Ошибки дороже пуль
1990 год. это время прошло в напряжение. Отец все таки связан с криминалом, своего рода справедливый криминальный авторитет..
Саша пришёл один.
Это уже говорило о многом. Обычно — с Филом или Космосом, Витя — тенью за плечом. А тут — один. И глаза — холоднее, чем обычно.
— Катя, я не надолго.
— Что-то случилось?
— Скоро случится. Я предупреждаю. Может грохнуть. Громко.
Я выдохнула.
— Ты хочешь, чтобы я исчезла?
— Хочу, чтобы ты осталась в живых. А это — не всегда одно и то же.
Он замолчал, потом чуть смягчился:
— Витя говорит, ты сильная. Но сильным тоже иногда надо прятаться. Он просто не умеет просить. А я вот умею. Так что — пожалуйста, если можешь, будь осторожна. Хотя бы пару дней.
— Он не просит. Он приказывает. А потом исчезает.
Саша усмехнулся.
— Он не умеет терять. А теперь кажется — боится.
Вот это уже опасно, — подумала я.
Если Витя Пчёлкин боится — значит, на горизонте совсем не облака.
⸻
Он появился через пару часов. Почти год от него ни слуха.
Он — Седой. Со шрамом.
Заходит спокойно. Как будто покупатель. Осматривается.
Голос низкий, вкрадчивый:
— Магазин у вас надёжный. Выбор — хороший. А главное — удобно. И все, кто надо, мимо проходят.
Я замерла.
— Вы что-то ищете?
— Нет. Скорее — кого. Например, того, кто водится с теми, кого мы давно пасём.
Он берёт банку тушёнки, ставит обратно.
— Пчёлкин часто тут бывает? Или теперь реже? или ваш отец?
— Я не обязана отвечать. Это частная территория.
— О, конечно. Частная. Но город — общий. А в нём, девочка, делаются дела. Кто мешает — тот мешает навсегда.
Он кладёт бумажку — визитку без имени, только номер.
И уходит.
Я держалась до конца. Потом — захлопнула дверь и села прямо на пол.
⸻
Вечером — Витя. Влетел. Лицо — в пепел.
— Ты видела его?!
— Да. Видела.
Он врезал кулаком по прилавку. Я вздрогнула.
— Я должен был быть рядом. Чёрт. Это моя ошибка. Моя. почти год про него ни слуха..
— Да, твоя. Ты думаешь, можешь просто появляться, когда тебе удобно. А когда я остаюсь одна — вот он. Со шрамом. С угрозами. С твоим именем на языке.
Он подошёл ближе.
— Я исправлю. Я...
— Не обещай, Вить. Ты не можешь гарантировать даже то, что сам останешься жив.
Молчание. Тяжёлое, на грани крика.
— Я боюсь, Катя. Только не за себя. За тебя. А это — новое для меня. И хреново новое.
— Поздно. Мы уже внутри. Неважно — кто кого первым втянул.
Он опустил голову.
— Ты права. Только есть разница. Ты — светишься. Даже когда злишься. А я — тень. И если я к тебе прижмусь — затушу. А если отойду — они придут.
— Значит, стоим рядом. В темноте. Вместе. Но не исчезаем.
Он посмотрел на меня. Долго. Потом впервые — осторожно — коснулся моей руки.
Не по-влюблённому. По-военному. Как будто проверял: целая ли ещё, живая ли.