Смертный приговор

Меньше всего с утра мне хотелось с кем-то ругаться, а уж тем более с мамой. Я сопротивлялась до последнего, не хотя идти ни в какую больницу. Зачем? Если сегодня утром я чувствую себя хорошо, конечно, физически, точно не морально. Поэтому надев на себя первое, что нашла в шкафу, я с недовольным лицом, показывая всем видом, что не хочу никуда ехать вышла из дома. Сажусь в машину и громко хлопаю дверью.

- Прекрати так себя вести, это просто осмотр, - строго говорит мама, заводя автомобиль.

Я молчу, игнорируя её слова, это сложно для меня, вновь ехать туда. Не хочу даже приближаться к этой чёртовой больнице, меня от одного её вида трясёт, по спине пробегает холодок смерти. Но этого не избежать, машина всё равно подъезжает к этому ненавистному зданию и паркуется недалеко от входа.

Запах медикаментов и хлорки проникает в нос, как только я пересекаю порог. Белые стерильные коридоры и палаты, всё похоже одно на другое. Тут никогда ничего не меняется.

Следую за мамой, из коридора в коридор и мы подходим к кабинету. Стук в дверь, приглашение войти, делаю невозмутимое лицо и переступаю порог кабинета. За белым столом сидит мужчина средних лет, мы проходим и садимся на стулья.

- Здравствуйте, меня зовут Альберт, что вас беспокоит? – спрашивает мужчина, серьёзно смотря сначала на маму, потом на меня.

- Меня ничего не беспокоит, - грубо говорю я, хоть врач ни в чём и не виноват. Понимаю, что веду себя как маленький ребёнок, но ничего не могу с собой поделать.

- Здравствуйте, мою дочь мучают головные боли и буквально вчера она упала в обморок, - говорит мама, пересказывая всё то, что ей сказала школьная медсестра.

Врач начал задавать опять эти глупые вопросы, хорошо ли я сплю и ем, посветил фонариком в глаза и проверил, нет ли у меня сотрясения мозга, хоть я и говорила, что не ударялась головой.

- Думаю, мы сделаем МРТ, чтобы быть точно уверенными, что всё в порядке, - улыбаясь, говорит Альберт, но я не разделаю его улыбки.

- Зачем? – в моих глазах пробежал испуг.

- Обычное обследование, - говорит он и встаёт из-за стола. – Пойдёмте, я провожу вас, - врач подходит к двери и открывает её для нас.

Обследование, которое я так ненавидела всей душой, преследует меня. Добровольно иду в кабинет, снимаю все металлические предметы и прохожу в специальную комнату. Ложусь и мне объясняют как себя вести и что делать, если станет плохо, я только киваю и закрываю глаза.

Около тридцати минут я лежу внутри аппарата и пытаюсь меньше нервничать, но мне не по себе. Глубоко дышу, чтобы сохранять спокойствие и не устроить истерику прямо тут. В моей голове столько мыслей, что я не успеваю за ними. Меня успокаивают шаги врача, который зашёл внутрь и выключил аппарат, после чего я вздохнула с облегчением.

Когда я выхожу из кабинета и забираю свои вещи, то вижу нахмуренное лицо врача, это мне сразу не понравилось.

- К сожалению, вам придётся пройти в кабинет онколога, - наконец говорит он, и я чувствую, как сердце падает вниз от его слов, поворачиваю голову на маму, её глазах начинают блестеть. Только не это.

- Онколога? – спрашиваю я, мой голос дрожит.

- Я вас провожу, - говорит врач, касаясь моей спины, тем самым направляя в нужную сторону, так как мои ноги будто приросли к полу.

Ждём, пока онколог освободится, и заходим в кабинет после совсем маленькой девочки со своей мамой. Садимся на два кресла, перед столом врача, им оказалась молодая девушка. Пока Альбер вводил её в курс дела, в моей голове происходил хаос. Мы неспроста в этом кабинете, это может означать только рак. Не может быть, это должно быть шутка. Как только наш врач попрощавшись уходит, девушка направляет всё внимание на нас.

- Здравствуйте, меня зовут Виктория, - представляется она, улыбаясь уголками губ. – Я ознакомилась с вашем снимком, Николь, - после этого она делает паузу, и в этот момент я перестаю дышать, чувствую, как мама берёт меня за руку и слегка сжимает ладонь. – Мы обнаружили неоперабельные опухоли в стволе мозга, - она сложила руки в замок и сделала ещё одну небольшую паузу. – Из-за невозможности хирургического вмешательства мы можем провести химиотерапию вместе с лучевой. К сожалению, мы заметили рак поздно, так что процент выздоровления менее 25%, - она замолчала, и в кабинете повисла давящая на мозги тишина.

Все эти подробности навалились на меня сразу, одновременно, у меня не получалось объёмно и постепенно всё оценить. В голове варилась настоящая каша. Это должно быть шутка, такого просто не может быть. Не знаю, что сказать, в горле пересохло, а мысли в голове не складываются в предложения.

- Я понимаю, что это сложно принять, но ещё есть надежда на выздоровление, - прерывает тишину Виктория.

- Надежда? – с моих уст срывается нервный смешок, чувствую, как подступают слёзы. – Моя подруга умерла от лейкемии, а процент её выздоровления был 75%, - мой голос срывается на крик, от осознания происходящего.

- Никки, - мать дёргает меня за руку, заставляя замолчать. – Когда можно начать лечение? – её голос спокоен, хоть я и знаю, что она на гране.

- С завтрашнего дня, - говорит Виктория, беря какие-то бумаги со стола.

- Нет, я не хочу проходить через такое лечение, - возражаю я. – Химиотерапия? Если она всё же не подействует, то я не желаю провести последние месяцы слабой и беспомощной, прикованной к кровати как моя подруга.

- Тогда ты не проживёшь больше пяти месяцев, и начнутся осложнения, - предупреждает врач, но меня этим не убедить.

После стольких месяцев рядом с Сицилией я поняла, как это ужасно. Она всегда энергичная и весёлая девушка угасала на моих глазах, видела, как за месяц до её смерти потух её взгляд, это настолько ужасно. Я не бросила её, сидела в её палате всё свободное от учёбы время, буквально поселилась в больнице, часто оставаясь на ночь. Сицилия просила меня оставить её и жить своей жизнью, но я не могла. Как я могла оставить подругу детства, которая всегда была рядом и поддерживала в трудные минуты?

И сейчас мне предлагают пройти через всё, что прошла она, лежать в палате с постоянной усталостью, ну уж нет.

Вскакиваю с кресла и пячусь назад к двери, покидаю кабинет и быстрым шагом выхожу из больницы. Вдыхаю свежий воздух, без запаха медикаментов и иду куда глаза глядят. Позади слышится мамин голос с просьбами остановиться, но я не могу, мне нужно побыть одной.

***

Сижу на качели уже, наверное, час третий, я потеряла счёт времени. На улице моросит дождь, но меня это совершенно не волнует, он скрывает мои слёзы, которые я так и не могу остановить. Они медленно скатываются по лицу, сливаясь с дождевыми каплями. На улице пасмурно и с дождём поднялся прохладный ветер, из-за чего я обхватываю себя руками, но остаюсь на месте.

Слышу приближающиеся шаги, но даже не поднимаю голову. Длинные мокрые волосы скрывают лицо, и я не вижу ничего вокруг. Качель рядом скрипнула, давая понять, что на неё кто-то сел.

- Привет, - слышу знакомый женский голос и поднимаю голову. На меня смотрит Клэр, на её лице грустная улыбка. – Твоя мама позвонила мне, - объяснила она своё присутствие.

- Зачем? – в моем голосе ни намёка на доброту.

- Она волнуется за тебя, и она рассказала мне про ваш поход к врачу сегодня, - поясняет подруга. – Ты не можешь отказаться от лечения, Никки, - она повышает голос.

- Могу, я уже совершеннолетняя и сама принимаю решения, - возражаю я, вставая с качели. – Если ты пришла отговаривать, то даже не старайся. Как ты вообще меня нашла?

- Это наше место, ты всегда приходишь сюда, когда тебе плохо, - она встаёт и делает шаг ко мне. – Ты умрёшь, если не будешь лечиться, - кричит Клэр, срываясь.

- А если я умру даже когда буду лечиться? Я не хочу провести последние месяцы в больнице, - кричу я в ответ. – Я знала, что ты не поймёшь меня, - говорю я уже тише, качая головой, пятясь, не отводя взгляда от подруги.

- Как это вообще можно понять? Ты не можешь оставить меня, своих родителей, Сэма.

- Это вы оставляете меня. Сэм уедет через неделю, ты уедешь через пару месяцев в колледж. Ты же знаешь, что я не успею вылечиться за это время. Не хочу быть обузой для родителей, все вы будете сидеть в моей палате и жалеть меня, а этого я хочу меньше всего, - кричу я и ухожу прочь.