Глава 10
Горячо. Приятная расслабленность. Музыка современных инструментальных композиторов. Шипучая пена, пузырьки которой тихо лопались, пока стекали по обнаженному телу. Ее руки на моих плечах. Длинные пальцы то нежно гладили, то сжимали мышцы, вызывая приятную волну мурашек, а длинные красного цвета ногти иногда оставляли после себя следы, когда я закидывал голову и обхватывал соски Серены губами, играя с каждым поочередно.
Герленовские цветочные духи окутывали меня всякий раз, стоило ей наклониться, а волосы, хоть и короткие, но нежные и гладкие было приятно пропускать через пальцы, иногда натягивая, иногда дергая за них. Вкусные полные губы умело ласкали ухо, оставляя влажные поцелуи на шее и плечах, а руки, что совсем недавно массировали спину, уже опустились ниже, под воду, вдоль живота стремясь схватить мой член, что благодарно лег ей в ладонь, дергаясь и причиняя мне приятную боль.
- Когда ты познакомишь меня со своей мамой? – спросила Серена томным голосом, шепча на ухо.
Я открыл глаза, глядя прямо перед собой и ощущая, как возбуждение сошло на нет. Заметив это, Серена напряженно улыбнулась и попыталась исправить положение, массируя мой член и языком играясь с моей шеей, но я скинул ее руку, а затем выпрямился, смывая с себя пену.
Меня охватила злость.
- Мы уже открывали с тобой эту тему, и ты знаешь ответ на свой вопрос, - мрачно бросил я, выходя из ванной и хватая полотенце.
Серена в панике выпрямилась, в глазах появились слезы, но мне было плевать. Я сказал все тогда, сказал то, что она не хотела слышать, но то, что должна была. И она согласилась быть со мной на тех условиях, что были выставлены. Это был ее выбор, все наши договоренности остались такими же. Я ценил прозрачность и никогда сам не обманывал людей.
- Прости, Рафаэль, я знаю..., - у нее перехватило дыхание, голос задрожал, и я, зная, что за этим сейчас последуют слезы, не пожелал слушать их и вышел из ванны.
Пусть побудет одна, поплачет, придет в себя. Гадко ли я поступаю? Да. Как тварь последняя. Но мне плевать. Есть определенный круг людей, чувства которых меня волнуют, а вот до остальных мне нет дела. Все на расстоянии вытянутой руки. Я давно уже закрыл свое сердце, давно не впускаю туда никого, кроме тех, кто проверен годами дружбы. Холодный, расчетливый, жестокий – да, это я, и мне не стыдно, после всего, что я пережил, именно эти три качества позволили мне не сойти с ума и стать тем, кто я есть.
Я надел спортивные штаны. Серена вышла, по ее лицу текли слезы, и я закрыл глаза, потирая переносицу и понимая, что мне нужно все-таки сказать ей что-то успокаивающее. Да, я тварь, но не мразь все-таки.
- Иди сюда, - выдохнул я, не находя нужных слов.
Она подошла ко мне, и я обнял ее, позволяя положить голову себе на грудь и плакать, пока не слезы сами не остановятся. Как истукан, я не двигался, лишь положил руки ей на талию, пока она цеплялась за меня так, словно от этого зависела жизнь.
- Прости меня.
- Тебе не за что извиняться, - ровно произнес я.
- Иногда мне хочется большего, Рафаэль, - прошептала Серена. Хоть она и была высокой, ее макушка едва доходила мне до подбородка. – Иногда мне хочется, чтобы я была для тебя кем-то большим, чем есть сейчас.
Все внутри покрылось холодом, и я, отстранившись, подошел к окну, засунув руки в карманы.
- Я никогда не смогу дать тебе то, чего ты хочешь, Серена, - отчеканил я, не поворачиваясь, не смотря ей в глаза.
Не из страха. А из-за того, что боялся, что не совладаю с собой и мой гнев причинит еще больше боли.
- Но почему..., - она осеклась, стоило мне все-таки бросить на нее предостерегающий взгляд, а затем бросилась в свою комнату, с грохотом закрыв дверь.
Немедленно натянув толстовку и схватив ключи от машины, я покинул квартиру Серены, которую снимал ей в одном из высоток, а затем спустился на минус первый этаж. Сев в автомобиль, я выехал на улицу, а затем и на шоссе, ведущую к автомагистрали, соединяющей Вендфорд с городами на северо-западе. Открыв окна, я с радостью впустил ветер, который был призван остудить мой пыл, привести меня в чувство и обрести спокойствия, которого в моей жизни никогда не было.
Я не привязываюсь. Не впускаю. Не позволяю себе влюбиться в кого-то. Так проще. Так легче. Так безопаснее. Особенно после того, что было. Любовь – та еще сука, которая обожает опрокидывать тебя наземь, душить изо всех сил, глядя на тебя с милейшей улыбкой на лице, пускать кровь из вены, чтобы ощутить свою власть на твоим сознанием, пускать туда корни и помогают ей вести паразитический образ жизни. Я ненавидел любовь. Никто и никогда не делал мне так больно, как она. Любовь – это химера, что пускает яд по венам и разрушает тебя изнутри, высасывает из тебя все хорошее, превращая в живого мертвеца, существующего, но не живущего. Я ненавидел любовь, ненавидел так сильно, что стоило мне почувствовать, что кто-то влюбляется, как я бежал сломя голову, лишь не касаться этой скверны, не заразиться этой болезнью, от которой с трудом удалось излечиться. Я выжил, но потерял все.
Надо рвать с Сереной. Эти чувства, в ее голосе, когда она обращается ко мне, в ее глазах, когда смотрит, в ее движениях, стоит только позвать ее по имени – нет, нет и еще раз нет.
Я нажимал на педаль газа, вдавливал ее в пол, слушая рев мотора, чувствовал, как машина летит по дороге и дышал, жадно хватая ртом воздух, крича в душе о том, что было когда-то забыто, но сегодня ночью вновь затронуто.
Л.
Сколько лет прошло? Сколько? Семь лет. Мне тридцать три. Ей двадцать девять. Она уже пять лет как замужем и три года как мать. А я? Чего добился я? У меня нет семьи, нет и не будет той семьи, что в привычном понимании этого слова. У меня есть Зейн и Лео, есть Темпл, Харви, Эйден, Джейми, есть моя мать, женщина, что не сломалась, хотя жила под гнетом моего урода-отца. Мне большего не надо. Они моя семья. Я никому не передам свои гены, спасу тем самым мир, не породив еще одного жесткого, бездушного человека, такого, как я; не сделаю ни одну женщину несчастной, заключив с ней брак, в котором она никогда не будет любимой женой; не позволю себе проникнуться к кому-либо любовью. Потому что любить – значит быть уязвимым, обнажить все свои раны, встать перед человеком, демонстрируя шрамы, и знать, что теперь есть тот, кто знает, куда бить, тот, кто однажды разорвет твое сердце и, переступив, пойдет дальше.
Я нажал на тормоз, слушая, как шины свистят, оставляя следы на дороге, а затем вылетел на улицу, что освещалась фонарями. Грузовик, ехавший сзади, засигналил, водитель орал что есть мочи, но мне было плевать. Плевать. Просто плевать.
Рядом проносились машины, а я встал и закричал во все горло, кричал и кричал, вкладываю всю ту боль, что сочилась из сердца, которое перманентно было перебинтовано. Да, я вылечился, но врач «Время» сказал мне, что эти раны никогда не затянутся полностью, что они будут кровоточить время от времени, потому что любовная инфекция никогда не проходит бесследно. «Форма этой инфекции бывает разной, но вы наткнулись на токсичную, - сказал он, - а потому ваш жизненно важный орган никогда не сможет функционировать как прежде. Угнетенный негативными последствиями, он теперь уязвим и истощен. Берегите его от привязки к кому-либо, иначе вы умрете». И я берег. И берегу. И буду беречь.
Никакой любви. Никакой привязанности. Только взаимовыгодные отношения, в которых никто ничего не теряет и не требует.
***
Сегодня я подвела свои глаза синей стрелкой, а на веки нанесла крупношиммерные серебристые тени, что красиво переливались на свету. Розовый влажный тинт сочетался с такого же цвета румянами. Заколов сзади передние пряди крабиком в форме бабочки, а отдернула рукава сиреневой вязаной жакетки с выступающими на ней мягкими облачками из другого материала.
Оставив правку в статье, которую только начала читать, я встала, чтобы налить себе горячего чая и согреться. Сегодня в кабинете было неожиданно прохладно, и позже нам сообщили, что из строя вышла система кондиционирования, которую в скором времени должны привести в порядок. Помимо этого, в зале был ажиотаж, потому что журнал готовился к новому выпуску (до него оставалось три дня), а потому нужно было успеть доделать примерный вариант верстки, отсмотреть еще три статьи, а также кучу еще всего, в чем я совершенно не разбиралась. Все-таки я филолог, а не журналист.
Я уже было вышла, когда к нам зашел какой-то мужчина, при виде которого многие притихли. Ричард и Анастасия, поняв, что что-то не так, привстали, но при виде мужчины сели обратно и спрятались. Люди старались не попадаться ему на глаза. Кто же он такой?
- Кто из вас Альба дель Гранада? – спросил он.
Невысокий, с уже редеющими волосами, голубоглазый и с настолько белой кожей, что белее только бумага, он окинул нас всех взглядом. У меня неприятно засосало под ложечкой, как только до слуха дошло мое имя.
- Я, - в голосе испуг, словно было сделано что-то нехорошее.
Коллеги зашептались, девушка рядом сочувственно поджала губы, а я уставилась на мужчину, ожидая продолжения.
- Пройдемте со мной.
- Кто он? – шепнула я девушке.
- Константин, ассистент одного из основателей компании, - успела шепнуть она прежде, чем мои ноги понесли меня вслед за мужчиной, который, не оглядываясь, шел вперед.
Мне было страшно. Сосущее под боком чувство усилились, внизу завязался узел, что тянул меня вниз, как будто лифт падал с сотого этажа на первый со световой скоростью. Чпук, и тебя уже нет.
- Могу узнать, куда мы идем?
Константин как будто впервые увидел меня или заметил, нахмурив брови и окинув меня растерянным взглядом.
- Прошу прощения, что сразу не сказал. Это было крайне неучтиво, - он улыбнулся. – Меня зовут Константин, и я помощник мистера Варгаса, соучредителя компании. Вчера вы разговаривали с его племянником Лео, и теперь мистер Варгас хочет обговорить с вами некоторые детали.
Вот это поворот. Мы вышли из лифта на пятьдесят восьмом этаже, и я на негнущихся ногах продолжила идти за Константином, совершенно его не слушая. Господь Бог, а что если я сказала что-то не так? А что если теперь он хочет уволить меня? И ладно уволить, а если он решит, что я сказала что-то не то и захочет подать на меня иск в зуд или написать заявление? Но я ведь вчера не говорила ничего такого. Да и не делала тоже. Что происходит?! Меня захлестнула паника, синдром раздраженного кишечника дал о себе знать, и я остановилась, чтобы сделать пару вдохов и прийти в себя. Я чувствовала, как посерела. Так, стоп, надо прийти в себя, надо успокоиться, держать себя в руках. Я ничего не сделала!
Преодолев внутренний барьер, я двинулась вслед за ассистентом, не в силах разглядеть, насколько великолепно был отделан этаж руководства. Тихий, абсолютно тихий, он являл собой власть, что пропитала каждую вещь здесь. Константин остановился на ресепшене, когда его позвала девушка, что пыталась согласовать мероприятия с расписанием мистера Бюрсина, и Константин попросил меня подойти к кабинету, находящемуся за правым углом.
- Он там один, - произнес Константин, после чего ушел с головой в разговор с девушкой.
Пройдя вперед и завернув, я услышали женские крики, которые сопроводил звон разбившегося чего-то. Мои брови взметнулись вверх. Дверь была приоткрыта, и я увидела девушку со светлыми короткими волосами, зареванную и разбитую. Сердце сжалось
- Ты трус! Трус! – кричала женщина, разбивая все, что было в кабинете.
- Ты знала, что это рано или поздно закончится! – послышался громогласный голос мужчины, который, вероятно, был на грани.
- Я потратила столько времени на тебя! Я столько всего тебе дала! Я, черт побери, влюбилась в тебя!
- В этот-то и вся проблема, Серена, - казалось, мужчина устал. Я думала, что он сейчас взорвется, что тоже что-то разобьет или выставить девушку вон, но он был расстроен так же, как и она. Не зол, нет. – Мы договаривались с тобой не влюбляться, мы обсуждали с тобой это еще в самом начале, и я предупредил тебя о том, что никогда ни в кого не влюблюсь. Ты знала это, когда соглашалась на наши отношения.
- Я знаю, - плакала девушка, - знаю, но ведь сердцу не прикажешь, Рафаэль. Я и не думала влюбляться в тебя, не хотела, но ты был слишком заботлив по отношению ко мне, и я не выдержала...
Она разрыдалась, и Рафаэль подошел к ней, положил руку на голову и стал успокаивающе гладить по волосам. Девушка прижалась к нему.
- Рафаэль...
- Да, Серена, - он стоял спиной, и я н могла разглядеть его лица, но...
НО?! Серена. Рафаэль. Рафаэль! Серена! Имена жгли дорогу к воспоминаниям о той ночи, о ночи в «Падшем», где я оказалась случайно запертой в комнате с Рафаэлем и Сереной, что занимались сексом. Нет, нет, это случайность, это простое совпадением. Не может быть такого, что сейчас перед мной были те, кого я встретила в клубе, да нет. Мужчина повернул голову, и в свете блеснула золотое колечко, вдетое в мочку уха, а затем и его профиль, который я бы узнала из тысячи – так часто он мне снился в последнее время.
Время остановилось, сердце упало в пятки, я вскочила, пятясь назад, ощущая, как страх быть узнанной, разоблаченной взял над мной вверх. Нет, нет, нет! И эта девушка, ее голос – я узнала ее! Черт побери, нет! Я развернулась, чтобы броситься наутек, как врезалась в мужчину, стоявшего позади меня. Не дав мне упасть, он схватил меня за плечи, и на ум пришел Северно-Ледовитый океан, с его синими водами и белыми плавающими айсбергами – так мне виделись его глаза.
Я выпрямилась, тут же извинившись, и услышала:
- О нет, это вы простите меня, - мягкая улыбка коснулась губ мужчины, и я невольно тоже улыбнулась.
Его русые волосы с пшеничными прядями, на которых будто играют золотистые лучи, чуть не доходили до плеч. Пробор был уложен на правую сторону, что гармонично сочеталось с бородой и серебряной сережкой в ухе. Тоже колечко. Идеально прямой нос, тонкие, но ярко-розовые губы, высокие скулы, густые брови, длинные, изогнутые ресницы, не качок и не худой, в меру спортивный, одетый с иголочки, держащий спину строго прямо – мужчина был писаным красавцем.
- Я мистер Бюрсин, - когда я непонимающе нахмурилась, он добавил: - Зейн Бюрсин, второй основатель компании, а первый – Рафаэль Варгас, около кабинета которого вы только что стояли.
Я покраснела при упоминании этого имени и оглянулась, чтобы с облегчением отметить, что дверь закрылась. Значит, они еще нескоро выйдут оттуда. К нам как раз подошел Константин, на котором лица не было, и Зейн тут же спросил:
- Вы хорошо себя чувствуете, Константин?
Его нижняя губа затряслась, мужчина мял руки.
- Завтрашняя встреча с директорами наложилась на встречу с заказчиком, - прошептал он. – Мистер Варгас убьет меня, я перепутал дни.
Зейн положил руку на плечо Константина.
- Давай сделаем так: я скажу мистеру Варгасу, что сам захотел встретиться с заказчиком, а потому попросил вас внести изменения в расписание Рафаэля. Ему же предстоит быть только на встрече с директорами. Хорошо?
Константин облегченно кивнул головой и даже улыбнулся. Он тряхнул головой в знак согласия:
- Спасибо, мистер Бюрсин! Огромное вам спасибо!
Зейн покачал головой, а затем цокнул.
- Я не сделал ничего такого, Константин. Я официально даю тебе полчаса на чай. Иди и выпей его, чтобы расслабиться.
Константин протянул ему руку и так радостно пожал ее, что я невольно хохотнула, чем привлекла к себе внимание.
- А это, - он будто спохватился, снова вспомнив обо мне, - это миссис Альба дель Гранада, та девушка, которую хотел видеть мистер Варгас. В связи с просьбой Лео.
- А, так это вы та самая Альба, - понимающе заулыбался мистер Бюрсин. – Вы произвели неизгладимое впечатление на моего сына, он вчера весь день говорил о вас! Пройдемте ко мне? Я бы хотел обсудить с вами несколько вопросов с вашего разрешения.
Дверь сзади открылась, снова послышались крики: Серена била по раме, а Рафаэль кричал. Казалось, они сейчас выйдут в коридор. Я согласна затрясла головой, умоляя взглядом поскорее скрыться в кабинете мистера Бюрсина, и тот, словно понимая меня без слов, провел меня к себе, позвонив по телефону и заказав для нас обоих зеленый чай.
Как только дверь закрылась, я выдохнула, чувствуя в себя безопасности и не зная о том, что мне в скором времени предстоит попасть в логово льва.