезы на щеках и мое разбитое сердце навсегда оставшееся в плену у того, кто никогда его не хотел.
......
Арс, 10 лет
Август
— Кто ты?
Девочка, пригнувшись к земле, собирает полевые цветы на краю обширных владений моей семьи и тихонько напевает себе под нос.
Я не знаю, сколько ей лет и как она выглядит, потому что ее лицо скрыто за волосами. Они спадают блестящими волнами до поясницы, и у меня чешутся пальцы, чтобы провести по густым, шелковистым прядям.
И они рыжие.
Такие рыжие, что отражают солнечный свет и привлекают мое внимание с другого конца поля, отрывая меня от вечеринки и направляя прямо к ее владелице, как маяк.
Подойдя к ней ближе, я застыл на месте. Я никогда раньше не видел волос такого насыщенного цвета, и их было так много, что они закрывали всю ее спину, когда она приседала.
Когда она не ответила, я сделал шаг вперед, и моя тень упала на нее, испугав девочку.
Она поворачивается на пятках и смотрит на меня, одной рукой вынимая наушники. Другую она кладет на лоб, чтобы солнечные блики не попадали в глаза, частично закрывая при этом лицо.
Хотя я не могу разобрать ее черты, я уверен, что она незнакомка, потому что я не знаю никого с такими волосами, как у нее.
Я бы запомнил ее, если бы знал.
— Кто ты? — повторяю я.
Вместо ответа она опускает руку и встает, бросая вопрос мне в ответ, как будто это не она вторглась на территорию моих родителей.
— А кто ты? — спрашивает она, и я улавливаю намек на акцент.
В ту же секунду она встает и впервые внимательно смотрит на меня.
Но в следующий момент она убирает руку, и я впервые хорошо ее разглядываю.
Ее глубокие зеленые глаза расположены над острым носиком-пуговкой, они впиваются в меня в тот же момент, когда дыхание замирает между ее искусанными губами. Все ее лицо покрыто веснушками, искусно разбросанными по лбу, щекам, носу и даже уголкам рта.
Она прекрасная незваная гостья и смотрит на меня с тем же застывшим выражением, что и я, хотя я стараюсь не показывать своего выражения лица.
Контролировать свою мимику, чтобы оставаться безучастным, — это навык, который я оттачивал последние пару лет, чтобы иметь способность маскироваться, когда этого требует ситуация.
Пока мы смотрим друг на друга, воцаряется тишина, но она не вызывает дискомфорта. Она спокойная, как будто вы находитесь в компании старого друга.
Мой взгляд падает на ее пальцы, беспокойно играющие со стеблями цветов в ее руках — единственный внешний признак того, что наша встреча ее как-то взволновала.
— Что ты делаешь с этими цветами?
Ее глаза опускаются на них, и на ее лице расцветает улыбка, когда она снова поднимает на меня взгляд.
Ее улыбка, направленная на меня, действует как удар в солнечное сплетение, и мне хочется улыбнуться в ответ.
— Это для Астора. — Она протягивает их мне, чтобы я мог их понюхать. — Разве они не красивые?
Это второй удар в самое нутро, когда я понимаю, что она здесь ради него.
Конечно, она здесь ради него.
Удивительно, что я вижу ее впервые, особенно если учесть, что вечеринка по случаю дня рождения началась несколько часов назад. Не знаю, как она или ее прическа остались незамеченными мной даже среди нескольких десятков других детей, присутствующих на празднике.
Среди них очень мало моих друзей. Большинство из них — дети соратников или врагов моего отца. Дети, которых стратегически выбирают, чтобы облагодетельствовать или держать под присмотром для укрепления союзов в империи моей семьи.
Она, похоже, здесь ради Астора.
Я убираю цветы, не понюхав их, и скрещиваю руки на груди.
— И это все, что ты ему подаришь? Цветы, вырванные из его собственного сада?
— Ну, нет, — она хмурится, беспокойство закрадывается в ее черты. — Мои родители купили ему подарок на день рождения, но это… — она качает головой и оглядывается на меня, ее глаза блестят в сумрачном свете. — Это от меня.
На этот раз ее акцент звучит более отчетливо. Он не слишком сильный, но придает ее голосу мелодичный оттенок, который гипнотизирует.
Француженка.
Она так не выглядит.
Я бью ногой по камню и смотрю на нее.
— Что же ты мне подаришь?
Она изучает меня, выражение ее лица любопытно.
— Ничего, это не твой день рождения.
Я делаю шаг к ней.
— Мой.
Она замирает на мгновение, прежде чем понимание загорается в ее глазах, и широкая улыбка растягивает ее губы, когда она смотрит на меня.
— Ты брат Астора! — восклицает она, взволнованно прижимая цветы к груди.
Я делаю еще один шаг.
— Я Арсений, — поправляю я.
Неожиданно она сама сокращает расстояние между нами, закидывая руки мне на шею и обнимая меня, и звук ее счастливого смеха ударяет мне в ухо.
— Я так ждала встречи с тобой, — восклицает она, отпуская меня и отступая назад, — Астор говорил о тебе все лето. — Она внимательно смотрит на меня, прежде чем добавить: — Вы не выглядите как близнецы.
Я внутренне напрягаюсь от ее слов. Она права, мы не похожи, и мне говорили то же самое снова и снова, сколько я себя помню.
Мы — полная противоположность друг другу. Там, где он блондин и кареглазый, у меня черные волосы и бездонные голубые глаза.
Он и его аккуратные ямочки могут очаровать кого угодно, как детей, так и взрослых, в то время как я тихий и сдержанный, предпочитающий растворяться на заднем плане, чтобы наблюдать за всеми с расстояния.
В остальном наши лица имеют схожее строение: прямой нос и полные губы, обусловленные нашим недалеким итальянским происхождением.
Он на три минуты старше, мой лучший друг и, невольно, мой главный соперник.
Он — золотой мальчик, а я — в тени.
Каждый раз, когда кто-то указывает на наши различия, я не могу отделаться от ощущения, что нас обоих разбирают на части, взвешивают друг против друга, а результат один и тот же.
Я всегда оказываюсь тем, кого считают неполноценным.
— И все же мы близнецы. — Я сухо отвечаю. — Кто ты?
— Я Ася, ваша новая соседка. — Она поворачивается и показывает на особняк, расположенный в паре акров от нашего, его большой фасад впечатляет даже с такого расстояния. — Моя мама — француженка, а папа — англичанин. Он хотел вернуться домой, и мы переехали в Хэмпшир в июле. Ты ведь был в Париже, верно?
–– Откуда ты знаешь?
— Я все лето брала уроки верховой езды у Астора, так мы и подружились. Он сказал мне, что вы были там в лагере карате? — последнюю часть фразы она произносит как вопрос.
— Дзюдо.
Мои родители всегда стремились к тому, чтобы мы были заняты летом и не мешали им, поэтому они нашли месячные лагеря для нас обоих. Неудивительно, что им удалось найти для Астора такое занятие, которое позволило бы ему остаться дома, а меня отправить на пять недель в другую страну.
В Париже есть потрясающая программа по дзюдо, гораздо лучше, чем в Лондоне, поэтому, когда они сказали мне об этом, все встало на свои места.
Но все равно было обидно.
— Астор говорит, что ты очень хорош. Как ты думаешь, ты сможешь опустить взрослого человека на мат? — спрашивает она, и уголок моих губ приподнимается от того, что это был ее первый вопрос. — У тебя приятная улыбка, — добавляет она несколько рассеянно.
Я хорош.
Со временем я стану великим.
Борьба у меня в крови, а дзюдо в сочетании с другими видами спорта ММА помогло обуздать жестокость, кричащую о выходе внутри меня.
— Я уже научился, — говорю я ей, — когда-нибудь я тебе покажу.
— Не могу дождаться. — Она отвечает, ее глаза сверкают, и я слышу правду в ее словах.
— Ася. — Повторяю я, пропуская это имя между губами и глядя на нее сверху вниз. Она сказала, что ее мама француженка, очевидно, она сама говорит по-французски, так что я делаю предположение. — Тебя назвали в честь часовни?
Мне нравится, как она смотрит на меня, когда я задаю ей этот вопрос. Как будто она заглядывает глубоко внутрь меня.
— Да, — говорит она мне, ее глаза с интересом блуждают по моему лицу. — Никто никогда не знал об этом раньше, пока я сама не рассказывала им.
Удовлетворение согревает мою грудь, когда я понимаю, что даже Астор не догадался о ней на счет этого.
Я делаю шаг к ней, сокращая расстояние между нами, перебираю прядь ее волос и наматываю ее шелковистую длину на палец.
Ее глаза расширяются от моего вторжения в ее личное пространство, но она спокойно наблюдает за мной и ждет, когда я заговорю.
— Асеноок…, — шепчу я, прежде чем поднести другую руку к груди
Она морщит нос.
— Никто меня так не называет.
Я дергаю ее за волосы, и она вскрикивает, движение выводит ее из равновесия и заставляет упасть мне на грудь.
— А я буду. — Шепчу я ей на ухо, прежде чем отпустить ее.
Она отступает на пару шагов назад и...