пять ноль пять
хёнджина вообще не удивляло то, что феликсу удалось спеться с ребятами и его голос внес те самые поправки, которые всё не мог даже определить бан чан. он искал, в чём дело, почему всё не так, как ему бы хотелось, но каждый раз заходил с мыслями в тупик. как оказалось, ему хотелось какой-то эпатажности, пафосности для своих песен, чтобы определенные строчки читал кто-то горячий, настолько, что цепляет до дрожи в коленях. чтобы эти строчки вырисовывались на подкорке слушателя, запоминались и хотелось переслушивать бесконечно. именно такой эффект вносил голос феликса, ради которого бан даже достал все сохраненные в бумажном виде тексты, хотя они все есть на телефоне. для чана это как делиться сокровенным.
если бы хван сейчас принялся врать вам, что то, как феликс присаживается на корточки, как если бы они были на огромной сцене, и по памяти зачитывает текст своего куплета, который ему дали вот минут пять назад, — это не сексуально, — вы бы ему точно не поверили. на лице написано «выходи за меня».
взгляд хвана так и застрял на ли. на том, как он поправляет волосы, как улыбается широко, когда у них что-то не выходит и становится смешно от происходящего. его поблескивающее от пота лицо, когда они вчетвером сотрясают весь гараж тем, что скачут вокруг да около, кайфуя от происходящего. когда входит во вкус и, как остальные парни, выступает для гаражных стен, но с душой. такую группу подростков потерянной не назовёшь, в них жизнь полыхает покруче калифорнийских лесов.
в какой-то момент ему делается тоскливо. он сегодня лишь зритель, не принимает участие, да и куда уж ему. хвана все принимают за недалёкого и одновременно далёкого от всего, что нравится другим. это, кстати, неправда, просто никто и не интересуется тем, что любит хёнджин. на самом деле, даже самый близкий его друг не так уж и близок ему, они с чанбином не слишком давно вместе и еще не успели наладить крепкую связь, а сестра потерялась в попытках понять хвана-старшего, ведь они разные, пусть и родственники.
по хёнджину никогда не видно, сколько он думает, как старается найти для себя родственную душу и как видит в феликсе что-то такое, светлую ниточку между ними, а сказать впервые за долгие, тянущиеся годы гуляний не получается. рот открывается в попытке, и что-то бьёт под дых, улыбка феликсова вновь? возможно, но барьером встает в любом случае.
хёнджин не знает, чем может быть ему интересен или хотя бы полезен. как он может к нему подступиться и узнать поближе, что ему нравится, так ли сильно он увлекается естественными науками и какие любимые ягоды. хван ведь принесет, обязательно, и запомнит на всю жизнь. выжжет клеймом эту клубнику, черешню, чернику, да что угодно, на самом сердце. что он любит выпить, вино или коньяк, а может быть, просто чашечку зеленого чая? какие сигареты курит, от него же пахло табаком, когда он зашёл. а игры, музыка, книги? загадочного австралийца хотелось изучить от и до.
мечтательный. таким называют хёнджина из-за того, как много остается при нем, где-то в мирке своей же черепной коробки. и даже если он мечтает, а не думает, да все равно, ему просто хочется знать. он опять начинает ногтем ковырять нижнюю губу, пока смотрит на занятого импровизированным выступлением феликса. «я жалкий», думается ему внезапно. на тупой подкат хватило, на раздевающий взгляд тоже, а на знакомство не косвенное — нет. кажется, феликс его даже не замечает, или намеренно не кидает ни даже самого краткого взгляда в его сторону.
алкоголь, падла, не бьёт в голову никак. хван уже вытянул три по ноль пять из чановых запасов и открыл громковато, клыком поддев, четвертую. в этот момент заметил на себе такое ценное внимание никого иного, как ли. он вышел из образа супер звезды и обратил свои прекрасные глазки в его сторону, но в секунду, стоило ему получить ответный, отошёл к чанбину спросить что-то совсем не важное. хёнджин хмыкает и разваливается в кресле, на ужин у него сегодня только пиво поверх соленой картошки из мака, взгляд в потолок и безразличие парня, который запал в душу, как никто.
стенки горла обжигают не градусы, а газированность напитка. вкус кажется приевшимся, как если бы хёнджин пил это пиво каждый день, но он в этом гараже от силы во второй раз, а пиво по пятницам не берёт и на вечеринках не пьёт. его телу нужно что покрепче, чтобы раскачаться. он вытягивает ноги вперёд и на секунду забывает, что тут не один, как вдруг понимает, что ребята дружно выходят на перекур. дверь в гараж широко открывается, проветривания ради, и напрыгавшийся ликс садится напротив, с облегчением выдыхая.
закат сегодня такой розовый, как розовые сопли в голове хвана. он замечает, что ли машет «нет» парням, приглашающим его к сигаретке, светят оранжевыми огоньками в приглушенном уличном свете. уже очень скоро станет совсем мрачно, и они разойдутся, завтра ведь учебный день.
— чего не идешь к остальным? — спрашивает негромко хёнджин и подмечает, как ли от его голоса почти подбрасывает на месте. не ожидал, что с ним заговорят, или боится? становится как-то тошно от себя в очередной раз. пьяненький хёнджин — грустненький хёнджин.
— да я не заядлый курильщик, — признается феликс и тянет к себе ветровку, ветерок прохладный с улицы, облаком дыма за пределами гаража пахнет даже глубоко внутри. он ежится и вновь косится на хвана, замечает, что переменился с начала встречи.
— а я вот хоть куда, да что-то.. — его перебивает собственный вздох, когда надоевшее уже на пятом глотке пиво ставится в сторону, а рука теперь безвольно, как и вторая, лежит на подлокотнике кресла. не курил и не ел толком он весь день, ну точно влюбился, это всё. похоже, это чувство его и обременяет. — не сегодня.
— всегда вижу тебя в курилке, — подмечает зачем-то феликс, хоть ему жутко неловко разговаривать с местной селебрити, проявляющей к нему нездоровые знаки внимания. — но за вечер ты ни разу не закурил, и я подумал, может, у тебя сигареты закончились, а у меня своей пачки нет. предложить джисонову было бы невежливо, я думаю.
хван даже привстал на кресле и сел в нем, поглядел с какой-то щенячьей надеждой во взгляде и улыбнулся уголками губ.
— это очень мило, ликс. прости за моё дебильное обращение к тебе, это привычка. — последнее слово в горле застревает, подкатывает осознание, что он создал себе имидж чисто отпугивать кого-то по-настоящему стоящего.
— да я и не обиделся, я же знаю, с кем говорю. — в шутку отвечает ли, без намека на оскорбление (какой там), а джин внезапно принимает серьезный вид, который ему, казалось, и не к лицу вовсе, и заставляет смутиться мгновенно. очень красивый, когда меланхолично рассматривает пол, нетрезвый и. бедный какой-то? юноша бы это так назвал.
— и с кем же?
— ну как, эм. — ликс обводит взглядом все еще спокойно курящих и ухахатывающихся в стороне парней и думает, а с кем? такой ли хёнджин на самом деле и не на это ли он сейчас намекнул, что за маской бабника скрывается нечто большее. может, феликс сходит с ума, ведь о хёнджине он слышал только ряд небылиц, но в основном всё плохое. о надменности его и сестрички запомнил лучше всего, да что-то не проглядывается. пауза затягивается, ответа ли так и не находит, решает сказать честно:
— ты сам знаешь, что о тебе говорят, нет?
— думаешь, я такой и есть? пустой? — с заметной горечью в голосе заявляет блондин, и феликс понимает, что парень ощущает на себе воздействие пары бутылок качественного австралийского, с которого выносит почему-то только здешних ребят, а вот самому ликсу хоть бы что, но он и не пил много, так, бутылочку для разогрева и настроения.
— тебе бы домой и проспаться, джин. — ненавязчиво советует паренек, и хван невесело усмехается на его слова.
— да мне вообще, нахуй, плевать на все. — хван выдыхает и закрывает лицо руками, трет недолго и замирает. тут у ликса что-то щелкает в голове, и он встает с нагретого местечка, обеспокоенный подходит к парням, о чем-то переговаривается, что хёнджин слышит очень поверхностно, он там весь в себе, за волосы цепляется пальцами и с ума начинает сходить.
— хёнджин! — раздосадованно кричит чанбин, так, что его слышно эхом по всей окрестности. — мать твою, как ты перепил пива? ух, блять. — со и самого немного затуманило, его аж джисону пришлось приобнять, чтобы не пошатнулся еще на градус дальше и не пал солдат. тогда лидер качает головой и предлагает закончить их посиделки и порепетировать в следующий раз как-то без алкоголя, да и без сигарет лучше бы, нравоучения давай свои пьянюгам, у которых уже конкретный ветер в головах.
— а с хёнджином-то мне что делать? — спрашивает феликс у бан чана, пока чанбин во всю старается растрясти потерявшегося в реальностях друга, прям зверски в него вцепляется и от души встряхивает, но у джина глаза такие пустые, такие неживые, и сам он, как плюшевая игрушка, мутузь, сколько влезет. словно не пьян, а сломался без предпосылок, всю вату из игрушки вытянул хулиганистый ребенок и разбросал повсюду, не соберешь.
— это хороший вопрос, — задумчиво тянет кристофер, пока убирает свою гитару в чехол и застегивает его до конца, а сам на корточках, с озадаченным видом смотрит на эту картину маслом. — вы с джисоном как-нибудь его дотащите до остановки, пока я отведу домой чанбина? хван тут в соседнем районе живет, если что.
— были бы у меня силы, я так выдохся. если он откажется идти с нами, не возьмусь даже за эту идею, пусть тут ночует. — прохладное высказывание брюнета колет по мягкой душеньке феликса острием ножа, так, что вид у него расстроенный становится. хан его опережает и садится перед хёнджином, чтобы заглянуть ему в глаза ну хоть как-нибудь, а-то руки клеем перманентным прилипли к лицу. тянет его запястья прочь, и тогда стеклянный взгляд всё же остается на нем на какое-то время.
— плохо тебе, братец? — спрашивает хан сожалеюще, но как-то наигранно, не верит будто, что чьи-то нервы могут лопнуть под натиском пары бутылочек пива, и вообще, от алкоголя веселеют, а этот жмуриком сидит. на вопрос хван кивает, потому что голова болит, как если бы у него была простуда, а желудок норовит выплюнуть все то, что он выпил и съел за день. переутомление для хёнджина было привычной вещью просто потому что он не умел отдыхать, и вместо того, чтобы полежать дома в одиночестве, которое он не переносил, поперся в этот гараж. после интенсивного учебного дня, без никотина в организме и без нормального завтрака, обеда, ну, а про ужин молчу.
«ну да, всего часов пятнадцать не трахался, кошмар какой, ой бедненький, вот она, жизнь без минета», с неприязнью шипит джисон, когда пытается поднять эту огромную куклу-марионетку с его места, но тот отцепляет его руки и, о чудо, встает сам. тут же жмурится и теряется в пространстве, одноразово пошатывается вбок, переминаясь тем самым на другую ногу. феликсу от этого всего грустно делается, конечно, хан, когда выпьет, язык за зубами не держит, и ли понимает, что хёнджин известен использованием людей, живых, черт возьми, и в какой-то мере заслужил таких слов, но не сейчас. явно не сейчас.
— так что, ты пойдешь со мной?
— да иди нахуй. — отмахивается от помощи хёнджин, слышал ведь, что сказал этот грубиян поганый, и направляется к выходу, не прощаясь ни с кем, в том числе и с прикемарившим вдруг чанбином, которому алкоголь противопоказан.
ну если так будет идти, то такому и вслед смотреть жалко, плетется устало, куда глаза глядят, и у феликса само собой вырывается:
— джин, а со мной? — парни коллективно после этой фразы смотрят на героя дня, пока тот краснеет не поминутно даже от собственной смелости. хван тоже смотрит только на него, на секундочку успевает показаться, что абсолютно трезвым взглядом.
— пойдем. — кивает хёнджин и дожидается, пока ликс сравняется с ним шагом и они вместе выйдут на улицу, где теплый ветерок обдает лица усталых ребят. ли машет согруппникам и тихо хихикает на крики «не потеряй его где-нибудь!», «удачи тебе, ликс!».
они постепенно отдаляются и теперь остаются наедине, что больше не кажется феликсу такой уж проблемой, потому что хёнджин сейчас бессилен и последние силы тратит не на поддержание разговора, а на ровную ходьбу. не такого первого свидания хван ожидал, когда не может выразить ровным счётом ничего, хоть благодарность, но это и к лучшему сейчас. он косится на ликса, который рассматривает окрестности и уже синеватые небеса над ними, и хочется улыбнуться его милому виду, невинному такому. у ликса, знаете, лицо завораживающее, сразу думается, как такой мог на этом грязном свете появиться. взгляд его пронзает с головы до пят, а черты лица такие ровные, такие нимфоподобные. да, если он и напоминает существо, то либо фею, либо нимфу.
— почему ты пошел меня провожать? — они выходят потихоньку к месту, где нужно перелезть забор, иначе до скончания веков будут до ближайшей остановки шагать. когда ликс в пару ловких движений справляется с этим действием, он спрыгивает и отряхивает руки, в который раз пачкая их пылью, фыркает на надоедливые светлые локоны и смотрит, сможет ли хван повторить за ним, он повыше, и, по сути, ему один раз ногу поставить промеж железной сеточки, себя приподнять, перекинуть ногу и спрыгнуть.
тот обреченно вздыхает, глядит на верхушку забора и делает рывок, в который вкладывает остатки активности, и ловко перепрыгивает этот забор, грациозно приземляясь перед ликсом, который только что его перелезал, подобно коале. он удивленно смотрит на выпрямляющегося перед ним джина, и тот усмехается, сует руки в карманы джинс и продолжает их путь.
— мне спешить некуда, а ты еще упадешь тут где-нибудь. — на этих словах ликс задумывается, что мама даже не приехала с работы и будет поздно ночью, а еще, что на уроки ему все равно до лампочки, так и какой ему смысл, в самом деле, спешить.
— вот как. оставишь мне номерок? — хвана трогает ликсова забота, ну до глубины души прям. становится менее мерзко, склизкая усталость развеивается и появляется запал хоть до дома добраться, пообщаться, пока есть время побыть вот так, вдвоем. посмотреть, как луна выходит из-за рваных облаков на смену ушедшему с концами солнцу, и насладиться веянием романтики. не так уж он уже и пьян внезапно, но состояние оставляет желать лучшего, пора поесть хорошо и в душ сходить обязательно.
— ну раз просишь, то давай сюда руку, по старинке запишем, — ликс достает из ветровки ручку и встряхивает ею, пока хёнджин на него изумленно смотрит, не сдерживая улыбку, и с радостью протягивает руку, закатив рукав. касание тонких пальчиков ли током бьет, но по-хорошему, приятненько. он быстренько пишет на его запястье цифры, так, чтобы он мог потом их запросто вбить в любое время, и они идут дальше, пока хёнджин рассматривает ровные цифры и случайно учит наизусть.
на первой встречной остановке не останавливаются первое время совсем никакие автобусы, а сидеть на одинокой скамеечке в жилом районе, где раз в минут десять проходят старички, ну такое себе. феликс не понимает, стремно ему быть черт пойми где и с кем, или свободно, как птице в полете. они оба уставшие, ведь с утра на ногах, а уже девять тридцать вечера, и дурная башка ли придумывает сесть поближе к хвану, который опять растворился в бытие, раскинув руки на спинке скамьи.
хёнджин приоткрывает глаза на этот жест, только чувствуя, как ликс скромно укладывает ему голову на плечо с тихим «ничего, если я.?», а старший кивает, старается подавить острое желание обнять за плечи и, делая вид, что смотрит, может, транспорт какой едет, втихую вдыхает запах отдыхающего на нем юноши, а после перестает так уж держать себя и щекой к макушке блондинистой прижимается, с любовью такой.
— мне звать тебя хёнджин-хён нужно, нет? — может, слухи о возрасте и о том, что парню уже исполнилось заветных восемнадцать, тоже всего лишь слухи, вот он и спрашивает. говорить все равно не о чем, пока они оба побитые прошедшим днем.
— зови хоть шлюховатая блонда, но моё имя из твоих уст здорово звучит. — забывается и когда понимает, что сказал, видит только смеющегося над его высказыванием ли, который привстает в ожидании подъезжающего транспорта и лучезарно ему, не кому-то помимо, улыбается. джин даже оборачивается невольно, не мерещится ли ему, может, это он кому другому? а нет, ему. на душе становится тепло-тепло, не то что на улице, поэтому запрыгнуть в автобус, где свет ужасно желтый, оказывается благодатью. в салоне пахнет ароматизаторами, людей по пальцам сосчитать, так что парни на задних сиденьях располагаются и едут, как короли.
едут молча, пока феликс наушники распутывает, пальцами в них только путаясь, и хёнджин, не выдерживая этого зрелища, вытягивает их из чужих рук и начинает ловко расправляться с узелками, после чего протягивает их обратно владельцу, но ли втыкает только один и предлагает второй хвану. старший своим глазам не верит, но принимает наушник.
— мне свою включить или..?
— включай.
плейлистов у феликса много, и выбирает он, как назло, самый атмосферный, который у него есть. где arctic monkeys, chase atlantic и the neighbourhood намешаны, есть как и всем знакомые трэки, так и те, которых сам хёнджин никогда не слышал. ликс оставляет телефон рядом, чтобы если что, джин мог переключить песню, и тот так и делает, чтобы попасть на 505. ли, глядящий в окно, где уже совсем темно и ничего не разобрать, кроме примерно знакомых улиц, начинает невольно мягко улыбаться.
хван тихо напевает знакомые слова, но скомканно и сквозь зубы, чтобы не выговаривать, знает, что феликс, как человек, у которого английский является родным языком, точно расслышит его надуманные им самим проблемы с произношением, однако его совсем не хочется стесняться. он ничего и не говорит, когда его пение из бубнежа превращается во что-то полноценное. судя по его виду, его это даже успокаивает.
— тебе полегче? — взор таких глубоких карих глаз останавливается на нем, и хван почти ловит свое сердце, чтобы не выпрыгнуло из грудной клетки, смотрит в ответ растерянно почти что.
— да, — он обращает наконец внимание на то, куда они едут, и по вывескам замечает, что они недалеко от его места жительства. тогда в голову стукает, а что будет делать феликс, когда они выйдут. — а ты разве живешь в этой стороне? я тебя никогда здесь не видел.
— нет, но за меня не переживай, я люблю прогуляться один. — ликс безразлично пожимает плечами, так легко, будто не перевалило за десять вечера, и у хёнджина внутри все сжимается. идти по пустынным улицам не в центре сеула, пусть город относительно спокойный, — это страшно, а если уж ты такой хрупкий маленький мальчик, то наверное и подавно.
— слушай, может, ты побудешь у меня и подождешь, пока за тобой кто-нибудь приедет? это ведь опасно. — его очередь заботиться. они вместе, даже не снимая наушников, встают с места и аккуратненько протискиваются между стоящими в проходе людьми, чтобы через вторую дверь выпрыгнуть в объятия ночи. автобус постепенно отдаляется, а феликс забирает второй наушник, осторожно выбирая его из чужого уха.
— со мной все будет нормально, хван, зря сотрясаешься. если что, пиши, дам знать, что живой. — светловолосый улыбается хёнджину и двумя пальцами от виска отдает честь, а сам постепенно отдаляется по улице в противоположную сторону. старший смотрит ему вслед завороженно, не моргает, не дышит, ничего. глядит еще разок на свою руку, где записан номер, и, когда ликс из вида пропадает, быстрым шагом идет домой, вжав голову в плечи от установившейся прохлады, и лыбится, как дурак.