Глава первая
Салим
Я четко помню себя семилетним. Я стоял у детской площадки, расположенной недалеко от здания, где безответственные люди, по разному стечению обстоятельств, бросали своих детей. Я стоял и глазел, как завороженный, сквозь ржавые, железные решетки, на девочку, чье имя предательски стерлось с архива мозга, но чьи глаза, подобно двум сферам сапфирового моря, навсегда врезались осколком в память и оторвали кусок моего сердца. Мы сдружились, мама приводила меня играть на ту площадку при возможности. Я понял, что влюбился, когда четко решил проявить свой первый мужской поступок и подарить ей мою самую любимую игрушку, мягкого пингвина, с которым я сладко засыпал и на котором мама заботливо привязала ленточку с моими инициалами, вышитыми на кружевной тесьме. Она обрадовалась подарку, я помню наше объятие после значимого события. Девочка с драгоценными глазами всегда останавливалась в центре заднего двора детского дома, у цветущего огромного дуба, и искала ориентир. Она с невыносимой тоской смотрела за горизонт, леденящего детскую душу, ограждения и ждала руку, что способна вытащить ее из тьмы, в которую канула против воли. Я слезно умолял родителей усыновить ее и вот, когда казалось, что мое счастье близко и я - есть тот самый, кто станет неразлучным со своим искренним, озаряющим чувством, тот самый, кто спасет ее, мы узнали, что сапфирку усыновили. Вместе с этой новостью, с ее раздирающим сердце отъездом, казалось, я потерял разом все. Частицы, составляющие пазл моей целостности, моего полноценного счастья, наивность, что служит чудом в тяжелый период, веру, что добро всегда побеждает зло. Первая влюбленность, первый разрыв и первое осознание, что мир не идеален.
***
Шло время, я рос как и любой ребенок. Посещая психолога, я прорабатывал рану, что продолжала кровоточить от тоски по ней. Долгий период занимали сны, где я крепко держу сапфирку за руку и где она дарит мне свою лучезарную улыбку, сметающую мрачные тучи над головой. За два года неразрывной дружбы, я успел отдать ей особую роль в составляющей своей жизни. Я корил себя за то, что не успел забрать ее с собой в свой красивый, уютный дом, наполненный лаской и любовью, который мог бы стать ее. Я не смог спасти девочку от мрака неопределенности. Как она там?
***
С одиннадцати лет, я четко знал, что вырасту и стану врачом. Педиатром.
***
С двенадцати лет посещают тревожные мысли и осознание того, что я могу неожиданно потерять одного из членов своей семьи. Я не допущу этого. Страшно? Да, мне безумно страшно, но нужно быть сильным.
***
С тринадцати лет, под предлогом игры в детектива, начинаю расспрашивать членов семьи о каждом друге, знакомом, или просто о том, с кем случайно кто столкнулся, о месте встречи и времени, веду записи в блокноте, примечая все описанные детали, которые смогут сориентировать меня помочь, если случится беда. Беру на себя ответственность не только за ментальное здоровье Ареса, которому оказываю особую заботу чуть ли не с его рождения, но и за близнецов с сестрами. Они нуждаются во мне, а старшие братья сами справятся.
***
Четырнадцать лет. Углубленное изучение автобиографий серийных убийц, их мотивы, места преступлений и орудия пыток. Какими фразами заманивали, и какие иномарки машин зачастую использовали? Существует ли возможность избежать трагедии, если она настигает тебя? Каким образом? Если получил ранение в том или ином месте, как оказать себе первую помощь?
***
Пятнадцать лет. При любой возможности, слежу за братьями и сестрами, чтобы, не дай Господь, никто не обижал их, не в школе, не в кружках, не среди друзей. Устраиваю личные беседы с каждым, ведя журнал самочувствий. А что, если старшим братьям и родителям тоже нужен хранитель в тени?
***
Шестнадцать лет. Выпускной. Я впервые предал сапфирку, лишившись статуса девственника со старостой нашего класса, Мией Шахин, безумно организованной и умной девочкой, с приятными чертами лица. Мы испытывали симпатию друг к другу последние два года перед близостью, даже установили приятное общение. Я тщательно спланировал момент своего первого раза и не прогадал с выбором, как и Мия.
***
Последующие два года я провожу в статусе студента медицинского, но осознаю, что меня больше волнует психологическое состояние окружающих меня людей, объясняю все родителям, четко аргументируя свой выбор, и перевожусь на иную специальность. Многие заблуждаются, считая психолога врачом, но я не против, чтобы меня, по-прежнему, ассоциировали с медициной. По сути, исцелять души людей, то же самое, что продлевать жизнь.
***
Девятнадцать лет. Я поехал за Сарой, чтобы забрать ее с дополнительного кружка шитья, проходящего в школе, но наткнулся на Афину, неразборчиво шагающую прочь от ворот школы и прижимающую к груди папку с документами.
– Салим, – жалобно всхлипнула она, пуская ручей горестных слез, – я такая ужасная.
– Кто сказал тебе это?
В ответ я услышал невнятное мычание, которое вырывалось сквозь усиливающийся рев. Арес. Нет необходимости быть гением, чтобы понять, кто стоит за ее слезами. Я испытывал сожаление и острое желание помочь Афине.
– Я уезжаю. – Последнее, что она успела твердо сообщить, когда слезы утихли, а опухшие глаза застилала красная пелена.
Я быстро сориентировался, рассмотрев некоторые данные ее документа, которые были видны через прозрачный, канцелярский конверт. В тот же вечер, я узнал данные ее отца и адрес их проживания. Я начал прослеживать маршрут передвижения семьи Макрис, будучи уверенным в то, что, однажды, эта информация понадобится для успокоения души Ареса. Как только он осознает причину потери Афины, брат получит от меня ключ ко встречи с ней, а до тех пор, я буду оберегать покой Афины Макрис под семью замками.
***
Последующие три года прошли на спокойной ноте, если не считать страдания моего Ареса, который изливал всю душу мне, человеку, способному прекратить его мучения, лишь вручив ему папку с местонахождением Афины. Я желаю, чтобы он созрел, осознал и принял свою ошибку, чтобы смог приобрести возможность вернуть девушку, которая оказалась небезразлична его израненному сердцу. Возможно, многие бы осудили, нарекая меня плохим братом, но я знаю, что делаю и для чего.
Учеба шла удачно, я усердно трудился, закрывая все сессии на «отлично». Даже пошли первые пациенты.
Я не изменял своему хобби заполнять истории болезни пациентов, и служить тенью, оберегающей покой семьи. Если отцу угрожали на работе, я сразу отрывал компромат на тех «смельчаков», что, позже, получали по анонимной почте письма про скелеты своих шкафов, чьи двери я цинично распахнул и изучил содержимое. Благодаря моей помощи, бесчестные черти, оказывающие неуважение и смеющие посягнуть на безопасность семьи, плясали под дудкой Асхабовых. Если матери что-то было нужно, я безмолвно организовывал это что-то, продолжая сохранять свое имя в тени. Кто-то расстроил сестер? Тот сразу оказывался у меня под невидимым прицелом и потом непременно приносил свои извинения Сейран и Саре. Близнецам необходимо было что-то разузнать? Салим всегда был к их услугам.
Каков же был уровень моей досады, что сопровождалась, отравляющей нутро, опустошенностью, когда на меня рухнула новость о «гибели» Амира. Тогда фундамент дома четы Асхабовых дал трещину, и окончательно превратился бы в руины, не верни нам Всевышний Амира обратно. В тот злополучный вечер, под покровом ночи, я сидел на холодном, кафельном полу ванной и глотал слезы потери. Я всегда показывал свою слабость лишь себе, не обрекая никого к этому несправедливому зрелищу. Безнадежно трясясь из стороны в сторону, я осознал, что снова проиграл тьме жизни, называемой смертью. Я потерял еще одного важного человека, составляющего картину моей полноценности. То, что я делал до этого, недостаточно, нужно переходить на другой уровень для того, чтобы сберечь тех, кто остался.
У психологов существует негласное правило - не дружить с теми, с кем прорабатываешь травмы и не принимать родных, но мне пришлось посягнуть этим правилом, пытаясь держать на плаву угробленное ментальное здоровье членов своей семьи. Тяжелее всех было Акифу, его я вытаскивал из истерик и пьянок несколько раз на дню.
***
— Салим, ты девственник? — сквозь расслабляющую мелодию, задает вопрос Акиф, ударив стриптизершу по ягодице, оставив пятна от пальцев на ее коже. — Вот, мы с Амиром лишились девственности в один день, с разными партнершами и в разных комнатах, конечно, но одновременно! В пятнадцать лет, — он очаровательно улыбается и продолжает тараторить. — Если ты девственник, то надо лишать тебя этого, иначе я не смогу нормально дышать.
— Я не девственник. Заглохни, Акиф.
Получив ответ на волнующий вопрос, наш близнец кладет ладонь на сердце и довольно произносит:
— Тогда я могу спокойно уснуть. Спасибо, Господи.
— Боже. — Цедит Силас, устремив внимание на поведение Акифа.
Танец стриптизерш завершается и посетители переходят к танцполу, стоит динамичной музыке оглушить всех в помещении. Арес и Акиф бегут танцевать, на ходу склеив двух девиц соблазнительного телосложения. Я ощущаю на себе гнет взглядов старших братьев. От них не удастся скрыть мое паршивое состояние. Я подавлен, учитывая тот факт, что пару часов назад я вломился в квартиру Лины и достал ее труп с ванны, наполненной доверху водой. Она ополоснула ножом себе вены и умерла от обилия потери крови.
— Что с тобой? — Алеф обращается ко мне, как только Сил провожает девушку подальше от нас, подняв ее со своих колен.
— Ничего. Замотался на учебе, с пациентом беда. – Коротко отвечаю я, не веря, что разговор не зайдет дальше. Я с трудом уснул, прибегнув к таблеткам снотворного, но тут нужно было поддержать стремление Акифа к нашему братскому собранию.
— Что за беда? — спросил Сил, отпив виски и Алеф последовал его примеру.
— Одна девушка, с которой я вел терапию, наложила на себя руки.
— Дерьмово.
Я ощущаю, как Алеф кидает упрек в сторону Силаса, позже Сил сам понимает, что не стоило говорить этого слова.
— Знаю. — Чеканю я, по-прежнему, не поднимая головы со спинки кожаного дивана.
— У тебя возникли к ней чувства? — Алеф пытается понять, насколько важна была эта девушка для меня.
— Нет. Просто, это впервые, когда я оплошал. – Когда я оплошал с пациентом, не считая необратимой потери сапфирки, чей образ не покидает мои сновидения, спустя столько лет.
— Ты врач, и не отвечаешь за решения других покончить со своей жизнью. Все, что необходимо, что в твоих силах, ты дал, остальное вне зоны твоей ответственности.
— Я понимаю, брат. Я справлюсь. Спасибо, что поинтересовались.
Я приберег для себя Салиму, это моя пушка, с которой, тогда, я научился обращаться относительно недавно, взяв уроки стрельбы. Нужно быть готовым ко всему в жизни, особенно к плохому. Я предполагал, что дебют Салимы будет в ту клубную ночь, когда кто-то не упустил бы возможности упомянуть «гибель» Амира в контексте злорадства перед братьями, переживающими невообразимое горе.
***
Шли годы, Амир вернулся на свое законное место, конфликт между двумя семьями окончательно исчерпан, наша жизнь наполнилась счастливым событиями в лице моих племянников, рожденных в любви и заботе. Я стал дядей, мне привлекательна новая роль, с которой, я справляюсь, как умею. Казалось, что все идет своим чередом и ничто не предвещает беды.
За всю свою жизнь, я выделил три тьмы, беспрекословно следующих за мной по пятам. Первая – мое желание изучать все то, что недоступно адекватной стороне человечества, а именно, дела серийных убийц, тайные собрания преступников, проворачивающих свои злодеяния, свое веселье под плотно закрытыми стенами, не способных пустить луч спасения для их жертв. Вторая – стремление окунуться в омут под ярем криков жертв и протянуть им ту самую, долгожданную руку спасения, за которую они ухватятся с упоением. И третья тьма, самая губительная, самая беспросветная – пустота, что никак не наполняется тем, что по истине имеет значения.
Роль хранителя семейного очага я не считаю тьмой, это то, что приносит мне чувство полезности и успокоения, это единственный луч, слабо освещающий мой путь в сторону жизни.