7.
Утром звоню Руби и говорю, что похмелья у меня нет, но есть личные проблемы и я немного задержусь. Она проявляет понимание и советует мне отдохнуть и взять отгул.
— Отдохни и доделай свою заявку, потому что, дорогая, завтра она должна быть готова.
Я скучаю по сегодняшней бледно-желтой рубашке. Это цвет стен детской, когда пол еще не рожденного ребенка – сюрприз для родителей. Это цвет моей трусливой души.
Вчера вечером, после того как Чонгук ускользнул от меня с лицом, омраченным чувством вины и сожалением, я привела себя в порядок и вернулась к Дэнни спасать вечер. У нас с ним есть кое-что общее. Его родители завели ферму для развлечения, так что рассказ о том, как я росла среди грядок с клубникой не вызвал обычной порции веселого, покровительственного пренебрежения.
Такой оборот придал мне смелости, и я задержалась на этой теме дольше обычного. Мы обменялись историями о жизни на ферме. Я наблюдала за лицом Дэнни, выражения сменялись на нем, проплывая легкими облачками. Мы просидели в баре несколько часов, смеялись, будто старые приятели, которым уютно вместе, как паре домашних тапочек.
Я должна быть счастливой и испытывать восторг. Мне нужно вылизывать свою заявку на работу. Надо подумать о следующем свидании. Но заканчиваю я вечер тем, чего делать не следовало: лежу в кровати с закрытыми глазами и проигрываю в голове поцелуй.
Печенька, если бы мы флиртовали, ты бы знала об этом.
Может, он забыл, что я Лалиса Манобан, радующая людей Клубничная Печенька, и я для него трансформировалась во что-то другое? Замкнутое пространство, непривычный макияж, короткое платье и свежий парфюм. В мгновение безумия, которое длилось на протяжении спуска с десятого этажа в подземный, я превратилась для него в объект вожделения. И он определенно принадлежал мне.
Мне нужно было проверить теорию, которая созрела у меня некоторое время назад. Какая теория? Какое-то время назад – это сколько? Если я была объектом некоего эксперимента на людях, он мог бы соблюсти приличия и познакомить меня со своими заключениями.
Стоит мне вспомнить о том, как он тихонько прикусил мою нижнюю губу, и между ног у меня начинается какое-то трепетание. Когда я думаю о его руке на своих бедрах, тянет положить ладонь на то место, в которое впечатались растопыренные пальцы Чона, и ощупать его. А крепость тела? На несколько секунд я перестаю дышать. Интересно, какой я показалась ему на вкус. А на ощупь?
Я шатаюсь по дому в пижаме, уже три часа дня, истекает срок для подачи заявки, и это меня парализует. Вдруг меня пугает звонок в дверь. Первая мысль: это Чонгук пришел утащить меня на работу. Вместо этого за дверью обнаруживается человек из службы доставки цветов. Огромный букет розовых, как губная помада, роз. Вскрываю маленький конвертик, на карточке три слова: «Ты всегда прекрасна».
Подписи нет, но она не нужна. Без труда представляю себе, как теплеет лицо Джанет, когда она передает Дэнни бумажку с моим адресом и бормочет: «Я тебе его не давала». Даже кадровички нарушают правила ради любви.
Пишу ему сообщение:
Спасибо тебе большое!
Он отвечает почти мгновенно:
Я прекрасно провел время. Хотел бы увидеться с тобой еще раз.
Отвечаю:
Непременно.
Я стою, уперев руки в бедра, и смотрю на цветы. Лучшего времени для подпитки эго не придумаешь. Поворачиваюсь к компьютеру. Эта работа будет моей. А Чон уйдет.
— Пора покончить с этим.
***
Входя в кабинет в пятницу, вижу краем глаза огромное горчичное пятно. Вешаю пальто и сразу отправляюсь в кабинет Дженни. Хоть раз она пришла рано. Я готова обхватить ее руками и крепко сжать в объятиях.
— Я здесь, — говорю я, и она делает мне знак, мол, входи, и я закрываю за собой дверь.
— Подала? — (Я киваю.) — Чонгук тоже. И еще два внешних соискателя. Как прошло свидание? Ты в порядке?
РубиДжейн всегда образец хладнокровия. Сегодня на ней блейзер поверх футболки из чистого шелка, убранной внутрь юбки. Она не носит ничего такого простого, как хлопок. Надеюсь, после смерти Руби завещает мне свой гардероб.
Я опускаюсь на стул:
— Все прошло хорошо. Я была с Дэнни Флетчером из отдела дизайна. Надеюсь, с этим сложностей не предвидится. Он уходит от нас на следующей неделе, будет фрилансить.
— Жаль. Он хорошо работает. Не вижу проблем в том, что вы встречаетесь.
В голове всплывает поцелуй с Чонгуком в лифте. Вот это действительно проблема.
— Но что-то случилось, — догадывается Дженни.
— Мы с Чонгуком крупно поссорились перед свиданием, и это меня смущает. Проснулась сама не своя. Как будто, если войду сюда, нас обоих, утопающих в крови, увезут на каталках санитары.
Ким задумчиво меня рассматривает:
— Из-за чего вы поссорились?
Может, это не лучшая идея – обсуждать мои личные проблемы с Дженни. Я совершенно непрофессиональна. Щеки у меня начинают пылать, а когда я не могу придумать, что соврать, то выдаю информацию в урезанном виде:
— Он думал, что я вру про свидание. Такая я неудачница.
— Интересно, — медленно произносит Руби, — Ты подумала об этом хорошенько?
Я пожимаю плечами. Да уж, я так подумала, что почти довела себя до бессонницы.
— Меня расстраивает, что я позволяю ему давить на мои больные точки. Вы даже не представляете, как это тяжело – сидеть напротив него и постоянно выдерживать атаки.
— Кое-какое представление об этом я имею. Это называется балансированием на грани войны, дорогая, — она тычет большим пальцем в стену.
Ким РубиДжейн именно тот человек, которому можно довериться. За стеной у нее – мистер Ким, строит замыслы уничтожения противницы. Она смотрит туда же, куда и я. Мы слышим слабый звук сморкания, фырканье и какое-то ворчание.
— С чего он решил, что ты лжешь? И почему это тебя так расстраивает? — Дженни рисует завитушки в своем блокноте, чем слегка гипнотизирует меня. Сейчас она выступает в роли психотерапевта.
— Он думает, что я предмет для шуток. Всегда смеется над занятиями моих родителей. Уверена, он потешается и над школой, где я училась. Над моей одеждой. Ростом. Лицом, — она терпеливо кивает, следя за тем, как я пытаюсь облечь в слова свои путаные мысли, — Мне неприятно, что он так обо мне думает. Это сбивает меня. Я просто хочу, чтобы он меня уважал.
— Ты заслужила репутацию располагающего к себе, отзывчивого человека, — поддерживает меня Джейн, — Ты всем нравишься. Он единственный, кто упирается.
— Он существует ради того, чтобы сжить меня со свету, — может быть, я немного драматизирую.
— А ты – его, — замечает Ким.
— Да. И мне не хочется быть такой.
— Не общайся с ним сегодня. Ты можешь на несколько дней занять пустой кабинет на третьем этаже. Мы переведем звонки туда.
Я качаю головой:
— Соблазнительно, но нет. Я с этим справлюсь. Займусь составлением квартального отчета и буду сдерживаться.
Я все еще помню вкус его губ. Я втягивала в себя его горячее дыхание, пока мои легкие не наполнились им. Его воздух был в моем теле. За пару минут он научил меня тому, чего я не узнала за всю свою жизнь. Забыть, что он существует, будет для меня испытанием, но вся эта работа – сплошные испытания.
Тихо прикрываю дверь кабинета Дженни и собираюсь с духом. Поворачиваюсь. Вот и он, сгорбился над своим столом.
— Привет, — получаю я робкое приветствие.
— Здравствуй, — отвечаю я сухо и цокаю шпильками к своему столу.
Его следующая фраза меня изумляет.
— Прости меня. Я очень, очень виноват, Лиса
Я ему верю. Воспоминание о смятении, написанном на лице Чонгука, когда он отшатнулся от меня в баре, две ночи почти не давало мне уснуть. Теперь настал момент восстановить статус-кво. Я могла бы наорать на него, он бы облаял меня в ответ. Но я не хочу быть такой.
— Я верю твоим словам.
Мы оба готовы заулыбаться и смотрим на губы друг друга. Призрак поцелуя брезжит между нами.
Чон сегодня не так безупречен, как обычно. Слегка помят – вероятно, плохо спал пару ночей. Галстук повязан небрежно, на щеках тень легкой поросли. Волосы не причесаны, с одного бока рогом торчит непослушный вихор. Он сегодня практически дженовец. Выглядит божественно и смотрит на меня с воспоминанием в глазах.
Мне хочется бежать, пока ноги не подкосятся. Смести все рукой с его стола. Я чувствую прикосновение одежды к коже. Вот какие ощущения вызывает у меня взгляд Чон.
— Давай сложим оружие, а? — он поднимает руки, чтобы показать: они пусты. Кисти у него большие – легко обхватят мои лодыжки. Я сглатываю.
Дабы скрыть неловкость, я изображаю, что вынимаю из кармана пистолет и отбрасываю его в сторону. Чонгук забирается в воображаемую заплечную кобуру, достает из нее оружие и кладет на свой ежедневник. Я извлекаю из невидимых ножен на бедре кинжал.
— Все, — я указываю под стол. Чон опускает руку к лодыжке и притворяется, будто вытаскивает из ножной кобуры револьвер, — Так-то лучше, — я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза.
— Ты очень странная, Печенька, — голос у него не злой. Я с натугой разлепляю веки, и игра в гляделки едва не убивает меня. Глаза у Чонгука синие, как грудь павлина. Все меняется, — Ты собираешься жаловаться на меня кадровикам?
У меня в груди что-то болезненно схлопывается. Так вот почему он так дерьмово выглядит. Вчера у него был адский денек – предвкушал, как его выведут из здания под белы рученьки при моем появлении. Вид моего пустующего стола, должно быть, внушал ему ужас. Он сидел и представлял, как его швырнут в камеру за то, что обижал хрупкую женщину. Теперь все ясно. Ну и глупа же я.
— Нет. Но давай больше никогда не будем упоминать об... этом? — слова звучат с легкой хрипотцой. Я спускаю его с крючка, вместо того чтобы изводить пугающей перспективой. Еще один шаг к тому, чтобы быть человеком, который мне нравится. Тем не менее Чонгук хмурится, как будто он глубоко оскорблен.
— Ты этого хочешь?
Киваю, но какая же я маленькая лгунья. Все, чего я хочу, – это целовать тебя, пока не засну. Я хочу забраться к тебе под одеяло и узнать, что творится в твоей голове и у тебя под одеждой. Пусть даже при этом я буду выглядеть полной дурой.
Дверь в кабинет мистера Кима открыта, а потому я говорю как можно тише:
— Это сводит меня с ума.
Чон понимает, что я не выдумываю. В глазах у меня застыло отчаяние. Он кивает, как будто нажимает на клавиши «Выделить все» и «Удалить». Поцелуя не было.
Молю: пусть что-нибудь случится и эта сцена завершится. Противопожарные учения. Или звонок от Рюджин, которая скажет, что больше никогда не сможет выполнить задание к сроку. Не я одна молюсь об обрушении перекрытий.
— Как прошло... свидание? — голос у Чонгука тихий, костяшки пальцев побелели. Быть обходительным со мной – это стоит ему немалых усилий.
— Хорошо. У нас много общего.
Я безуспешно пытаюсь вывести компьютер из спячки.
— Вы оба невероятно маленькие, — он хмурится, глядя на свой монитор, будто ему никогда не доводилось участвовать в более неприятной беседе. Проявлять дружелюбие ко мне без натуги пока не получается.
— Он даже не стал подшучивать надо мной из-за клубники. Дэнни... он... милый. Он мне подходит, — больше я ничего не могу придумать.
— Значит, милый – это то, чего тебе хочется?
— Этого все хотят. Родители годами упрашивают меня найти себе какого-нибудь милого парня, — я стараюсь говорить без напряжения, но внутри затеплился огонек надежды. Мы разговариваем как друзья.
— А мистер Милый Парень отвез тебя домой?
Я понимаю, о чем он спрашивает.
— Нет. Я вызвала такси. Сама.
Чонгук тяжело вздыхает. В изнеможении трет руками лицо, потом смотрит на меня сквозь пальцы:
— Во что нам теперь играть?
— Как насчет игры в нормальных коллег? Или можем поиграть в дружбу. Я умирала от желания попробовать обе игры, — поднимаю взгляд и перестаю дышать.
Чон сидит прямо и сердито смотрит на меня:
— Обе будут пустой тратой времени, ты так не считаешь?
— Что ж, жаль, — если бы я сказала это с сарказмом, он бы не понял серьезности моих слов.
Чонгук открывает ежедневник, в руке карандаш, делает пометку за пометкой. Я только успеваю моргать, а потом отворачиваюсь к своему компьютеру. Сил больше нет переживать из-за его проклятого ежедневника. Карандаш Чона, мои шпионские эксперименты. Всему конец, прямо сейчас. Все это было пустой тратой времени.
Уверяю себя, что надо радоваться.
***
Сегодня восхитительный день черной футболки. Напишу об этом в дневнике. Поведаю своим внукам. Отрываю от нее взгляд, но через мгновение глаза сами собой тянутся обратно. Под этой футболкой – тело, от которого затуманятся очки пожилой библиотекарши. Думаю, нижнее белье скатывается с меня, завиваясь, как горящая бумага.
После поцелуя, о котором я больше не вспоминаю, миновала неделя. Алфавитную ветвь «Ким и Джен» согнали к автобусу, как стадо скота.
— Расписки, — снова и снова повторяет Чонгук, и люди суют ему в руки листки, — Расписки мне. Деньги – Лалисе. Эй, тут нет подписи. Подпиши. Расписки.
— Кто такая Лалиса? — спрашивает человек в конце очереди.
— Деньги – Лисе. Это смешная маленькая женщина вон там. Волосы. Помада. Лиса.
Я знаю, кого вскорости изрешетят шарики с краской. Очередь двигается вперед, и меня почти придавили к автобусу.
— Эй, я не говорил вам топтать ее.
Чонгук будто взмахом бича отгоняет толпу назад и приводит меня в равновесие, как кеглю в боулинге, тепло его руки пробирается сквозь рукав. Рюджин берет меня за локоть другой, и я едва не выпрыгиваю из шкурки.
— Прости, что опять просрочила сдачу отчета. Не могу дождаться, когда мне удастся нормально выспаться. Я как зомби.
Она передает мне двадцатку, ногти у нее подпилены на французский манер. Я прячу в кулак свои, слегка слоящиеся.
— Надеюсь на одолжение, — говорит Шин, над ее плечом я вижу Чона – он напрягся, склонил ухо в нашу сторону, как спутник-шпион. Подслушивать неприлично. Я оттаскиваю свою собеседницу немного в сторону, оставляя руку вытянутой, чтобы люди продолжали вкладывать в нее двадцатки.
— Ну что там у тебя? — внутри заранее все опускается.
— Моей племяннице шестнадцать, и ей нужно пройти где-нибудь практику. Ее школьный психолог считает, что это поможет ей увидеть личностные и профессиональные перспективы. Не может же она пропускать уроки и просто спать весь день, понимаешь? Подростки понятия не имеют, что такое работа.
— Поговори с Джанет, она что-нибудь организует, — беру деньги еще у кого-то, — Они всегда хотят работать с дизайнерами.
— Нет, я хочу, чтобы она стажировалась у тебя.
— У меня? Почему? — возникает сильное желание сбежать.
— Ты единственная из всех здесь, кто сможет быть достаточно терпеливым с ней. Она несколько строптива.
Впервые в жизни мне хочется, чтобы вмешался Чонгук. Тревога. Тревога. Прошу. Посылаю сообщения в его шпионское ухо, но спутник их не принимает. Чон, SOS, SOS. Я все для тебя сделаю, если ты вмешаешься.
— У нее много проблем. Наркотики и еще кое-что. Прошу тебя, Лиса. Это будет много значить для ее матери, — может, девочка соберется и снова войдет в колею.
— Что ж... Могу я подумать на эту тему? — я отвожу взгляд от Чонгука, который бросил подслушивать и теперь повернулся к нам, уперев одну руку в бедро.
— Мне нужно знать сейчас. Через полчаса она встречается в школе с психологом. Предполагается, что у нее уже будут какие-то варианты, — Рю смотрит на меня, ее рот изогнулся в выжидательной улыбке.
— Сколько это будет продолжаться? День?
Рюджин подходит ко мне на шаг и до боли сжимает мне руку своими холеными пальцами:
— Две недели во время следующих школьных каникул. Ты такая добрая. Спасибо тебе, я сейчас же пошлю ей сообщение. Она не слишком обрадуется, но ты приведешь ее в чувство.
— Погоди... — начинаю я, но она уже жмет на клавиши.
— Ну вот, все прошло хорошо. Знаешь, что бы сказал ей я? — спрашивает Чонгук.
Я зарываюсь рукой в волосы. Скальп горяч и колок.
— Заткнись!
— Я бы сказал ей одно короткое слово. Это просто, тебе нужно использовать такой метод время от времени. Произнеси вместе со мной. Нет.
— Привет, — с улыбкой произносит Дэнни, вставая в очередь.
— Нет. Привет, — я надеваю на лицо свою самую солнечную улыбку. Надеюсь, на его светлой серебристой коже есть крем от загара, — Хорошо, что ты пришел. Полагаю, сыграть в пейнтбол – это прекрасный способ отметить последний рабочий день.
— Ага, будет весело. Митчелл сказал, я не обязан приходить, но мне самому хотелось. К тому же ребята из отдела пригласили меня на прощальный обед.
Бóльшую часть этого я знаю, всю неделю мы слали друг другу мейлы, и я помогала Дэнни отнести несколько коробок к его машине. Маленькая иконка в виде конвертика на панели инструментов вызывала у меня легкие приступы возбуждения. Все утро меня бросало в жар от беспокойства. Совсем потеряла голову. Я определенно близка к кризису.
— Расписку, — встревает Чон.
Дэнни протягивает ему листок, не отрывая от меня взгляда, и говорит:
— Мне нравится, как у тебя сегодня уложены волосы.
Польщенная, я пригибаю голову. Это правильное замечание в мой адрес. Я до смешного тщеславна, когда речь идет о моих волосах. Кондиционер, которым я пользуюсь, стоит, наверное, дороже кокаина.
— Спасибо, они немного растрепались. Думаю, еще не совсем высохли.
— Ну, мне нравится, как они растрепались, — Дэнни прикасается к кудрявому локону, который примостился у меня на плече. Мы встречаемся взглядами и начинаем смеяться.
— Могу поспорить, так и есть, негодник, — я качаю головой.
— Передай ей деньги и садись в автобус, — медленно произносит Чонгук, как будто Дэнни совсем уж простачок.
Они обмениваются недружелюбными взглядами. Я беру у парня двадцатку и одариваю его улыбкой цвета «Огнемет».
— Будем в одной команде?
— Да, — говорю я, а Чон в один голос со мной рычит: «Нет». Он действительно поднаторел в произнесении этого слова.
— Команды сформированы заранее! — рявкает он, и Дэнни бросает на него взгляд, который ясно говорит: «Что за козел?»
— Я надеялся... — начинает Дэнни, но Чонгук стреляет в него ответным взглядом: «Что бы ты ни затеял, ничего не выйдет».
Последний человек в очереди отдает мне деньги, и мы остаемся стоять в тумане какого-то странного напряжения.