ГЛАВА 4
Ты слышишь моё молчание?
Мои шрамы соскучились по тебе.
Ты слышишь стук сердцебиения?
Моё сердце тянется к тебе.
Ты слышишь, как зову я тебя?
Отчаянно хочется сказать,
Я здесь, забери меня.
Ты слышишь, как я молчу о тебе?
— Яна Дин
_________◇_________
АНДРЕА
Я знала, иногда бывают экстренные ситуации, но никогда не думала, что буду одна, среди огромного танцевального зала, вся мокрая, потная и злая, вытирать полы от недавнего потопа.
Все оказалось намного легче, чем я думала, но не могла разобраться. Благо для этого были специальные люди. Сказали, что придётся менять трубы, теперь балетная студия закроется на неделю.
Нервно водила половой тряпкой с правой стороны в левую, чувствуя, как нос щиплет от обиды и слез, которые так сильно хотели выбраться наружу. Держалась изо всех сил, но, когда нечаянно вылила ведро, и грязная вода растеклась по всему полу вновь, плечи поникли и сотряслись от рыдания. Села на пол, совершенно наплевав на то, как быстро впитали в себя воду джинсы. Теперь я в прямом смысле была мокрой до трусов.
Но сейчас неважно. Мне хотелось плакать, и я позволила эту минутную слабость. Дала волю тёплым ручейкам течь по щекам.
Ощущение, словно тяжесть всей этой недели грузом легла на плечи.
Слова Тины об отце. Странное ощущение пустоты. Понимание, что новые отношения были не совсем хорошей идеей. Этот потоп. Вода. Тряпки. И все кругом.
В эту самую секунду пробилась последняя капля.
Закрыла мокрыми руками лицо и заплакала сильнее. Не знаю, сколько еще бы так просидела, но мобильный телефон, отдавшийся вибрацией на подоконнике, заставил прийти в себя. Поднялась, шмыгнув носом и вытирая слезы.
Маттис.
Он соизволил перезвонить только сейчас. Спустя три часа после моего звонка. Внутри закипела злость, но я понимала, что это глупо. Маттис всегда отключал телефон во время терапии с клиентами, о чем ни раз предупреждал. И то, что я не смогла дозвониться до него, когда студия заливалась водой, а я не знала куда деть Тину — вполне объяснимо.
— Да, любимая. Ты звонила? — слышу его голос, как только поднимаю трубку. Его мягкое «любимое», заставило отвести телефон, делая глубокий вдох.
Соберись, Андреа!
— Все в порядке. В студии маленький потоп...
— Как потоп? Мне приехать? — искренне сопереживал Маттис, но почему-то меньше всего, сейчас хотелось видеть сочувствие в его глазах. Достаточно того, что я слышу это.
— Нет, — натягиваю улыбку на лицо, пытаясь погасить дрожь в голосе, — Все в порядке. Придётся менять трубы. Начнут уже завтра, поэтому…все порядке, — будто самой себе повторяю.
Нет. Все было ужасно. Моё внутреннее состояние было ужасным.
Внезапно сердце делает волнительный удар. Такой сильный и резкий, что становится больно. Крепко зажмурив глаза, схватилась за место в области груди, вцепившись в подоконник. Маттис что-то говорил, но я отклонила трубку, сказав перезвоню, чувствуя что-то плохое. Слишком. Это пугало. Заставляло задержать дыхание от страха.
Немедля ни секунды, набрала номер Леноры. Гудки шли долго.
Один. Два. Три. Четыре. Пять.
Уже была готова бежать сломя голову, ведь сердце отчего-то тревожно сжималось, словно пытаясь донести плохую весть.
Я могла накручивать себя. Но черт бы все драл, почему Ленора не поднимает трубку?
— Я слушаю! — весело выкрикнула подруга, наконец ответив на звонок. Она запыхалась и явно смеялась.
— Где Тина? — кажется я забыла, как говорить из-за кома в горле.
Единственное, чего хотелось: услышать голос дочери.
— Она играет, — голос Леноры был весёлым и игривым. Наверняка и она играла с ними.
Выдохнула, прикрывая глаза.
Все в порядке.
Но тогда почему так сильно болит сердце?
— Что-то случилось? Как дела со студией? — глубоко выдохнула подруга. — Твой голос встревожен, — она заметила напряжение, но не хотелось загонять других своими паранойями.
— Да, все ок, сказали, нужно менять трубы, — ответила мягче, — Ленора, дай мне услышать Тину, пожалуйста.
Секундное молчание. А потом Ленора зовет Тину.
— Надеюсь у тебя все хорошо, — напоследок говорит подруга, передавая трубку Тине.
— Мам..., — вытягивает дочь.
Она улыбается. Я могла это понять по тембру ее голоса.
Выдохнула во второй раз, успокаивая себя.
— Солнышко, рада тебя слышать, — душа мгновенно успокоилась, но сердце…оно рвалось на части. Словно в недрах души шла борьба, и внутренний голос кричал о важном, но я не могла разобрать слов. И мне это совершенно не нравилось.
— Мы с Софи ходили к Шону. Я ела мороженое! — воодушевленно рассказывала дочка, — Я та-а-ак хотела посмотреть где хранится мороженое. Даже чуть не упала, но меня поймал…
— Так, думаю на этом хватит, — поту сторону телефона слышаться шорох, и снова у входящего Ленора.
— Каюсь, — тут же затараторила подруга, — но за твоей дочерью просто невозможно уследить, — оправдывалась она, заставляя улыбнуться.
Главное: все обошлось.
— Но тот сексуальный грубиян спас вредину, и слава богу, — выдыхала Нора.
— Сексуальный грубиян? — усмехнулась прозвищу, — Спас мою дочь?
— О, да, — растянула девушка, что означало готовиться к рассказу.
Присела на подоконник и стала слушать, пытаясь выкинуть все ужасные мысли из головы.
— Он её поймал на лету. Я его конечно поблагодарила. А он знаешь, что? — возмущённо воскликнула Ленора.
— И что?
Хотелось бы узнать, кто же так возмутил Ленору и одновременно спас мою дочь.
— Надменно сказал, чтобы я лучше следила за детьми! — прозвучало слишком эмоционально, — Мне! Ты представь. Старшей сестре четверых мальчиков! Он имел в виду, что я не справлюсь с двумя маленькими девочками?
— Думаю, он не это имел в виду, — рассмеялась я.
— Надеюсь, но Андреа…он такой красавчик! — протяжно выдохнула та самая старшая сестра четырех мальчиков.
— У тебя есть муж, подруга, — напоминаю, не переставая улыбаться. Однако правая рука все ещё оставалась на ноющем сердце.
— Будь уверена, Найл бы тоже так сказал.
Мы с Ленорой рассмеялись одновременно. Рассказ подруги словно впустил краски в этот ужасный день. Мы поговорили ещё пару минут. Стало легче. Но еще лучше, когда я увидела дочь. Обняла её. Вдохнула ангельский запах. Увидела чарующую улыбку, почувствовав детские ручки на лице.
Придя домой, мы с Тиной занялись готовкой. Признаюсь, я не была божественным поваром, но приготовить простую итальянскую пасту получалось идеально. Запах сыров, базилика и томатов словно возвращали меня на родину, где я чувствовала этот аромат чаще, чем хотелось бы. Сейчас этого не хватало.
— Можно кусочек? — Тина поднялась на стул, чтобы достать до столешницы. Своими щенячьими глазами посмотрела на сыр, после на меня.
— Разве я могу тебе отказать? — улыбка на губах заиграла сама. Протянула кусочек дочери.
Когда наконец хотела его натереть, послышался звонок в дверь. Тине было не до этого. Она лакомилась сыром, а я пошла открывать, вытирая руки об кухонное полотенце.
Я не ждала сегодня никого. Но какого было моё удивление, когда на пороге оказался Маттис. Он был одет в свои любимые синие спортивные брюки и белую футболку поло, а в руках, как и всегда красные розы.
На улице садилось солнце. Его лучи падали прямо на лицо, поэтому пришлось прикрывать глаза ладонью.
Вот уже в течении трех месяцев, именно так перед порогом моего дома появлялся Маттис, но я ещё не привыкла. Даже несмотря на любовь, которую видела в его глазах.
Маттис оглядел меня с ног до головы. В отличие от него, я выглядела как кухарка. Собранные в небрежный пучок волосы, закреплённые карандашом. Фартук с розовыми цветами и простое домашнее платье.
— Ты ещё не готова? — недоумевая, нахмурил он брови.
— В смысле?
— У нас ужин на выходных, — улыбка Маттиса дрогнула, — Сегодня, — добавил он тихо.
И только тогда до меня дошло.
— Господи, прости — от удивления и стыда закрыла лицо ладонями, — Вышло из головы. Забегалась с проблемами.
Сегодня суббота. На часах шесть часов вечера, через полчаса забронирован стол в ресторан, а я совершенно забыла про это. Забыла про наш вечер с Маттисом.
— Ничего страшного, — чувствую тёплые прикосновения мужских рук и запах эвкалипта, что внезапно дал вспомнить совершенно иной, давно забытый: чайного дерева, — Сходим в другой раз, — Маттис обнял меня и нежно поцеловал в висок.
Сделал бы он также, если бы знал о ком я думаю в его объятиях?
— Зато я приготовила пасту, приглашаю тебя на ужин, — мягко отошла на шаг.
Маттис широко улыбнулся, протягивая розы.
— С удовольствием, — спустя несколько минут, он начинает помогать накрывать на стол, пытаясь разговорить Тину, но та противоречила. Просто игнорировала.
В конце концов он смирился и начал рассказывать мне о своей работе. Я привыкла слушать о его ощущениях при сеансе с клиентами.
Маттис был профессионалом в своем деле. Знаю по себе.
Все еще помню, какого было мое удивление, как только сев на самолет до Дублина, моим соседом оказался тот самый незнакомец-психолог. Когда переехала сюда, он предложил свою помощь, как психолога, и кроме того, помог найти хорошее арендное жилье. Я согласилась, и это было на самом деле хорошим решением. Та сломленная после горькой правды о любимом человеке девушка, справилась благодаря ему. Маттис был единственным, кто знал, через что мне пришлось пройти, и как я оказалась на том самолёте. Одна и беременная от человека, которого посадила за решётку.
— Это божественно. Настоящая итальянская паста! — заговорил восторженно Маттис, пробуя ужин.
Не могла не улыбнуться его жестикуляции. Словно он и вправду был итальянцем.
— Ты прекрасна, — Маттис потянулся к моей руке, и поцеловал тыльную сторону ладони, но все тут же перебил громкий стук об стол.
Резко отдернула руку, когда повернулась к дочери.
— Ты ведь не мой папа! — Тина закричала. Так злобно и со слезами на глазах, что я вздрогнула, — Почему ты целуешь маму? Ты не наш папа! Не наш! — и она сорвалась с места, убегая в комнату.
Маттис, сидевший рядом, замер, а я побежала вслед за дочерью.
Впервые я стала свидетелем, как Тина с ненавистью смотрела на Маттиса. Он был с нами с самого её рождения. Она любила его. Обожала играть с ним. Но что изменилось сейчас?
— Милая, — дойдя до детской, приоткрыла дверь и нашла Мартину, сидящую угрюмой среди своих пушистых друзей, — Можно я войду? — держусь изо всех сил, чтобы не позволить голосу дрогнуть. Возможно сейчас, именно сейчас пригодилась бы старая Андреа, умевшая держать слезы при себе. Но её уже нет. Никогда не будет.
Тина не сказала «нет». Приняв это за согласие, вошла в комнату
— Ты обиделась?
— Почему дядя Маттис целует твои руки? — надула она губы, возмущенно скрестив руки на груди. — Ещё он целовал тебя в лоб! Я видела, — Тина не смотрела на меня, но обиду в её голосе невозможно было не заметить, — Ты не любишь папу? Не ждёшь его?
Я любила его. Так сильно, что разбилась.
— Послушай, мы с дядей Маттисом…
Тина резко прикрыла ладонями уши и замотала головой.
— Не хочу слушать! Я хочу папу! Своего папу!
— Солнышко…, — голос сорвался. Кажется, тёплая жидкость все же потекла по щекам.
Впервые в жизни, я не могла прикоснуться к своему ребёнку.
— Давай я поговорю, — голос Маттиса позади заставил обернуться. Даже Тина опустила руки, обиженно поглядывая на него, — Может поиграем? — он улыбался ей, а Тина хмурилась, не желая отвечать, — Я обещаю все рассказать, и ты обязательно поймёшь. Ты же всегда понимаешь нас, ведь так?
На секунду малышка замерла. Её фисташковые глаза смягчились.
— Хорошо, — кивнула она, — Но только ты не мой папа! — сразу же громко добавила Тина.
— Я твой друг, милая, — Маттис прошел к кровати Тины и присел на пол рядом.
Я стёрла слезы.
— А что делать мне, если вы будете играть? — пытаюсь улыбнуться, но кажется плохо получалось.
— А ты давно хотела выйти на пробежку, разве нет? — Маттис посмотрел на меня подмигнув, а после снова перевёл взгляд на Тину.
— Отпустим твою маму на пробежку?
— Только если она купит мне шоколад, — Тина задорно улыбнулась, дернув острым носиком.
Внутри стало спокойнее.
Маттис умел разговаривать с детьми. Я доверяла ему. Поэтому вышла из комнаты, оставляя их наедине.
Я давно хотела начать бегать. Это помогало снять стресс и не сойти с ума. Поэтому надела спортивный костюм, взяла наушники и вышла из дома, вдыхая осенний воздух и влажность после лёгкого дождя.
Прошла лёгким шагом до аллеи. Посмотрела на часы, что пробили восемь вечера и побежала. Сперва лёгким бегом, но с каждым разом набирая все больше и больше скорости. Словно выплескивала все переживания, отдаваясь ветру и шуршанию листьев.
Сердце болело. Я пыталась не обращать на это внимание, но не могла. Как и не могла прогнать ведения до боли знакомого лица.
Даниэль.
Если бы возможно было вырвать все мысли, чтобы не вспоминать, я сделала бы.
Я забыла его. Забыла.
Бегу быстро и злобно. Лишь к одному месту. Месту, где смогу выплеснуть все эмоции.
Море ждало бушующими волнами. Солнце село. Было сумеречно темно. Только холодного оттенка свет луны, разбавлял ночь.
Октябрь. На днях срок Даниэля истекает. Он выходит на свободу. Мысль об этом нагоняет необузданные эмоции. Я не могла разобрать. Какая-то часть меня будто радовалась этой мысли, но другая, что помнила все, словно загнанный в угол зверь, пыталась не сойти с ума. Я боялась.
Боялась того, что он придёт за мной.
Подхожу ближе к берегу. Грудь вздымается от пробежки, а внутри взрываются атомы.
В конце концов я сокрушаюсь:
— Я тебя забыла! —срываюсь на крик. Громкий и отчаянный, — Я забыла тебя, Даниэль, забыла! — воды подплыли к моим кроссовкам, — Я забыла тебя! Забыла! Забыла! Забыла…
Чувствую, как глаза наполняются слезами. Не хотелось плакать из-за него, но я не сдерживала слезы.
— Я…, — делаю глубокий вдох, ощущая, как сердце сжимается от боли, — Я…хочу тебя забыть! — наконец признаюсь самой себе. Морю. Природе. Пустоте.
— Я пытаюсь тебя забыть! Пытаюсь! — кричу снова и снова, пока воздуха в лёгких практически не остаётся.
Падаю на колени, впиваясь руками в мокрый песок. Правая рука прикасается к месту, где сжалось сердце. Снова боль. Она не отпускала. Взгляд магнитом тянется к маленьким скалам с левой стороны, на которые ярко падал свет луны, благодаря чему отчётливо разглядела руку человека.
На секунду сердце перестаёт биться. От страха. Но я ведь не смогу оставить это так? А если этот человек ранен? Жив…ли он вообще?
Начиная все обдумывать, судорожно встаю на ноги, ощущая дрожь в конечностях. Достаю телефон из кармана и включаю фонарик.
До этого момента, думала, возможно все это показалось. Но сейчас, на берегу моря, среди песка и камней отчетливо виднелось мужское тело. Мужчина лежал боком; его руки безжизненно обмазались песком, как и чёрный костюм, впитавший воду.
Может он просто пьян?
Набираю воздуха в лёгкие и подхожу ближе. Сев на колени, аккуратно поворачиваю мужчина на спину. А потом все стало белым шумом. Руки застыли на мокрой ткани пиджака. Пульс сорвался с ритма. Казалось, я забыла, как дышать.
Нет. Нет. Нет.
Этого не может быть. Мне все это сниться?
— Боже мой, — воздух выбился из легких.
Прикрываю рот рукой, не в силах поверить своим глазам.
Даниэль.
Передо мной лежал Даниэль. Его лицо было слишком бледным, а губы посинели до ужаса, что повергло в шок. Белая рубашка покрыта кровью. Назвать её белой было уже невозможно.
Тело внезапно пронзило острое чувство страха. Руки стали дрожать.
— Даниэль, — шепот сорвался с губ, как и слезы с глаз.
Позабыв обо всем, коснулась его лица, судорожно трясущимися руками.
Холодный. Он был таким холодным, что я заплакала еще громче.
Почему я плачу? Я его ненавидела. Человека, который убил мою мать. Убил меня. Мои доверие и любовь. Почему я черт возьми плачу?
Несмотря на это, потянулась к жилке на его шее, боясь ничего не почувствовать.
Я плакала. По правде, плакала.
Надеялась никогда его не видеть. Но сейчас была согласна видеть каждый день, лишь бы билось его чертово чёрное сердце.
Два пальца прижались к его шее. Тихо. Безжизненно.
— Дьявол, нет, — всхлип вырвался с большей силой.
Два пулевых ранения. Он был в воде, черт знает сколько часов. Сколько он пролежал здесь?
Разве может человек выжить после этого?
Но черт возьми, это был Даниэль. И как бы больно он не сделал мне, он отец Тины. Я должна его…спасти.
Руки сцепились поверх друг друга, и я поставила их на грудь Даниэля, делая массаж сердца.
Один. Два. Три.
Пальцы вновь касаются его жилки. Ничего.
— Давай, черт возьми, ты должен жить, гребаный ублюдок.
Четыре. Пять. Шесть.
Снова проверяю его пульс. Теперь приложив ухо к его сердцу. Опять ничего.
Слезы стекали ручейком по щекам, пока я продолжала делать одно и тоже до боли в руках.
Семь. Восемь. Девять.
Наклоняюсь ближе, пытаясь уловить хоть малейшее дыхание на своей мокрой коже. Пальцы ощупывают пульс. Я нажала сильнее, и закричала, когда почувствовала слишком медленный пульс.
Он был таким тихим. Словно ниточка, которая вот-вот и разорваться. Но она была. Эта ниточка держала его здесь.
Действую рационально, когда стягиваю с себя футболку и оставаясь в одном спортивном лифе, начинаю рвать ткань на две части. Дрожащими руками сдираю пуговицы рубашки Даниэля. Рвотный позыв не заставляет себя ждать, но я держу самообладание, прижимая обе ткани на две раны. Прямо на животе и в области ниже груди. Руки пачкаются в крови, но я постоянно тянусь к его пульсу, боясь потерять.
Включив телефон захожу в звонки. На секунду хочется набрать номер полиции, но я быстро оттягиваю себя от этого. Его ранили здесь. Это очевидно. Враги. Это точно враги. Они захотят удостовериться в его смерти, и как только узнают о пребывание Даниэля в больнице, захотят закончить начатое.
Думала несколько секунд, прежде чем набрать Ленору. Она должна была помочь. Найл…он главврач. Боже, точно.
— Андреа? — её голос такой звонкий и светлый, что с трудом вериться где я сижу: возле практически мёртвого Даниэля, в слезах и его крови.
— Нора, — мой голос выбивает дрожь. Подруга тут же перебивает.
— Господи, что случилось? — страх проскальзывает в ее голосе, — Где Тина? Где ты? С тобой все хорошо?
— Нет, — качаю головой, вытирая слезы тыльной стороной руки, — Послушай, мне нужна твоя помощь. Необходимо приехать на наше море. Ты…ты можешь…можешь это сделать? — заикалась я от холода или страха, было не разобрать, — И взять Найла?
Ленора даже не думает.
— Просто жди нас, — говорит она, отключая звонок и снова погружая меня в тишину.
Взгляд касается бледного лица Даниэля. Рука вновь тянется к его шее. Подсев ближе, улаживаю его голову на колени, крепко прижимая ткань к ранам. И так по кругу, пока серый внедорожник Найла с визгом не останавливается около меня.
Ленора выбежала первой, подбегая ко мне, крича от страха.
— Твою мать, что здесь произошло? — Найл выходит следом.
— Нам…нам нужно ему помочь, — тело начало гореть от адреналина. Я боялась не успеть. — Он ранен. Два пулевых ранения. Пульс слишком слабый.
— Нужно в больницу, — Ленора садится рядом, боясь даже посмотреть на Даниэля.
— Нет! — испуганно расширяю глаза, — Ему нельзя в больницу, это…этого не должно случится, — после смотрю на Найла, поднимая взгляд, — Ты главный врач. Ты сможешь ему помочь, я знаю.
Найл хмурится от абсурда моей просьбы.
— Ему нужно в больницу! — удивлённо кричит он, — Вы с ума посходили?
— Найл, давай его в машину. Мы теряем время, — Ленора не понимала меня, а возможно считала сумасшедшей, но она прекрасно видела, что жизнь Даниэля на волоске от смерти.
Но я знала, что делала. В кланах, у всех были свои личные врачи. Случаи в семье не распространялись. А если нужна была больница, то даже в них были свои люди.
Но здесь. В Ирландии. Даниэля могли запросто убить.
Найл качает головой, сдавшись, и в конце концов помогает перенести Даниэля в машину. Наконец уезжаем с этого проклятого пляжа.
— И что ты предлагаешь? — смотря на меня через зеркало заднего вида, спрашивает Найл. Его руки сжали руль сильнее от злости.
Опускаю взгляд на Даниэля, голова которого снова покоилась на моих коленях. Пальцы держали его ледяное запястье, боясь потерять еле ощущаемый пульс. Но быстро отвожу. Невыносимо смотреть на посиневшие губы и отекшее лицо.
Только не умирай. Только не умирай. Только не умирай.
— Ему нельзя в больницу, — снова затрясла головой в знак протеста, — Точнее, чтобы об этом узнали. Но ты главврач Найл, ты сможешь сделать так, чтобы об этом никто не узнал?
Ленора повернулась ко мне, а её муж посмотрел на нас через зеркало заднего вида. Явно в недоумении. Хмуря брови и расширив глаза.
Я вмешала их сюда, и один бог знает, каковы будут последствия. Господи, все летит к чертям собачьим.
— Ему нужна операция, Андреа. Понадобится комма, — прошептала Ленора, покачиваясь от высокой скорости машины.
— Можно устроить все это? Он…он должен жить, — тихо сорвалось с губ, искусанных от волнения, — Я в долгу не останусь, правда.
«Нет!» — именно так кричала израненная душа.
«Человек убивший твою мать не заслуживает жизни»
Но, а что если этот человек, отец моей дочери? Как я скажу Тине, что дала умереть её отцу, хотя могла помочь?
— Найл, — рука Леноры потянулась к мужу. Она сжала его плечо и посмотрела умоляющим взглядом, — Мы должны помочь.
Найл сделал глубокий вдох и выдох, отводя взгляд и крепче сжимая руль.
— Черт, хорошо, — процедил, выруливая на трассу. Он посмотрел на свои часы и прибавил скорости, — Ночники сдают смену в это время. У нас есть шанс зайти в больницу через чёрный вход, но до завтрашнего утра нужно убраться, — мужчина вновь перевёл взгляд на меня, — Куда мы его повезём? Господи, я даже не понимаю почему нельзя пойти в больницу, как нормальным людям.
— В таком случае он не выживет, — единственное, что смогла сказать.
Складка между бровей Найла становится глубже.
— Какого черта вообще творится? Это сумасшествие!
— Найл! — угрожающе нахмурилась Ленора, — Давай разберёмся потом, хорошо? Сейчас нам нужно спасти человека.
— У которого две дырки в животе? И которому нельзя в больницу? Ты серьёзно, Ли?
Я помалкивала, не вмешиваясь в их безмолвный спор. Ленора разбиралась сама, молча и выразительно смотря на мужа, что в конце сдался во второй раз.
Все оставшиеся минуты ехали в тишине. Слезы на щеках давно высохли. Не чувствовала ничего, кроме страха и тысячу вопросов, взрывавшихся внутри.
Он должен был выйти из тюрьмы почти через неделю. Как Даниэль оказался здесь? Кто это сделал?
Наш автомобиль проехал через задние врата больницы, останавливаясь у чёрного входа.
Найл приказывает оставаться на месте, когда уходит открывать дверь и выносить больничную койку.
Ленора молчала. Она не смотрела на меня, но можно было заметить, как подруга напряжена. Благо не спрашивала ничего. В любом случае я не в состоянии собраться с мыслями и что-то рассказывать.
Спустя три минуты Найл оказывается у машины в медицинском халате. Перемещаем Даниэля на каталку. Было темно, на часах пробило полночь. Вой собак и уханья совы разбавляли идиллию тишины, нависшею между нами тремя, пока проделывали то, за что могли с легкостью оказаться за решеткой.
Найл потащил каталку, Ленора помогала ему, а я шла следом, сжимая руки.
Что если он не…о боже, нет! Почему так больно? Почему сердце так болит?
Вошли в тускло освещенное помещение больницы, где горело несколько лампочек. Коридор был длинным, и в какой-то степени напоминал сцену из фильма ужасов. Но потом свернули, и яркий свет ударил в лицо, заставляя жмурится и чувствовать, как красные от слез глаза, резались после резкой смены.
Найл остановил каталку возле операционной комнаты и посмотрел на жену.
— Переоденься. Поможешь мне, а ты…, — перевёл взгляд на меня, — лучше будь здесь. Чужие сюда не сунуться. Я отключил видеонаблюдение, но лучше перестраховаться.
— Он же будет жить? — спросила тихим шепотом.
Найл поджал губы. Ленора посмотрела на мужа с отчаянием. В её глазах читался тот же вопрос.
— Я буду стараться. — искренне заверил друг, — Это мой долг, Андреа, какой бы не была ситуация, — Найл поджал губы, а после они с Ленорой скрылись за операционной дверью, заставляя ярко засветиться подвеску над ней.
И тут, в тишине больницы, реальность обломилась на меня, как ведро ледяной воды.
Я. Нашла. Даниэля.
Он ранен. Господи, он был мертв! Он и сейчас на грани смерти.
Судьба вновь сыграла в злую шутку, соединяя наши жизненные пути. Но почему? Зачем так жестоко?
Села на маленькую скамью у стены, собрав колени в круг своих рук. Откинула голову назад и встретилась с белым потолком больницы.
Что будет дальше?
От мыслей вырвала вибрация в кармане. Достала телефон, но увидев свои ладони, хотела бросить и побежать отмывать кровь, но звонок от Маттиса. Приходится ответить, пытаясь заставить свои руки не дрожать.
— Андреа, ты ещё на пробежке? — голос Маттиса был спокоен, — Мы с Тиной хотели поиграть в LEGO, но я не могу найти коробку.
Он не знал в каком ужасе я нахожусь сейчас.
— Любимая, ты там? — любопытно вытянул Маттис.
Быстро заморгала, понимая, что так и не ответила на вопрос.
— Да-да, — сделала как можно бодрый голос, — Думаю, положила в нижний ящик Тины. Посмотри там.
— Все хорошо? — слышу в словах напряжение.
— Ага, — шмыгнула носом, ровно дыша, — Буду скоро, целую.
И быстро отключаю звонок, понимая, что ещё немного и разлечусь на осколки. От меня не останется ничего.
Не знаю, сколько прошло времени, но, когда дверь операционной открылась, еле двинулись с места. Все тело словно вымерло и на меня повесили гири, не дающие сделать шагу.
Ленора вышла первой, за ней Найл. Оба вымотанные в медицинской форме. Сердце екнуло, когда последовало секундное молчание, но Ленора перебила весь страх.
— Куда теперь его нести? Он мог остаться в больнице под присмотром, но…
— Нет, — обессиленно покачала головой, посмотрев на Найла, — Нам нужно отвезти его в мой дом. Как это организовать?
— Он пролежит в комме больше недели, ты уверена?
Все трое говорили измотано, едва ли правильно выговаривая слова.
— Да, я…я уверена.
— У меня есть хороший знакомый из скорой, он поможет перевести его вместе с оборудованием, — устало массировал Найл виски, — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Андреа, — и он вновь скрылся за дверью, оставляя нас Ленорой.
Опять упала на скамью, наконец почувствовав облегчения и начиная заново дышать. Подруга тихо подошла и села рядом.
— Я не жду объяснений. Я не знаю, кто он тебе, и кто ты ему…
Хочется возразить, но Ленора строго поднимает указательный палец, отрицательно качая головой.
— Вот даже не смей говорить мне, что вас ничего не связывает, — повысила она тон, — Я видела все, Андреа. Я видела страх в твоих глазах. И это не был шок, а именно страх, тот самый, за любимого и близкого человека.
— Он чужой, — скорее говорю самой себе.
— На чужих так не смотрят, — заканчивает Нора.
Опустила взгляд, в конце концов понимая, что Ленора заслуживает правды, как никто другой. После всего, что они сделали для меня.
— Тина…, — закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями и признаться в этом в слух, — Она — его дочь.
Ответной реакции не последовало, но уверена Ленора услышала. В следующую секунду наступает гробовая тишина.
Я не могла рассказать ей о мафии. Ради безопасности её же семьи.
— Хрена себе, — первое, что выдаёт Ленора, прикрывая рот рукой от шока, — Кто он такой, Андреа? — сразу же выдаёт она, — У него два пулевых ранения. Его явно выбросили в море. Но почему? Кто эти люди? Кто «вы»?
Я не собиралась отвечать, но и отнекиваться не пришлось. Вышел Найл. Вокруг каталки были сплошные мигающие аппараты, а в руках, он держал прозрачный пакетик с кровью.
— Машина ждёт. Нужно сматываться.
Нам пришлось помогать все тащить, и мы наконец уезжаем. Все также не могу найти силы посмотреть на Даниэля, но мне хватает и того, что он жив. Его кожа хоть и немного, но начинает светлеть.
Когда машина скорой помощи заворачивает на мой дворик, вижу, как на веранду выбегает Маттис. Он явно обеспокоен происходящем. Становится стыдно от того, что придётся ему сказать.
Да и что скажу?
«Слушай, мой бывший муж и отец моего ребёнка подстрелен. Сейчас он находится в комме. Ему нельзя в больницу, поэтому он будет жить у меня. Как тебе такое?»
Боже, это ужасно.
Машина Найла и Леноры припарковалась сразу после нас.
Я выхожу из скорой помощи.
Найл и парамедик помогают вывезти Даниэля, аккуратно занося в дом. Указываю на гостиную комнату, игнорируя красноречивый и шоковый взгляд Маттиса. Пока он не сказал ничего, кроме одного кивка, когда спросила спит ли Мартина.
Найл расставляет все препараты и аппараты. Комната, которая до этого полностью пустовала, теперь напоминала одну из больничных палат.
— Я останусь до завтрашнего утра, состояние все ещё нестабильное, — озвучил Найл, настраивая систему.
— Я… даже не знаю, как вас отблагодарить, — стою у порога, переступая с одной ноги на другую, не в силах пройти к Даниэлю.
— Я тут ни при чем, — пожал друг плечами, — Не могу оставить человека умирать, да и…Ленора, она дорожит вашей дружбой, — мужчина мягко улыбнулся, и я ушла, стремительно убегая от человека, что лежал без сознания в моем доме.
Маттис и Ленора сидели в гостиной, и как только прошла туда, первый резко привстал.
— Не знаю, что сказать, — поджал он губы.
Смогла лишь покачать головой.
— Я не могла оставить его умирать, — взгляд опустился к носкам, и я чувствовала, как ломаюсь. Но Маттис поспешил на помощь. Он обнял меня, прижимая ближе и тихо шепча на ухо, что все понимает.
— Все пройдет.
— Я приму душ, — отстраняюсь, делая шаг назад.
Маттис кивнул, внимательно смотря в мои глаза.
— Ты же справишься, да? — он переживал, знаю. Но сейчас, мне, как никогда нужно одиночество.
— Все будет хорошо, — выдавив из себя улыбку, скрылась в ванной комнате.
Как только закрываюсь на ключ, судорожно начинаю стягивать с себя вещи, впитавшие кровь Даниэля. Включаю холодную воду, вставая под напор и ощущая, как резко напрягается все тело. Холодная вода пронзает каждую частичку кожи. Со рта вырывается вздох. Я дрожу, постепенно меняя температуру воды. С холодной до горячей, что пар затмил стеклянную кабинку.
Начинаю тереть кожу до скрипа. Словно это могло помочь смыть сегодняшний день. Вот я открою глаза и это окажется сном. Страшным сном, который вскоре забудется.
Нет Даниэля. Нет ничего.
Выйдя из кабинки душевой, завернулась в полотенце и привстала перед зеркалом. Я часто делала это. Смотрела на себя, на свои шрамы, на свое лицо и глаза. Будто бы искала осколки прежней себя.
Шрамы больше не скрывала. Комплекса не было. Я приняла тот факт, что рубцы — часть меня. Часть моего израненного сердца. Моей жизни. А смотря на свои глаза, хотелось увидеть прежний блеск. Блеск, который так ярко засверкал рядом с Даниэлем и так быстро погас.
Думаю, мои глаза блестят только с Тиной.
Мой смысл жизни. Мой стимул жить дальше.
И что я скажу ей теперь, когда она увидит Даниэля?
Нет. Она ни в коем случае не узнает о нем. Не узнает о своём отце.
Я отгорожу Тину от него любым способом. Как только Даниэль придёт в себя, он исчезнет из нашей жизни, как будто и не появлялся. Он никогда не узнает о Тине.
Только поэтому, как только выхожу из ванной, задаю Маттису единственный вопрос:
— Ты сможешь забрать Тину на несколько недель?
Сначала он удивился, но быстро понял и согласился. Пришлось будить Тину, объясняя, что придётся пожить у Маттиса, и я заберу её, как только улажу дела с работой. Малышка отреагировала спокойно. Прежней злости в фисташковых глазах больше нет. Маттис все уладил. Он помог собрать вещи, и ближе к шести утрам я открыла дверь, провожая их.
Маттис усадил Тину на детское кресло. Я крепко поцеловала её, пытаясь как можно сильнее обнять.
— Всего несколько дней. Я буду приезжать.
Малышка растянула озорную улыбку.
— Дядя Маттис обещал показать лошадок.
— Обязательно, — снова поцеловала дочь и повернулась к Маттису.
— Спасибо. Я…просто не могу, что бы она…
— Я все понимаю, — Маттис вновь обнимает меня, — Все будет хорошо.
— Он уйдёт, как только придёт в себя, — не знаю, говорю это ему или себе. Но мне нужно было выразить все вслух.
Даниэль уйдёт из моей новой жизни.
Я забуду этот день, как самый страшный сон.
_________◇_________