Глава 8
Выйдя из лифта, я постаралась унять дрожь в ногах и слушать Саманту, редактора журнала «Сердце архитектора». Для меня было ужасно странным, что сама главный редактор проводит для меня экскурсию, являя собой такую доброжелательность. Словно я была ее лучшей подругой.
Я привыкла к тому, что люди, которые выше тебя по положению, обязательно должны продемонстрировать это. В школе было нередкостью крики, оскорбления и унижения. У учителя нет чести и достоинства, потому что в современном мире учитель потерял то было значение, которое было ему присуще так много столетий. Там, в школе, для родителей я ужасный педагог, который не может заинтересовать их ребенка, а потому на уроке он балуется, для директора мы секретари, которые вечно готовят отчеты о проделанной работе и заполняют бумажки, а для детей – аниматоры, что должны развлекать их на протяжении всего учебного дня. Хамство и грубое отношение к нам – теперь абсолютно обычное дело, и государство не встает на защиту учителей.
Итак, работать мне предстоит на тридцать девятом этаже, где в принципе собраны все работники журнала. Этажом выше находится зона отдыха и кухня, где мы можем поесть. Помещение, в котором я оказалась, было разделено на блоки: зоны журналистов, у которых своя колонка, стажеров, собирающих необходимый для составления статьи материал, корректоров, визуальщиков, а также двух айти-специалистов. С правой стороны находился кабинет главного редактора, поодаль – заместителя.
Все люди, работающие здесь, приветствовали меня с улыбками. Готовые помочь, они протягивали руку, которую я пожимала, а затем представлялись, кто есть кто. Из них всех я запомнила тех, с кем буду работать постоянно – своих коллег, таких же корректоров, Анастасию и Ричарда.
Анастасия, девушка с длинными медовыми волосами и голубыми глаза, улыбнулась, и меня пронзил приступ нежности при вид ее носика, кончик которого уходил вверх. Ее лицо было покрыто веснушками, отчего казалось, будто она проводит много времени под солнцем, которого в Вендфорде практически не бывает, если исключить лето. Даже весна здесь всегда дождливая, затянутая тучами. Ричард, мужчина примерно тридцати лет, был среднего роста, кареглазый и темноволосый, худой, но энергичный и заразительной улыбкой.
- Ричард и Анастасия тебе все покажут, когда ты вернешься, а пока пройдем со мной в мой кабинет.
Я кивнула головой и прошла за Самантой, сев в кресло, на которое она указала рукой. Примостившись напротив меня, она пододвинула стул к столу и достала лист, который затем протянул мне.
- Здесь список твоих обязанностей. Все четко регламентировано. Чтобы не было казусных ситуаций, ты должна знать, что ты обязана делать, а что никто не имеет право тебя заставлять.
Я растерянно взглянула сначала на редактора, а затем на лист бумаги, не решаясь задать вопрос, как вдруг увидела понимание в ее глазах:
- Альба, расскажу вам, чтобы вы видели всю картину: раньше этот журнал принадлежал другому человеку. Унизительно отношение, переработки, домогательства, выполнение того, что не входило в обязанности – это было делом повсеместным для работников. Но затем, когда одна из работниц заявила об изнасиловании, подав заявление, а затем к ней присоединились еще несколько, начав волну протеста, владелец сдался и продал журнал «VB Imperial». Владельцы данной организации очень трепетно относятся к таким вещам, а потому задание было такого: составить четкий список обязанностей для любого работника. Все то, что в список не входит, оплачивается отдельно, как сверхурочные.
Саманта, женщина примерно сорока лет, элегантно одетая и накрашенная со вкусом, смотрела на меня в упор с такой доброжелательностью, от которой стало тепло на сердце.
- Вам многому предстоит научиться, Альба, и я надеюсь, что ваш путь здесь не оборвется спустя время. Вы мне нравитесь. Думаю, если вы еще творчески одарены, то мы модем рассматривать в ас в дальнейшем не только на роль корректора, но и на журналиста.
Лучезарная улыбка тронула мои губы, и все внутри так задрожало от радости, что я даже подпрыгнула.
- Большое вам спасибо, Саманта! – ее алых губ тоже коснулась улыбка. – Спасибо вам за доверие!
Она протянула мне руку, и я воодушевленно пожала ее. Забрав список своих обязанностей, который собиралась изучить чуть позже, я вышла из кабинета, идя в сторону своих коллег.
- Ричард настолько заботливый, что даже включил тебе компьютер, - улыбнулась Анастасия.
Ричард закивал головой, как будто ожидая похвалы с моей стороны, и я поблагодарила его.
- Мы готовы помочь тебе, показать все, что нужно, - сказал он.
Оба подошли к моему столу и стали тыкать в экран, говоря, где какая программа находиться, как делать правки, оставлять замечания, каким цветом выделять исправленный текст. Мы провели вместе добрые полчаса, обмениваясь шутками и ценной, полезной информацией, а затем я принялась изучать список своих обязанностей. Мне предстояло править не только статьи, но и договоры, сообщения руководителей в чатах, а также посты для социальных сетей. Работать я буду восемь часов, с девяти до пяти (этот график я выбрала сама).
На компьютер пришло уведомление: пришел первый документ на проверку: это был пост для инстаграма, где редакция сообщает о скорой встрече архитекторов, которая пройдет в Вендфорде двадцать второго ноября – уже через месяц. Также в статье была дана краткая история создания архитекторского комьюнити в Вендфорде, дате первой встречи (1 марта 1947 года) и о зачинщиках данного мероприятия.
Закончив с корректировкой поста и исправив одну синтаксическую конструкцию, я отправила текст обратно со всеми правками. Прилетел еще один текст. Я растворилась, чувствуя себя повелительницей букв и запятых, перестраивая текст так же, как перекраивает платье швея, преображая сообщение, подобно фее-крестной. Время, столь ценная и при этом эфемерная вещь, перестала играть для меня хоть какую-либо роль, уходя на второй план, затихая и погружаясь в темные воды сознания, а я, жадно пожирающая текст и ищущая в нем недостатки, незамедлительно все исправляла, слушая мерный голос Ричарда, что-то говорящего Анастасии, чей-то смех, стук кружки о стол, принтер, печатавший на листах бумаги какой-то невероятной длины текст.
Из омута строк меня вырвал голос Анастасии и ее нежная рука, что легла мне на плечо.
- У нас перерыв и лучше подкрепиться.
Я выдохнула, будто до этого не дышала, и вышла вместе с ними, на лифте спускаясь на первый этаж, но вернулась обратно, забыв захватить свое пальто. Спустившись вновь вниз, я вышла на улицу, ощущая на себе капли дождя и радуясь тому, что решила сегодня не выпрямлять волосы. Стоило им почувствовать в воздухе воду, как они тут же жадно поглощали ее, превращаясь сначала в волны, а потом в тугие кудри.
Воспоминание лавиной накрыло меня: Рафаэль прижимается к моей спине своей грудью, его жаркое дыхание касается завитков, из-за чего дрожат, ласково и едва заметно поглаживая плечо. Я старалась не думать о нем, забыть, не возвращаться мыслями к той ночи, которая заставила меня почувствовать себя живой. Там, в той комнате, которую он заполнял собой, возвышаясь над мной, сложенный, подобно древнегреческому богу...
Стыдно. Ужасно стыдно. Но он снился мне. И сон этот был настолько неприличным, что стоило вспомнить хоть малейшую деталь, как меня бросало то в жар, то в холод, а щеки становились пунцовыми, выдавая мое смятение. Этот Рафаэль успел стать героем моих влажных фантазий, хотя шанс вновь повстречать его был равен нулю. Я не знаю ни фамилии, ни кто он. Да и я не та, что станет искать мужчину, чтобы написать ему, потому что слишком сильно этого стесняюсь. Но вот мысли, которые крутились в моей голове, те мысли, что взывали к его образу, порождая такие картины, от которых мое сознание уплывало в мир грез, от которых я готова была кончить, совершенно себя не касаясь, - они переросли в желание, пугающее меня до чертиков.
В картинах, что рисовало мое воображение, я прошу Рафаэля стать тем самым проводником для меня, тем человеком, который поможет написать книгу, дав возможность реализовать с ним все свои фантазии, что станут основной сюжета моего эротического романа. Почему-то мне казалось, что Рафаэль был бы для мен хорошим учителем, который трепетно и терпеливо показывал бы, как надо, на практике показав мне, на что я способна, когда моего тела касаются ласковые и в то же время сильные мужские руки, когда кто-то большой и мощный перехватывает жадным поцелуем мое дыхание, нетерпеливо натягивая на кулак волосы и заявляя свои права на обладание мной.
Подставив лицо моросящему дождю, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, а затем, опустив голову, увидела ребенка, лет четырнадцати, темноволосого и смуглого, в школьной форме, расхаживающего туда-сюда. Было видно, что он зол.
- Хей, ты в порядке? – спросила я, подходя ближе.
Мальчик повернулся ко мне, прожигая взглядом, и я удивилась, насколько черными были его глаза, которые, казалось, поглощали все, что смотрело в них.
- Отстань.
- Йоу, ты че такой борзый? – спросила я с улыбкой, понимая, что у парня явно накипело.
Услышав мою реплику, мальчик выпрямился во весь свой немаленький рост и готовился огрызнуться, но моя улыбка ввела его в ступор. Нахмурившись, он дернул головой.
- Чего пристала?
Я села на скамейку, запахнув полы пальто и похлопала по месту рядом.
- Я вижу, что ты очень зол, и мне крайне интересно, кто же довел тебя до такого состояния, что ты готов отрывать всем головы.
Я театрально потянула себя за воображаемый хвост и сопроводило это действие звуком, имитирующим хруст. Губы мальчика тронула улыбка, хотя брови все еще были нахмуренными. Мальчик отвернулся, явно не зная, какая эмоция главенствует.
- Да давай, садись уже. Считай, я тебя сейчас выслушаю, мы вместе поругаемся, поедим твои чипсы, что торчат из рюкзака и разойдемся.
Мальчик недоверчиво покосился на меня, и я выставила вперед руки в качестве жеста мира и сдачи.
- Да не переживай, я работаю вот в этом здании и детей на органы не сдаю.
Мальчик усмехнулся и нерешительно подошел к скамейке, сев рядом и пододвинув рюкзак. Молча открыв пачку, он протянул ее мне, чтобы я первая взяла чипсы.
- Это так мило! – радостно улыбаясь, сказала я, хватая снэк и жадно поедая его.
Божественная пища. Мальчик снова улыбнулся, пытаясь скрыть это за кашлем, но я-то уловила, я-то быстрая!
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Хей, ты что, не в курсе, что к старшим обращаются на вы? – мальчик стушевался, покраснев, и согласно кивнул, не пряча улыбку стеснения. – Ладно, за то, что ты угостил меня чипсами, разрешаю обращаться ко мне на «ты». Да, меня можно купить за чипсы.
Мальчик не выдержал и рассмеялся, а я тем временем продолжала поедать чипсы, не испытывая никаких угрызений совести.
- Меня зовут Лео, - сказал он.
- А меня Альба, - мы протянули друг другу руки и пожали их. – Ну так что?
Лео не спешил с ответом, откинувшись на спинку и медленно жуя. Мы оба уставились на главный вход в здание, двери которого то выпускали, то впускали людей. Ветер, до того противный, все норовил залезть под штаны, чтобы искусать там голую кожу, но встретил сопротивление в виде теплых колготок, которые стойко выдерживали напор. Дождь, нещадно моросивший, достаточно увлажнил наши волосы, чтобы некоторые пряди повисли вдоль лица, по которому теперь текла вода. Я молчу о наших задницах, которые, казалось, собрали всю влагу, что была на дереве. Придется приседать возле отопления, что согреть попку.
- Меня все бесит, - вдруг произнес Лео, опустив напряженные плечи и громко выдохнув.
Взъерошив пятерней волосы, он оттянул галстук от формы и расстегнул первую пуговицу пиджака. В целом это был красивый ребенок: ростом где-то около метра восьмидесяти, спортивный (явно занимается плаванием, ну или хоккеем, что в нашем городе был спортом номер один), с кучерявыми волосами и черные, как ночь, глазами. Подростковая щетина уже пробивалась сквозь толстую кожу, оповещая всех вокруг, что мальчик становится мужчиной, а поломавшийся уже голос буквально кричит об этом.
- Мне кажется, что я неудачник.
- Почему?
Лео выдохнул, прогоняя слезы, от которых злился еще больше.
- Потому что я не смогу стать таким же, как мой папа! Он умный, решительный, у него язык подвешен, поэтому его так часто приглашают на интервью! А я...у меня...ну не идет у меня английский, я совершенно не понимаю эти правила, и мне так плевать на литературу. Учительница говорит, что во мне отсутствует вкус художника, а я и не отрицаю, потому что я технарь! Мне плевать на Шекспира и его Ромео! Я шарю в компах, играх и моделировании, мне нравится проектировать, а не писать эссе о том, как я провел свое лето! Но я вижу лицо папы, когда он смотрит мои оценки по английскому...
Мальчик часто заморгал, прогоняя слезы, и я сделала вид, что не замечаю этого, будто он ничего и не делает. Не хотелось стеснять его еще больше.
- Он говорил тебе что-нибудь по этому поводу?
- Нет.
- Ты делаешь достаточно, чтобы развиваться там, где тебе нравится, - сказала я. – Не получается у тебя с английским так, как хотел бы твой папа, ну и наплюй на это. Бывает, что не дано в одной области, но в другой – талант. Если тебе нравится сфера айти, так развивайся в ней, поддерживая остальное на уровне удовлетворительно, чтобы закончить школу и все.
Не этих слов ожидал услышать от меня Лео. Изумленно взглянув на меня и повернувшись всем корпусом, он бросил:
- Дядя Рафи говорит то же самое! Ну что теперь, делать так, чтобы папа ненавидел меня еще больше?
Я прямо посмотрела Лео в глаза и твердо произнесла:
- Твой отец любит тебя не за твои оценки, а просто за то, что ты есть. Умный или тупой, гений или бездарность, выдающаяся личность или простой человек – нормальный родитель любит своего ребенка любым, стараясь развивать его сильные стороны. Ты что думаешь, я настолько гениальна? Нет. Я человек слова, мне нравится литература, история, английский, но совершенно ничего не понимаю в алгебре и физике, но это не делает меня плохим человеком или тем, кто не достоин любви. Я развиваю себя в том, что интересно мне, и цепляю людей этим. Там, где чего-то не понимаю я, меня готовы просветить мои друзья, там, где они не понимают, - я. Это нормально.
Лео задумчиво потер подбородок, устало выдохнув.
- Ты не обязан соответствовать чьи-то ожиданиям. То, что в тебе хотят видеть родители, и то, кто ты есть, не одно и то же. Безусловно, отец тебе не враг, и я уверена, что он любит тебя, а потому, мне кажется, тебе стоит сесть и поговорить с ним. Возможно, ты просто неправильно его понял.
- Я не хочу.
- Почему?
- Просто не хочу.
Я слабо улыбнулась, потерев руки, чтобы хоть немного согреться. Медленно, но верно я начинала замерзать. Заметив, что Лео без куртки, я сняла с себя шарф и накинула ему на плечи, молча приказав не снимать.
- Могу высказать одно свое предположение? – он кивнул головой. – Ты боишься услышать, что действительно разочаровываешь его, а потому оттягиваешь разговор.
Лео сжал руку в кулак. В яблочко.
- Я не хочу...слышать это...
- Но ты ведь не знаешь, что он скажет тебе, и лишаешь себя возможности узнать правду, с которой работать намного проще, чем со страхами и беспочвенными предположениями.
Лео повернулся ко мне, закинув ногу на скамейку, отчего штаны в области голени промокли.
- Кто вы? Вы так разговариваете со мной, будто привыкли иметь с такими дело.
- Ты имеешь в виду с детьми? – усмехнулась я.
Лео кивнул.
- Вы психолог?
- Я бывший учитель английского и литературы.
Не выдержав, я хихикнула при виде зардевшегося Лео, который смущенно улыбался.
- Простите, я не знал.
- За что ты просишь прощения? – фыркнула я. – Это нормально, Лео, что у тебя где-то что-то не получается, а где-то ты идешь вперед семимильными шагами.
Я встала, протянув ему руку и дав пять. Наши ладони звонко соприкоснулись.
- Рада была познакомиться с тобой, Лео! Подумай насчет того, что было сказано здесь.
Я подмигнула ему и пошлепала вдоль улицы, направляясь в ближайшую кофейню, где меня заждались Ричард и Анастасия. Лео окликнул меня по имени, и я обернулась, увидев, как он машет на прощанье. Я сделала то же самое, только осознав, что мальчик был в форме частной и элитной «Вендфордской школы Святого Аврелия Августина».