Часть 3
Финальное испытание
Т/и стояла на холодном асфальте перед подъездом. В воздухе пахло сыростью, где-то вдалеке шумел город, но здесь, среди съёмочной группы и организаторов, казалось, что время застыло.
Вера Сотникова молча протянула ей чёрный конверт.
Т/и взяла его, подержав в руках пару секунд.
Пусто.
Совсем ничего.
Она скептически подняла бровь, будто пробуя невидимую стену, отгораживающую её от информации.
— Кто-то, походу, очень не хочет, чтобы я прошла это испытание, — негромко произнесла она, оглядываясь.
Камеры продолжали снимать, операторы переглянулись, но никто ничего не сказал.
Т/и задумчиво провела пальцем по краю конверта, потом хмыкнула:
— Рыжая сука поставила заслон.
Вера Сотникова нахмурилась, но не перебила.
В воздухе повисло напряжение. Организаторы и съёмочная группа ожидали, что т/и сдастся.
Но она лишь усмехнулась, достала из кармана небольшую тряпичную куклу и пробормотала:
— Битва так битва. Пиздец тебе, рыжая.
Она аккуратно распорола ткань на груди куклы, достала нож и сделала небольшой надрез на пальце. Тёмная капля скользнула вниз, впитываясь в материю.
— Пути закрыты, дороги спутаны... но тень не вечна. Заслон рушится, преграда ломается...
Лёгкий порыв ветра взметнул её волосы.
И вдруг...
Она почувствовала.
Рывок. Будто невидимая плотина прорвалась, и поток образов, эмоций, энергии хлынул на неё.
Заслон пал.
Т/и усмехнулась, подняла взгляд и посмотрела на Веру Сотникову.
— Ну что, начнём?
Т/и провела пальцем по запечатанному конверту и, не разрывая его, заговорила:
— Мальчик. Светлый, спортивный... Умер за неделю до своего пятнадцатилетия.
Позади камеры кто-то шумно вдохнул. В толпе зашептались.
— Это правда... — послышался чей-то потрясённый голос.
Но т/и не обращала внимания.
Она уже видела его.
Ещё не ясно, ещё размыто, но он был рядом.
— Мне нужно больше, — произнесла она. — Нужно, чтобы он пришёл.
Она расстегнула сумку и достала свёрток, в котором лежало бычье сердце.
Кто-то нервно сглотнул.
— Для подношения, — спокойно пояснила т/и. — Если звать, то не с пустыми руками.
Она опустилась на колени, кладя сердце перед собой, и тихо начала ритуал...
Т/и аккуратно положила бычье сердце на землю перед собой. Оно было тёмным, тяжёлым, пахло сырой плотью.
Она достала из кармана чёрную свечу, поставила её рядом и зажгла.
В воздухе запахло воском и дымом.
Не отводя взгляда, т/и взяла нож и уверенным движением провела лезвием по ладони. Горячая кровь начала стекать вниз, капля за каплей пропитывая сердце.
— Кровь за кровь, жизнь за жизнь... — её голос был низким, завораживающим. — Я зову тебя.
Кровь стекала на землю, пропитывая асфальт.
Свеча дёрнулась, будто её коснулся невидимый ветер.
— Я зову тебя. Ты здесь. Я чувствую тебя.
Пламя свечи дрогнуло, затрепетало.
Т/и продолжала, капая кровь на сердце, пока воздух вокруг не стал густым, тяжёлым, наполненным чем-то, чего нельзя было увидеть, но можно было почувствовать.
И тогда он появился.
Тёмный, не до конца оформленный силуэт стоял неподалёку.
Дух.
Мальчик пришёл.
Тёмный силуэт мальчика стал постепенно приобретать очертания. Лицо было размытым, но чувствовалась его энергия — юная, но уже ушедшая за грань жизни.
Т/и молча смотрела на него, позволяя ему проявиться, не торопя.
— Данила, — наконец раздался тихий, почти отдалённый голос.
Она кивнула.
— Данила, — повторила она, а затем посмотрела на собравшихся.
Дух поднял руку и указал на женщину, которая стояла ближе всех.
— Мама, — тихо сказал он.
Женщина закрыла рот рукой, глаза её наполнились слезами.
— Скажи ей... что я не боюсь, — продолжил дух. — Я вижу, как она плачет, но мне не страшно. Я не один.
Т/и передала слова.
Женщина всхлипнула, подруги рядом с ней тоже были на грани.
Данила повернулся и указал на парня, стоявшего чуть позади.
— Лёха... ты же обещал, что не бросишь спорт, — с лёгким укором произнёс дух.
Т/и посмотрела на парня. Тот резко вдохнул.
— Братан, — выдохнул он, сжимая кулаки. — Я... я просто...
— Ты дал слово, — мягко напомнила т/и, передавая слова духа.
Парень судорожно кивнул, явно не ожидая такого разговора.
И так Данила проходился по всем. Он говорил о детстве, о дружбе, о моментах, которые никто, кроме них, не мог знать.
Т/и просто была его голосом в этом мире.
И все слушали.
Т/и замолчала на мгновение, прислушиваясь.
Затем сделала шаг вперёд, глядя в глаза матери Данилы.
— Он не сам, — тихо, но отчётливо произнесла она. — Его убили.
В толпе послышался испуганный вздох.
Женщина пошатнулась, её подруги подхватили её под руки.
Но т/и уже развернулась и направилась в подъезд. Никто не сомневался, что все последуют за ней.
Подъезд был тёмным, пахло сыростью и бетонной пылью. Т/и уверенно шла наверх, пока не оказалась у выхода на козырёк.
Она толкнула дверь, вышла на улицу, посмотрела вниз.
— Вот тут его нашли, — произнесла она спокойно.
Все замерли.
— Но он шёл не сюда, — продолжила т/и.
Она развернулась и указала в другую сторону.
— Он шёл туда. Его там ждали. Дэн, Максик, Витёк, Санчо, Кирюха...
Сзади кто-то охнул.
— Откуда ты знаешь их клички?! — раздался потрясённый голос.
Но т/и уже не смотрела на них.
Она чувствовала, что впереди — правда.
Т/и тихо легла на козырёк, как когда-то лежал Данила. Она улыбалась, но эта улыбка была не радостной, а скорее отражением глубокой связи с духом мальчика. Она знала, что он был рядом, слышала, как его слова просачиваются сквозь её мысли, и чувствовала, как всё это оживает снова.
Её улыбка напомнила его маме, как именно её сын был найден — в том самом положении, с тем самым выражением лица. Мать Данилы стояла неподвижно, её глаза заполнились слезами, а затем она пошатнулась и, схватившись за сердце, упала на колени.
— Мамочка, — дрожащим голосом пробормотала одна из её подруг, пытаясь поддержать её, но женщина лишь тихо вздохнула, не в силах сдержать боль.
Т/и продолжала лежать, тихо прислушиваясь к голосу Данилы, который теперь говорил о своей смерти. Её слова выходили из её уст, как эхо, и каждое слово было пропитано болью и расставанием.
— На четвёртом этаже... — начала она, — с двумя взрослыми парнями. Они его избили, а потом скинули с этой высоты.
Мама Данилы снова вскрикнула, её тело судорожно дрогнуло, и она заплакала ещё сильнее.
Т/и продолжала пересказывать, как Данила рассказывал, как умирал здесь, на козырьке.
— Он умирал здесь. Он чувствовал, как его тело теряло силы, как его глаза не могли больше удерживать этот мир.
Но в этот момент одна из девочек, стоявших рядом, сделала шаг назад и внезапно потеряла сознание. Она упала, и её подруги быстро подбежали к ней.
— Это из-за меня... — тихо прошептала она, приходя в себя. — Я всё испортила...
Она подняла взгляд на Данилу и виновато продолжила:
— Я сказала ему, что эти парни изнасиловали меня, и дала ему номер одного из них... Это всё из-за меня, он не должен был погибнуть...
Т/и посмотрела на неё, затем перевела взгляд на её лицо, увидев раскаяние в глазах девочки.
— Он не винил тебя, — сказала она, передавая слова Данилы. — Он сказал, чтобы ты не винила себя, чтобы больше не вскрывала вены. Он не сможет тебя больше защитить, но всё, что он просил — чтобы ты берегла себя.
Девочка тихо заплакала, а все присутствующие погрузились в молчание.
Тишина окутала всех, и воздух вокруг казался тяжёлым, словно сам мир затаил дыхание. Мама Данилы продолжала сидеть на коленях, её лицо было искривлено болью и отчаянием, но в её глазах появилась некая сила, хоть и слабая, как проблеск света в тумане.
Т/и встала, тихо поднявшись с козырька, и оглядела всех собравшихся. В её глазах горела решимость. Она уже знала, что многое из того, что происходило здесь, не должно оставаться в этом мире. Данила передал не только свою историю, но и свою последнюю просьбу.
Она подошла к девочке, которая призналась в своей вине.
— Ты не виновата, — сказала Т/и тихо, но уверенно. — Данила сам тебе сказал, что тебе нужно жить. Это не твоя вина.
Девочка взглянула на неё с надеждой и благодарностью, но слёзы всё равно не утихали. Т/и повернулась и подошла к маме Данилы.
— Он ушёл, но не ушёл без причины, — тихо произнесла она. — Он хотел, чтобы вы знали правду. Чтобы вы помнили его такими, какими он был. И чтобы вы не забыли, что даже смерть не может отнять любовь.
Мама Данилы подняла голову, её взгляд стал более ясным. Она хотела что-то сказать, но слова застопорились в горле. Вместо этого она просто кивнула, как будто из её груди вырвалось некое молчаливое согласие.
Т/и сделала глубокий вдох и подняла руку, как бы собираясь что-то сказать, но почувствовала, что дух Данилы всё ещё рядом. Она не могла его отпустить — не так быстро. Она знала, что, несмотря на боль и страдания, его путь не закончился, и нужно было завершить ритуал.
Она посмотрела на всех, кто был рядом, и сказала:
— Мы здесь не случайно. Это всё не случайно. Мы здесь, чтобы понять, что никто не должен забывать. И Данила будет жить в ваших воспоминаниях, в вашем сердце. Она закрыла глаза, сосредоточившись, и, держа руку в воздухе, произнесла последние слова:
— Прощай, Данила. Ты не один, и не один будешь в памяти.
С этими словами она развернулась и ушла, оставив всех в тишине, поглощённой горем, но и некой новой силой, которую принесла правда.
Т/и медленно повернулась и направилась к бычьему сердцу, которое всё ещё лежало на земле, пропитанное её кровью. С каждым шагом её действия становились более решительными, а взгляд — сосредоточенным. Она чувствовала, как дух Данилы ещё витает рядом, и понимала, что завершить ритуал нужно было правильно, чтобы его душа могла найти покой.
Она достала кинжал, его лезвие блеснуло в свете уличных фонарей, и её рука не дрогнула. Т/и встала над бычьим сердцем и посмотрела в пустое пространство, где ещё только что присутствовал дух Данилы. Состояние полной сосредоточенности не оставляло места для сомнений — её действия были продиктованы не только её волей, но и волей духа.
— Покой его душе, — произнесла она, когда кинжал оказался над сердцем. — Пусть путь его будет завершён.
С сильным и уверенным движением она проткнула сердце кинжалом, и кровь, пропитавшая его, начала стекать по земле. В этот момент тишина вокруг была ещё более ощутимой, и воздух словно затрепетал.
Кинжал прошёл через сердце с лёгким сопротивлением, но Т/и не замедлила движения. Она понимала, что только таким образом сможет завершить ритуал. Этот акт был необходим для того, чтобы дух Данилы наконец обрел покой и смог уйти в мир иной, оставив за собой только память.
Когда она вытащила кинжал, сердце оставалось на месте, почти не изменив своей формы, но всё стало на свои места.
Т/и сделала глубокий вдох, поднимаясь на ноги и оглядываясь на окружающих. Она почувствовала, как дух Данилы исчез, и туман вокруг начал рассеиваться. Всё закончилось. Она завершила ритуал, и теперь дух мальчика мог уйти.
— Пусть он обретёт покой, — тихо произнесла она, возвращая кинжал в ножны. Слова были направлены не только к Даниле, но и к тем, кто остался после него. — Ваша память о нём живёт.