Почему?
Прошло несколько дней.
Курсед ни разу не говорил с Акумой напрямую.
Но знал, в каких аудиториях он бывает, с кем здоровается, в каких худи и вообщем одежде ходит, даже - в каком углу столовой предпочитает сидеть.
Он начал собирать детали. Как пазл. Зачем? На этот вопрос даже сам Курсед не знал ответа.
беседа с парнем с математики.
Курсед сидит с ним на лестнице перед корпусом. курит. Лёгкий ветер, редкие капли дождя. Каждый вдох дыма от сигарет он задумывался ещё больше. И все мысли были только о Акуме
- Этот... Акума, он у тебя на матеше, да?
- Ага. А что?
- Да так. Кажется, странный.
- Он просто тихий. Не из тех, кто будет влезать куда не надо.
- Он встречается с кем-то?
- Серьёзно? Не знаю. Хотя...
парень понижает голос
- Говорят, он вроде гей. Не афиширует, но и не скрывает, если кто-то спрашивает. Просто... держится подальше от всех.
Курсед замолкает.
Делает вид, что это не задело. Хотя внутри - короткое замыкание.
"Гей."
Слово пульсирует в голове, как стук.
Он вспоминает, как тот спокойно смотрел ему в глаза.
Вспоминает, как сам потом не мог уснуть.
"Это объясняет? Или наоборот - усложняет всё?"
Ночь. Общежитие. Курсед снова за столом. Открыт блокнот. Ручка дрожит в пальцах.
Он пишет.
___________________________________
Ориентация: подтверждено. Гей.
Никому не навязывается.
Вероятно - боится реакции.
Одежда: почти всегда - худи, длинные рукава. Даже в тёплой аудитории.
Теоретически - возможно самоповреждение?
Но...
Как он тогда так спокойно держится?
Так спокойно отвечает?
Так хладнокровно смотрит?
___________________________________
Курсед остановился.
Наклонился над тетрадью.
Рука с ручкой дрожала. Ладони вспотели.
Что-то защемило внутри.
"Это ведь не просто парень.
Это - тот, у кого правда может в душе быть то, что может лучше никому и не знать, но и сам он боится этого"
"И я... делаю его объектом наблюдения.А он просто... живёт."
Курсед резко закрыл блокнот. Откинулся на спинку стула.
Сердце стучало.
Он впервые почувствовал жалость.
Но не ту, снисходительную. Нет. Глубже. Честнее.
Сочувствие.
А вместе с ним - острое, жгучее желание узнать его ближе.
Убедиться, что он ошибался. Что в этом молчаливом лице есть что-то... человеческое.
Может, даже тёплое.
Но снаружи он оставался тем же.
Утром, в университете, Курсед снова прошёл мимо Акумы. Ни взгляда. Ни жеста.
Но внутри - пылал.
И с каждым днём - всё сильнее.
Курсед мысленно:
«Я думал, что он просто странный.
Но теперь я вижу - он держится, как человек, который уже падал.
И мне всё больше хочется знать -почему он всё ещё стоит.»
Аудитория. Последняя пара. До конца занятия - десять минут.
Преподаватель вызывает Акуму к доске. Он встаёт, берёт маркер.
На нём - обычный тёмный худи.
Но когда он тянется, чтобы записать формулу, рукав соскальзывает. Запястье обнажается.
Тонкие, будто не свежие, но ещё не исчезнувшие царапины.
Две. Нет, три.
Короткие. Прямые. Красноватые. Акума сразу испытывает страх. Рука дрожит и он сразу опускает её стараясь не зацикливаться на этом и записывать дальше.
- Опа... - слышно сзади. Ник шепчет кому-то на ухо, но достаточно громко, чтобы часть аудитории уловила.
- Смотри на запястье. Парень, походу, режется.
- Чего?
- Серьёзно, глянь! Ещё и гей, вроде. Всё сходится, да?
Смешки. Тихие. Ядовитые.
Акума не оборачивается. Заканчивает писать, будто не слышал.
Но плечи становятся чуть напряжённее.
Коридор. Толпа. Курсед - у автомата с кофе. Случайно слышит, как Ник снова заводит тему.
- Слышь, если он реально себе руки режет - может, стоит сказать преподу? Или сделать фото?
- Тебя занесло, Ник.
- Да не, ну серьёзно, с такими надо осторожно. Мало ли, псих какой.
И в этот момент - Курсед подходит.
- Ещё одно слово - и я тебе рот сам порежу.
- Чего?
- Ты не знаешь ничего о нём. И не имеешь права говорить такие вещи. Ни ты, ни твои друзья.
- Эй, полегче, ты чего, защищаешь его? Ты же сам говорил...
Курсед резко хватает его за ворот рубашки. Толпа вокруг на секунду замолкает.
- Я говорил, что он странный.
Но ты - мразь.
И если я ещё раз услышу, как ты трогаешь его имя - тебя из этой общаги вынесут.
Понял?
Ник молча кивает.
Курсед отпускает. Уходит. Не оборачивается.
Сердце - грохочет.
Он сам не понимает, почему сделал это.
Ночь. Общежитие. Комната Курседа.
Курсед лежит на кровати, глаза - заострённые на потолок
Снова. Опять эта поза.
В блокнот писать не хочется.
В голове крутится один вопрос:
"Зачем?"
"Зачем я полез? Я не должен был. Это не моё дело."
Но лицо Ника, ехидное, жестокое - стояло перед глазами.
А потом - лицо Акумы. Не удивлённое, не испуганное. Просто... усталое.
И Курсед вспоминает запястье.
Тонкое. Бледное. И эти линии. Не случайные.
Он сжимает кулак.
И впервые признаётся себе:
«Мне плевать, что он гей.
Мне плевать, что он странный. Я просто не хочу, чтобы его ломали.
Не он.»
В это же время. Комната Акумы. Лампа горит. Он сидит, глядя в окно.
Он вспоминает, как Курсед схватил Ника.
Как защитил.
Как смотрел на него - не с жалостью. А с гневом.
Акума не может понять.
"Почему он... встал за меня?"
Он снова тянет рукав худи вниз. На запястье - старая боль. Но в груди - впервые за долгое время - что-то тёплое.
Словно кто-то поставил свечу посреди пустой комнаты.
Словно он не один. Словно его кто-то увидел. И не отвернулся.
Он шепчет в тишине: Спасибо.
Никто не слышит.
Но это - начало.
Оба не спят.
Один думает: "Почему я?"
Другой - "Почему он?"
И оба - уже не прежние.