Обнажённая

Я почувствовала ладони сестры на своих плечах ровно в тот момент, когда уже коснулась коленями пола. Джису смотрела на меня с нескрываемой паникой, и я почувствовала себя эгоисткой. Я должна быть сильной, как и она, а не строить из себя жертву судьбы.

   — Дженни, ты в порядке? Это опять началось? — она говорила тихим приглушёнными голосом, чтобы никто в зале нас не услышал. Я прислонилась спиной к большой колонне, так, чтобы скрыться от любопытных глаз, Джису сидела за моей спиной.

     — Всё хорошо, просто голова закружилась. Я плохо спала сегодня.

      — Ты всегда плохо спишь перед праздничными мероприятиями.

      Только Джису знала об этом, ведь только ей и было до этого дело. Аннета после очередного замужества редко интересовалась нашей жизнью, возложив всю ответственность на нянек и учителей. Моя старшая сестра Лалиса, которая тоже удачно вышла замуж, уехала во Францию и более не появлялась в Италии, а накануне её свадьбы мы сильно поссорились, и духу извиниться ни у кого не хватало. Я часто с грустью вспоминала те моменты, когда ещё была маленькая, и Лалиса нянчилась со мной не хуже, чем с родным ребёнком. Но теперь у меня оставалась только Джису, которую я боялась потерять больше, чем собственную жизнь, которая и так была мне не дорога. Оставался ещё наш сводный брат Чонгук. Но его заботу мы всегда принимали с осторожностью и опасениями. Он был единственным сыном нашей мачехи Аннеты и проявлял к нам странное внимание. Особенно ко мне. Из-за этого я боялась его, как огня и старалась лишний раз с ним не сталкиваться.

      — Как бы плохо мне не было, Аннета не допустит того, чтобы я не появилась на очередном светском мероприятии. Она из меня всю душу вытрясет, надо идти.

      Джису помогла мне подняться, я сделала глубокий вдох и медленный выдох. Выждав ещё секунд пять, мы медленно двинулись в сторону зала. Сегодня на мне было длинное платье-кимоно с расклешёнными рукавами и поясом. Его подарила мачеха специально для этого банкета. Безусловно, это показалось нам с Джису странным. Аннета много внимания уделяла красоте, но никогда не прикладывала собственных усилий для нашей с сестрой безупречности. Это было подозрительным, что красивый подарок достался только мне. Я чувствовала себя сегодня товаром, завёрнутым в красивую упаковку.

      Мы вошли в главный большой зал, и тут же странная эйфория страха и величия разлилась по телу не хуже красного вина. Я — часть мафии. Криминального мира, которого все так боятся, презирают и обходят стороной. Мы с Джису — приёмные дочери нашей мачехи, нынешней жены дона. Её муж не может иметь детей, поэтому был счастлив взять к себе женщину с четырьмя детьми. Я, Джису, Лалиса и её сын от первого брака, старше нас на три года — Чонгук. В общем, счастливая многодетная семья, ничего не скажешь. Если бы ещё кто-то уделял детям время.

      — Шампанского? — Джису кивнула в сторону столиков. Да, мне определённо нужен алкоголь, чтобы немного расслабиться. Я слишком сильно волнуюсь, что может случиться? Всего-то платье от мачехи, может, ей просто захотелось, не нужно выдумывать катастрофу на пустом месте. Я не режиссёр фильма.

      Мы сделали несколько глотков, я удержалась, чтобы не опустошить бокал залпом. Приятная горечь разлилась по телу, я позволила себе чуть-чуть расслабиться. Всё как всегда, тут нет ничего необычного. Всё те же гости, алчные и надменные, крутятся возле дона, словно тот лакомый кусочек. Улыбки и танцы, разговоры и перешёптывания. Яркий свет, режущий глаза, приторно-сладкий запах и недостаток кислорода. Я потерплю максимум пару часов, а затем уйду. Нет смысла ждать окончания торжества, не имеющего под собой никакого основания. Это всего лишь ещё одно желание нашего отчима напиться и танцевать, пока не заболит спина, отведать вкусных блюд, которые он и так ест каждый день, и доказать всем, кто здесь главный. Ни один банкет не проходит без драк, задирок, в которых участвует непосредственно сам дон.

      Сегодня здесь все самые приближённые к нашей семье. Советник, младший дон, капо со своей супругой, которая одета не хуже огородного пугала. Другие бы назвали это: «Как с иголочки». Но по мне, ярко-синий пышный подол платья, который медленно перетекает в золотой, выкрашенные красные волосы, собранные в высокую причёску, ярко-алые губы и чересчур накрашенные чёрные ресницы — всё это не имеет между собой никакого сочетания. Но разве мне об этом судить?

      Алессия была дизайнером-стилистом, профессионалом, отвечавшим за мир моды у нас в городе. Многие наряды были изготовлены по её эскизам, и многим они нравились своей яркостью, необычностью и привлекательностью. Снежные барсы любили привлекать к себе внимание, и им было неважно, как это сделать. Красивым нарядом или грандиозным убийством. За большим панорамным окном завыл бушующий ветер, а затем створки распахнулись, и ледяной сквозняк ворвался внутрь, раздувая волосы и полы платьев молодых дам. От холодного жгучего сквозняка у меня по коже прошёл табун мурашек, а затем слуги поспешили закрыть окно. Когда в банкетном зале снова стало тепло, я почувствовала, как сильно мне не хватает сейчас бушующей зимней метели. За окном стояла пакостливая осень.

      — Дженни, Джису, я рад, что вы пришли, — Чонгук подошёл поприветствовать нас, и мы, как обычно, приняли его с родственными объятиями. Я отметила, что в этот раз его руки задержались на моей спине дольше обычного и ощутила странное поглаживание. — Мама с отцом ждут нас. Стоит поторопиться, — он не стал бы и слушать наши отпирания. На словах «мама с отцом» я грустно улыбнулась. В отличии от нас, Чонгук смог свыкнуться с новой семьёй и новыми законами, но мы с Джису никогда не сможем этого сделать. Наверное. Может время пройдёт, и она смирится с новой жизнью, но я точно нет. Никогда.

      Отчим сидел за большим круглым столом, рядом с ним мачеха потягивала белое вино. Когда мы подошли ближе, она поставила бокал на стол, улыбнулась нам, а затем странно поправила своё длинное платье бардового цвета и пригладила волосы.

      — Дженни, Джису, вы сегодня прекрасно выглядите, как и всегда, — отчим поднялся со своего места и одарил нас любящими объятиями, на которые я ответила непроницаемой холодностью в лице и касаниях.

      — Сегодня это не просто банкет ради забавы. Я хотел бы сделать важное объявление для нас, для всех. Чонгук, иди за мной.

      Эти двое двинулись прямо в скопление пьяных людей и совсем вскоре оказавшись на небольшом возвышении, которое использовалось в качестве сцены рядом с большим каменным монументом снежного барса — символа и названия мафии. Дикий каменный зверь обнажил свои клыки и принял атакующую позу.

      — Друзья, на самом деле я обманул вас, — дон обращается к гостям, и все тут же переводят своё внимание на него, кто-то из толпы выкрикивает непонятную мне фразочку, а затем по залу прокатывается волна смешков. Дон смеётся вместе со всеми, его веселье подхватывает и мачеха, сидящая за столом, мы с Джису остаёмся спокойными. — На самом деле это торжество я провожу в последний раз. И в последний раз вы обращаетесь ко мне с вашими просьбами, разговорами и благодарностями. Пришло моё время уйти на отдых и заняться чем-то подобающим для моего возраста. Моё место займёт Чонгук. Мой названный сын. Так примите же нового дона!

      Зал взрывается одобрительными криками и хлопками. Я тоже несколько раз хлопаю, а потом выдыхаю и окончательно расслабляюсь. Причина странного поведения мачехи в последнее время и всей этой суматохи — назначение нового дона для снежных барсов. Ничего серьёзного, что могло бы коснуться меня или сестру. Теперь всё внимание перейдёт к Чонгуку, а значит, он значительно облегчает нам задачу с побегом, пускай даже через полгода. Я сажусь за столик и расслабленно кладу в рот несколько алых ягод вишни, Джису принимается за свой любимый салат из морепродуктов. Больше у нас нет повода для переживаний.

      — Тащите сюда, — дон отдаёт непонятный для нас всех приказ двум своим телохранителям, и мы переключаем внимание с еды на зал. Народ расступается в стороны, и нам с Джису приходится расталкивать народ, чтобы оказаться в первых рядах. Двери открывают нараспашку, и в следующую секунду в зале оказывается огромная клетка со снежным барсом. Настоящим живым зверем, запертым в клетку.

      — Какого чёрта...

      Мне становится до жути неуютно, но оторвать взгляда от животного я не в силах. Чувствую, как сестра  впивается руками в моё плечо и пытается оттащить назад, но ноги приросли к полу, и я не двигаюсь с места. Среди яркого света больших люстр отчётливо поблескивают звериные клыки и когти. Дымчато-серый мех с кольцеобразными и сплошными тёмными пятнами сливается со стоящими за клеткой дамами в похожих платьях. На секунду ужас застилает мне глаза, но я всё ещё смотрю.

      — Достать это животное было непросто, не говоря уже о сумме, которую пришлось заплатить за него.

      Отчим с довольным видом проходит к клетке и становится совсем близко к разъярённому зверю. На его лице удовлетворение и блаженство, от которого мне становится тошно. Мне не место среди таких людей, готовых отдавать баснословные суммы ради собственных прихотей и развлечений. У них нет принципов, границ, чувств и сострадания. Едва ли покупка настоящего снежного барса — самое дорогое, что приходилось покупать дону мафии. Однако по сравнению с этим животным всё остальное просто гаснет на фоне и кажется ничтожным.

      — Этот кинжал передаётся в нашей семье от отца к сыну. У меня не было сына, но ты заменил мне его. Покажи же, что достоин своего нового статуса и сможешь защитить моих людей от любой опасности.

      Чонгук берёт из рук отчима изысканный кинжал, на рукоятке которого изображение символического животного. Настоящее серебро переливается на свету и, кажется, идеально ложится в его руку. Верхняя створка клетки открывается, животное припадает на задние лапы, но у него нет не единого шанса, чтобы защититься. Он без колебаний вонзает острие в спину барса, а затем также вынимает. Раздаётся рык, плавно перерастающий в скулёж, а затем я вдыхаю носом этот запах металла и смерти. Голова кружится, мне становится плохо, я сгибаюсь пополам, Джису хватает меня под руку и уводит. Но чем дальше мы от места происшествия, тем отчётливее у меня перед глазами картинка испуганных и отчаянных звериных глаз, я вижу, как тяжело он дышит, но дыхание его становится всё медленнее, а дамчато-серый мех становится красным, и даже кончики белых лап уже не белые. Как только я оказываюсь в уборной, меня тут же рвёт. Весь выпитый алкоголь и пару вишнёвых ягод выходят наружу. Я кашляю, а затем обессилено сажусь на холодный пол, Джису брызгает мне в лицо холодной водой.

      — Ты как?

      — Отвратительно.

      И я не вру. Мне хочется зарыдать. Возможно, такая бурная эмоциональная реакция связана с моим нервным состоянием накануне предстоящего праздника. Убийство животного не стало бы для меня шоком, не будь оно выражено в форме посвящения в «правителя». Мне никогда не доводилось увидеть снежных барсов, а тем более отчима и сводного брата с этой стороны. Увиденное только сильнее закрепило в моей голове мысли о безграничной жестокости этих людей. И Чонгук, несомненно, был одним из них. То, с каким спокойным видом он убивал барса, не составляло сомнений. Он знал о страшном ритуале заранее.

      — Дженни, нам нужно вернуться, мачеха обрывает мне телефон.

      Я подняла голову на сестру, только сейчас в ушах раздался противный звон телефонного звонка. Я закрыла уши руками, Джису сбросила её звонок и отключила свой смартфон. Мне потребовалось ещё пять минут, чтобы прийти в себя и подняться с пола. Если мачеха так настойчиво звонит, этому есть веская причина и это явно не значит, что она волнуется за нас. Надеюсь, труп животного убрали из зала, иначе я не выдержу и вернусь к состоянию, из которого с трудом вышла.

      Нам повезло. Более никаких зверств со стороны снежных барсов не происходило и вроде как не предстояло. В зале стояла привычная весёлая, лёгкая обстановка, словно ничего не произошло. Мне же теперь держаться также легко и непринуждённо было не по силам, поэтому я стояла и смотрела на гостей, переводя дыхание и крепко держась за руку сестры.

      Чонгук стоял недалеко от большого праздничного стола с важным видом. Теперь он уже не наследник, а дон. Главный в этом здании и городе человек. Отчим сидел возле мачехи и, казалось, был доволен, что больше ему не придётся нести большой и тяжкий груз ответственности главы мафии. Словно, наконец-то пришла его спокойная жизнь, и теперь можно, как и раньше, позволять себе всё подряд, не боясь при этом потерять репутацию сильного правителя.

      Чон, увидев нас с Джису, улыбнулся и направился через весь зал к нам. Я прикрыла глаза и всеми силами старалась надеяться, что он идёт не к нам. Может, и улыбался он совсем не нам, а какому-нибудь старому другу, который стоял за нашими спинами.

      — Дженни, с тобой всё хорошо? Я понимаю, это зрелище заставило тебя поволноваться.

      Он положил руку на моё плечо и сжал его, стараясь показать мне свою поддержку. Не зная, что ответить, я только вымученно улыбнулась и продолжила стоять, поглядывая на сестру, которая тоже нервно топталась возле меня.

      — Поздравляю с новым статусом! — наконец-то сказала я, чтобы разрядить царившее между нами тяжёлое безмолвие.

      — Спасибо, Ни. Но это не главная новость сегодня.

      Конечно, твоё повышение просто мелочь с убийством живого зверя. Ещё я ненавижу, когда он зовёт меня Ни. Ни отец, ни мама никогда меня так не называли, для них я всегда была Дженни. И только сводный брат с мачехой считают, что им дозволено коверкать моё имя. Даже строгий отчим всё же придерживался границ.

      — Идём со мной, — он взял меня за руку, и вопреки собственной сдержанности, я всё же дёрнулась. Кажется, он не обратил на это внимания, а внутри меня завязался узел неприязни. Этой рукой он всадил кинжал в живое существо, а сейчас беззаботно вёл меня через весь зал.

      — Дорогие мои, как новый дон, сегодня я хотел бы оповестить вас об ещё одной важной новости.

      Народ радостно захлопал в ладоши, а я, смотря на их веселье, почувствовала запах свежей крови и плотнее сжала губы. Чёрт, мне слишком жарко, платье, кажется, неудобно жмёт во всех местах, а ноги уже устали от обуви. Захотелось босиком шагнуть в пушистый снег, пролетающий за окном.

      — Я бы не хотел управлять нашей большой империей в одиночку. Со мной должен быть человек, который поддержит меня в моих начинаниях, будет со мной и в радости, и в горе, разделить со мной тяжести и невзгоды. Дженни, ты выйдешь за меня замуж?

      Внутри всё рухнуло, кровь отлила от лица, пол под ногами закружился, колени задрожали. В зале воцарилось молчание, гости замерли в ожидании моего ответа. Я повернула голову к Чонгуку. Он сжимал мою маленькую руку в своей большой ладони и смотрел мне прямо в глаза. В его зрачках отразилась решительность, он здесь дон, а я его подчинённая. У меня нет выбора. Вся жизнь исчезла за плечами вместе с чередой безрассудных мечтаний.

      — Да.

      Восторженные крики наполнили тишину, и его ладонь наконец-то выпустила мою. Но ненадолго. Сразу же после этого тёплые руки прижали меня к своей груди, а нежные губы коснулись лба. Я слабо обняла его в ответ, мне не верилось в то, что здесь сейчас происходит. Я хотела найти глазами сестру, мне нужно было её увидеть, но, как назло, нас окружили гости, и я почувствовала, что кислород возле меня заканчивается.

      — Извините, мне нужно отойти.

      Я отстранилась от своего жениха и принялась протискиваться через толпу к выходу.

      — Джен, всё хорошо? — его обеспокоенный голос словно больно ударил по спине, я ссутулилась.

      — Да-да, всё отлично.

      Очутившись возле дверей, я уже почти бежала. Переступая сразу через несколько ступенек, я бегом спустилась на первый этаж, поднимая полы своего платья, я неслась дальше. Охрана распахнула передо мной двери, я выбежала на улицу, холодный ветер тут же принял меня в свои объятия. Я озиралась по сторонам и хваталась за волосы, не зная, что же делать. Выйти замуж за сводного брата — это одно. Но навсегда оказаться привязанной к миру, который ненавидишь — это совсем другое. Мы с Джису должны были благополучно покинуть этот город и вообще навсегда уехать из страны, как только мне исполнится восемнадцать. Но что теперь? Я не продержусь в этом браке и года, я не представляю себя на месте его жены. Его прикосновения всё ещё электрической болью отдавались в теле, про большее я не смогу даже думать.

      Слёзы застилали глаза, я сбросила с себя неудобную обувь. Вытерев глаза, я только размазала по лицу тушь, но от рыданий не избавилась. Не зная, что творю, я бросилась бежать босиком по холодному асфальту.

      — Взять её, — голос Чонгука заставил меня обернуться. Рассерженный моим поступком брат смотрел на меня с балкона второго этажа. Двери распахнулись, первой выбежала лающая овчарка, вслед за ней мужчина в чёрном. Я не хотела знать, что будет, если меня догонят, и бросилась бежать, куда глаза глядят.