Глава 17.Начало травли
Сначала я даже ничего не поняла. Заметила, что меня удалили из чата только поздно вечером, тогда, когда я попыталась отправить сообщение, но ничего не получилось.
Я даже не нервничала — решила, что это какая-то ошибка. Приложения ведь часто глючат! И просто написала в чат с девчонками.
«Слушайте, а что такое с общим чатом? Меня исключили?»
Мне никто не ответил. Ни через десять минут, ни через час, ни через два. Я попыталась дозвониться до Дилары и Миланы, но девочки не брали трубку. И тогда я стала понимать — что-то произошло. Однако успокаивала себя тем, что, скорее всего, одноклассницы уже спят.
Спала я плохо — меня мучало какое-то нехорошее предчувствие. Снилось, будто я стою по щиколотки в мутной реке, а с берега на меня надвигается чудовище. Оно окутано туманом, и я вижу лишь его силуэт и алые сверкающие глаза. Чудовище все больше приближалось, и мне приходилось отступать дальше. Вот я стою уже по колени в воде, по бедра, по пояс, по грудь, по плечи... Вот больше не чувствую дна — барахтаюсь в реке, стараясь не утонуть. Мне страшно, и я боюсь, что вода вот-вот сомкнется над моей головой, я задохнусь и меня не станет. Чудовище погружается в воду, плывет ко мне. Оно снова рядом — хочет схватить меня за ноги и утащить на дно.
Однако в последний момент рядом со мной появляется лодка. В ней сидит какой-то парень, чье лицо я не могу разглядеть, потому что оно закрыто маской. Он хватает меня, вытаскивает из воды ровно в тот момент, когда чудовище хочет схватить меня. Я в лодке. Сижу напротив, дрожа от страха, и тянусь к лицу незнакомца, чтобы стянуть с него маску и увидеть его лицо.
Но именно в этот момент зазвонил будильник, и я подскочила на месте. Холодно было потому, что я забыла прикрыть окно, а одеяло упало на пол. Наверное, поэтому кошмар и приснился.
Перед тем, как пойти завтракать, я проверила соцсети — мне так никто и не ответил на мое сообщение. А еще несколько одноклассниц отписались от меня. Да что происходит-то?
В школу я пришла рано — Андрей снова сделал великую милость и подвез меня, хоть я и отказывалась. Однако мое «нет» он по обыкновению не слышал. Велел спускаться и садиться в машину. Пришлось подчиниться.
Первым уроком стояла математика. Когда я вошла в класс, ребята, которые уже пришли, резко замолчали.
— Привет! — сказала я неуверенно и улыбнулась. Они мне не ответили — отвернулись и стали тихо разговаривать. О чем, я не могла разобрать.
Все те, кто приходил в класс, меня игнорировали — либо делали вид, что не замечали, либо одаривали недобрыми взглядами, будто я совершила что-то ужасное. Я сидела за своей партой и не понимала, что происходит. А когда пыталась заговорить с кем-то, меня игнорировали.
Дилара, Милана и близняшки зашли в класс одними из последних, и у меня появилось ощущение, что они сделали это специально, чтобы не общаться со мной. Я бросилась к ним с улыбкой, потому что надеялась — может быть, хотя бы они что-нибудь мне объяснят?
— Девочки, привет! — воскликнула я. Дилара опустила глаза и первой прошмыгнула на свое место мимо меня. Милана одарила меня мрачным взглядом, но тоже ничего не сказала. А близняшки насмешливо фыркнули. Яна задела меня плечом, а Аня тихо прошипела:
— Идиотка!
Самыми последними в классе появились Лика Малиновская и ее подружки. Они будто что-то знали — уставились на меня так, будто бы я была мусором. Сложив руки на груди, Лика рассматривала меня, как охотник — добычу, но я не стала опускать взгляд. Смотрела ей прямо в глаза. Нашим гляделкам помешало появление Ольги Владимировны, которая залетела в класс и сразу же объявила:
— Урок уже начался! Займите свои места! Вставать не надо!
Лика криво улыбнулась и походкой модели направилась по проходу на свое место. А я опустилась на стул, чувствуя, как бешено колотиться сердце. Барсова сегодня не было — за партой я сидела одна.
— Барсова нет? — спросила классная, зорким взглядом огладывая присутствующих, чтобы сделать отметки в журнале — в обычном и в электронном. — Кого еще нет?
— Власова и Славенко! — выкрикнул кто-то из ребят.
— Ясно, — кивнула Ольга Владимировна и захлопнула журнал. — Так, собрались! Начинаем эту неделю продуктивно! Запомните, этот год для вас особенный, вы не должны подкачать!
Она начала урок с проверки домашнего задания, затем объяснила новую тему и устроила проверочную в самом конце. Как назло, у меня закончилась паста в ручке, а запасной не было — я умудрилась забыть пенал, когда собирала сумку.
— Есть запасная ручка? — спросила я тихо, обернувшись к Диларе. Канцелярии у нее всегда было много, и она саму себя в шутку называла «канцелярской феей», однако одноклассница вдруг замотала головой, хотя на краю парты лежал ее пенал. Меня словно парализовало. Дилара явно не хотела общаться со мной. Тогда я обратилась к другим девочкам, но они сделали вид, что ничего не слышат. Меня накрыло паникой. Да что происходит-то?!
— Туманова, хватит вертеться и разговаривать! — услышала я голос Ольги Владимировны. — Так, листочки все приготовили? Сейчас раздам задания.
Мне писать было нечем — паста в ручке закончилась, и остались только карандаши. Пришлось брать один из них, спешно подписывать листок и решать уравнения. Ольга Владимировна собрала листочки, ничего не заметив.
Урок закончился, однако из кабинета мы выходить не спешили — по расписанию стояло две математики подряд. Класс наполнился привычным гулом. Кто-то разговаривал, кто-то смеялся, кто-то смотрел видео в тик-токе... И все, как один, делали вид, что меня не существует. Даже те, кого я стала считать своими подружками. Дилара, Милана и близняшки вылетели из класса и остановились у окна напротив, что-то громко и весело обсуждая. А когда я попыталась подойти к ним, просто ушли. Я стояла как вкопанная на месте, и чувствовала, как холод ползет по моим ногам, позвоночнику, проникая в сердце и замораживая его.
И тогда я поняла. Мне объявили бойкот.
Только за что? Что я сделала? В чем провинилась?
«Девочки, пожалуйста, скажите, что случилось?» — написала я в наш чат, они читали, но молчали.
«Что я сделала не так? Я ничего не понимаю...»
Вместо ответа меня удалили из чата.
В класс я вернулась абсолютно потерянная. Никогда раньше я не оказывалась в таком положении, когда от меня отказались все — ни в прежней школе, ни в лагере, куда иногда меня отправляла мама. Напротив, я всегда со всеми общалась, старалась помогать, если это было в моих силах, поддерживала. Я никогда не оказывалась одна.
Лика Малиновская снова смотрела на меня с глумливой ухмылкой. Видимо, за всем этим стояла она. Но что я ей сделала? Неужели это как-то связано с Егором Власовым, которого сегодня тоже не было в школе? Лика ревновала его ко мне? Но ведь я лишь пару раз поговорила с ним и помогла вчера с решением уравнения. Ничего больше!
На следующей перемене, перед химией, я решила подойти к Лика и прямо спросить у нее, в чем дело. Было страшно, и сердце билось где-то в горле, а виски будто обхватило обручем и сдавливало. Но больше оставаться в неведении я не могла.
Мне нужна была правда. Пусть объяснятся.
Лика сидела за партой и болтала ногами. Юбка у нее почему-то была короче, чем у других девчонок. видимо, она укоротила ее, чтобы лучше было видно стройные загорелые ноги. Рядом с ней расположились ее подружки. Они весело что-то обсуждали, не стесняясь в выражениях.
Малиновская заметила меня, но болтать не прекратила. И мне пришлось влезть в их разговор.
— Слушай, я не понимаю, что происходит? — спросила я, набравшись смелости. Обруч еще сильнее сжал виски, и сердце билось так громко, что я боялась — его сейчас услышат.
— Мне кажется или у нас в классе завелась крыса? — громко спросила Малиновская, продолжая болтать ногами, не глядя на меня. — Я слышу, как кто-то пищит.
В классе воцарилась тишина.
— И я слышу, — заржала одна из ее подружек.
— Точно! Пищит кто-то! — поддержала ее другая подружка.
— Это крыса! — подхватила третья. Кто-то из пацанов заржал.
— А крыс надо травить. Они заразу разносят, — сказала Малиновская и все-таки повернулась ко мне. Я вспыхнула. Жар обжигал щеки и лоб, пальцы дрожали, но я не собиралась отступать.
— Что случилось? — повторила я, стараясь держаться.
Лика прищурилась.
— Крысиный писк становится громче. Надо поймать ее.
— Ты прекрасно меня слышишь. Отвечай. Что я сделала? — повысила я голос. Ярость сменяла страх. Я не привыкла, чтобы меня унижали.
— Крыса пищит все громче, — явно повторяя за Малиновской, высокомерно сказала одна из ее подружек. Издевательский смех в классе усилился. Мои слова лишь больше раззадоривали их.
Я резко развернулась и пошла вон из класса, понимая, что ответа я так и не получу.
Лицо горело все сильнее, и мне хотелось ополоснуть его холодной водой. Да и слезы, подступающие к глазам, хотелось смыть — чтобы их никто не видел.
Быстрым шагом я дошла до женского туалета — в нем никого не было, кроме двух девчонок из параллельного класса. Однако увидев меня, они изменились в лице и поспешили поскорее покинуть туалет.
— Это та самая, — услышала я голос одной из них.
— Это она? Же-е-есть...
Они обсуждали меня, но почему, я так и не поняла.
Я долго плескала в лицо водой, держала руки под краном — так, что они покраснели от холода, пыталась успокоиться и выровнять дыхание. Когда я почти пришла в себя, в туалет забежала Дилара. Лицо ее было испуганным — настолько, что мне и самой вновь стало страшно.
Дилара огляделась по сторонам, убедилась, что в туалете мы одни и поманила меня к себе.
— Что? — непонимающе спросила я.
— Иди сюда! В кабинку! Быстрее! — прошептала она.
Я зашла в узкую кабинку, и мы заперлись в ней. Дилара устало закрыла лицо ладонями.
— Что случилось? — тихо спросила я. Одноклассница тяжело вздохнула.
— Полин, пожалуйста, пусть то, что я скажу тебе, останется между нами. Хорошо? Пообещай мне!
— Обещаю, — ответила я.
— На тебя обозлилась Малиновская. Открыла охоту на крысу.
— Что? — заморгала я. — Какую охоту?
— Это так называется — открыть охоту на крысу! Школьный буллинг, понимаешь? Крыса — это жертва. Ты. — В голосе Дилары были слезы, и сама она выглядела так, что вот-вот заплачет.
Я сглотнула.
— Малиновской не понравилось, что ты ходила на свидание с ее парнем, Егором Власовым, понимаешь? — продолжила Дилара тихо.
— Что? Какое свидание? — выкрикнула я, и одноклассница закрыла мне рот ладонью.
— Не кричи! Нас не должны услышать! С крысами разговаривать запрещается, — зашептала она испуганно. — За то, что я с тобой разговариваю, меня тоже могут сделать крысой... Ой, прости! Я не считаю тебя крысой, Полин. Но идти против Малиновской и ее подружек тоже не могу. Я уже однажды была изгоем... В старой школе. Мне... Мне очень страшно. А Малиновская... Она же у нас королева школы. Делает, что хочет. — В ее голосе послышалось призрение.
— Но я не понимаю, какое свидание? — тихо спросила я. — Это какой-то бред!
Дилара вытащила телефон и открыла беседу класса, из которой меня исключили. Общение там шло активное. Я не успела прочесть всего, но выцепила какие-то колкие фразочки про себя. Обсуждали мое поведение, лицо, фигуру, одежду... Однако Дилара не дала мне прочитать все это, а просто открыла фотки, на которых были изображена и я Егор.
Нас успели снять вчера и сделали это тайно. На первой фотографии я и Власов стояли в обнимку — тайный фотограф выцепил момент, когда я едва не упала, а он меня подхватил. И выглядело это так, что мы обнимаемся. Затем было несколько фото, где мы сидели на лавочке, и сделаны они были так, что со стороны казалось, будто мы беспечно болтаем. Последняя фотография была откровенно провокационной. Нас сфотографировали в тот момент, когда Егор убирал у меня в волос паука, близко-близко склонившись к лицу. Издалека казалось, будто бы мы целуемся.
Я смотрела на эти фото большими глазами, не понимая, кто мог их сделать и для чего. Это же какая-то несусветная глупость! Егор мне и даром не нужен! А фото... фото буквально высосаны из пальца.
— Теперь понимаешь? — прошептала Дилара. — Все думают, что вы ходили на свидание. Малиновская в ярости. Боже, Полина, зачем ты пошла с ним гулять... Лика тебя со свету сживет!
— Это не то, что ты думаешь! Меня кто-то подставил! Я не была на свидании с Егором. Да он мне вообще не нравится...
— Все думают иначе. Полина, не ходи одна, хорошо? Они могут поймать тебя в туалете или после школы. Там, где нет камер. Находись в людных местах, или там, где камеры есть. При них они не осмелятся нападать. За это их сразу из школы выкинут...
В туалет вдруг кто-то зашел — судя по шагам, несколько человек, и Дилара сжалась. А глаза ее наполнились страхом.
— Крыса должна быть тут, — услышала я голос одной из подружек Малиновской.
— Да, девки сказали, что она сюда зашла, — подхватил другой класс, тоже женский, но незнакомый. Видимо, его обладательница училась в другом классе. У Малиновской была своя личная свора.
— Крыса, выходи! — выкрикнула одна из девчонок. — Или мы тебя найдем!
— Выходи по-хорошему!
Они стали заглядывать в каждую кабинку. Дилара зажала рот ладонью, и стала теребить меня за рукав, глазами показывая на унитаз. Я сразу поняла ее — она хотела, чтобы я забралась на унитаз с ногами. Тогда бы они не заметили, что в кабинке нас двое.
Это было реально страшно. Агрессия от своры шла такая, будто они готовы были разорвать меня на кусочки. Я никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным. А вот Дилара сталкивалась, а потому боялась гораздо сильнее. Я видела, как ее трясет.
Дверь в нашу кабинку тоже попытались открыть, но, разумеется, этого не случилось. Замок тут был хороший.
— Крыса тут! — заорала одна из подружек Малиновской. — Я ее нашла!
— Сейчас мы тебе устроим! Готовься! Открывай по-хорошему, мразь!
Я прикрыла глаза, понимая, что сейчас произойдет что-то плохое. Мы должна защититься от своры. Схвачу ершик для унитаза и буду тыкать им в лицо.
Я уже представляла, как делаю это, как Дилара вдруг громко сказала:
— Девочки, тут я!
— Кто я?
— Дилара Айдарова!
— И что ты там делаешь?!
— У меня живот прихватило, — жалобно сказала Дилара, не сводя с меня немигающего взгляда. — Болит ужасно, что-то не то в столовой съела.
Свора расхохоталась, однако поверила ей. Ей дали несколько тупых советов и со смехом вышли из туалета. Я облегченно выдохнула. Дилара — тоже.
— Я не хотела, — прошептала Дилара. — Я правда не хотела! Но Малиновская всех заставила объявить тебе бойкот. Она хочет сделать твою жизнь невыносимой. Прости меня... Я не могу тебе помочь. Боюсь, что меня снова станут травить, как в прежней школе... Лучше переведись, Полин.
Одноклассница открыла дверь и выбежала. А я подошла к зеркалу и посмотрела в свое отражение. Лицо у меня было усталое, но глаза блестели — в тусклом свете они казались темно-синими, будто грозовое море.
Должна ли я сдаваться? Убегать? Или должна дать отпор? Но как? Их много, а я... Одна.