7 глава
Дженни
Феликс открывает передо мной дверь машины и бросается доставать мои сумки с заднего сиденья. Я пытаюсь взять их у него, но он поспешно убирает их в сторону.
— Нет. Босс убьет меня. — Он качает головой и начинает идти к входу в здание.
Я смотрю на небо и следую за ним в здание. Там только косметика и несколько предметов одежды, но он все утро не позволял мне прикоснуться к пакетам, настаивая на том, чтобы понесет их за меня.
Феликс- приятный парень, где-то около двадцати пяти, и, судя по его словам, работает на Тэхену с восемнадцати лет. И парень болтает без умолку. Вкратце рассказал мне историю своего детства, которая была не очень приятной, затем отчитался обо всех девушках, с которыми встречался за последние полгода. Их было не менее двадцати. После этого дал мне краткий урок, как поменять спущенное колесо. Очевидно, его не беспокоит, что я не могу внести свою лепту в разговор, потому что не перестает болтать уже два часа.
Поднявшись на последний этаж, Феликс отдает мне, наконец, сумки и уходит. Я использую карточку, чтобы войти в квартиру, и замираю на пороге.
— Я думал, походы по магазинам длятся как минимум несколько часов, — говорит Тэхен, стоя перед кухонной раковиной и прижимая к предплечью окровавленную тряпку.
Я бросаю пакеты на пол, спешу к нему и осматриваю вещи, которые он выложил на прилавок — антисептический спрей, крем с антибиотиком, бинты и иголку с ниткой. Он что, собирается сам себя зашивать?
— Иди к себе в комнату. Я позову тебя, когда закончу.
Я игнорирую его, включаю воду и начинаю мыть руки с мылом.
— Дженни, уходи.
В его голосе сквозит что-то очень опасное, как будто он по какой-то причине злится на меня, но под этим скрывается что-то еще. Я не могу понять, что именно.
Очень медленно я поворачиваюсь к нему и, не разрывая зрительного контакта, кладу свою руку поверх его руки, которая все еще держит окровавленную тряпку на его руке. Он смотрит на меня исподлобья, губы сжаты в жесткую линию, и сморит на меня глазом с такой серьезностью, что у меня создается впечатление, что он может заглянуть мне прямо в душу.
Наконец, он ослабляет хватку и убирает тряпку. Только тогда я замечаю, что он в футболке, которую никогда не видела на нем раньше. Я смотрю вниз на его предплечье, и мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не показать никакой реакции на то, что вижу. Сама рана не такая уж страшная, несколько дюймов в длину и не очень глубокая. Похожа на ножевую рану. Что действительно плохо, так это... все остальное.
Внутренняя сторона предплечья сильно обожжена, длинная полоса испещренной кожи проходит по диагонали от запястья до внутренней стороны локтя. Выглядит как очень старые шрамы, как и все остальные. Длинные тонкие линии пересекают его руку в разных направлениях, вероятно, раны, нанесенные кончиком ножа. Спустя секунду я взяла себя в руки, беру упаковку стерильной марли и антисептик и начинаю очищать рану.
— Я вижу, ты уже делала это раньше, — говорит он.
Не отрывая глаз от раны, я поднимаю четыре пальца, бросаю окровавленный компресс в раковину и беру новый. В молодости Анджело вел себя как дурак, постоянно ввязывался в драки, поэтому я имею большой опыт борьбы с последствиями его идиотского поведения.
Повторив процедуру очистки несколько раз, я беру иглу и начинаю искать обезболивающий спрей среди вещей на стойке, но не могу его найти. Я поднимаю глаза и вижу, что Тэхен наблюдает за мной. Черт, как объяснить. Я имитирую движение распыления и указываю на его рану.
— Зашивай без него. Больше двух швов не понадобится. Он не может быть серьезным.
— Просто зашей. — Он кивает. — Я хорошо переношу боль.
Я смотрю вниз на его руку, рассматривая множество шрамов. Да, вероятно, так и есть. Глубоко вздохнув, сжимаю кожу с каждой стороны пореза и начинаю накладывать первый шов. Тэхен даже не вздрагивает, когда игла прокалывает его кожу. Это тревожно. Закончив накладывать швы, я кладу чистый бинт на порез и перевязываю предплечье.
На лице, чуть выше скулы, я почувствовала лёгкое прикосновение. Недолго лишь мгновение, а затем он убирает палец.
— Спасибо, солнышко, — говорит он и выходит из кухни.
***
Я достаю мясную запеканку из духовки, ставлю ее на стойку и смотрю в сторону спальни Тэхена. Он зашел в комнату после того, как его подлатала, и с тех пор не выходил. Наверное, спит. Где он пропадал всю ночь? Откуда у него ножевая рана? И что случилось с его рукой до этого, что оставило эти шрамы? Когда дело касается моего мужа, у меня длинный список вопросов и ноль ответов. Неужели так будет всегда?
Открывается входная дверь, и Соен, смеясь, вбегает внутрь, а за ней Сиси. Она разбудит Тэхена. Я хватаю телефон со стойки, бросаюсь к Соен, которая сидит на полу, снимая обувь, и приседаю перед ней. Я беру ее за руку, и она поднимает голову, улыбаясь.
— Дженни, Дженни, у меня новый рисунок. Хочешь посмотреть?
Я прикладываю палец к губам и указываю на спальню Тэхена. Когда она оглядывается и возвращается ко мне, я прикладываю ладони к щеке, чтобы изобразить позу спящего.
— Дженни ты хочешь спать?
Я вздыхаю. Общаться с маленьким ребенком будет сложно без возможности говорить, а она слишком мала, чтобы читать. Взяв с пола свой телефон, я набираю сообщение и отдаю его Сиси, которая стоит рядом и наблюдает за моим общением с Соен. Она поднимает глаза от экрана и кивает, на ее лице видно удивление.
— Папа спит, Соен. Нам нужно вести себя тихо.
— Хорошо, — шепчет Соен.
— Дженни приготовила обед. Она сказала, что если ты будешь вести себя тихо и съешь свою порцию, она научит тебя танцевать балет.
— Да! Да, Дженни. Я буду вести себя тихо. Ты правда научишь меня балету? Я улыбаюсь и киваю, затем снова прикладываю палец к губам.
— Пойдем, Соен. — Сиси берет ее за руку. — Пойдем переоденемся, мы же не хотим испачкать едой твое красивое платье.
Пока Сиси помогает Соен переодеться, я накрываю на стол для нас троих и привожу в порядок беспорядок, который я устроил на кухне во время приготовления обеда. Через несколько минут Сиси возвращает Соен, и мы втроем садимся кушать. Во время еды нам приходится напоминать Соен еще как минимум пять раз, чтобы она вела себя тихо. Когда я наблюдаю за Сиси и Соен, кажется, что они очень хорошо ладят. У меня возникает вопрос, и я беру свой телефон, набираю текст, затем показываю Сиси экран.
— Я работаю у Тэхена с тех пор, как Соен была младенцем, — отвечает она. — Он нанял меня, когда ей было две недели.
Мои глаза округляются. Как Тэхен справлялся с таким маленьким ребенком в одиночку? Сиси не могла находиться рядом с ним двадцать четыре часа в сутки. Я беру телефон и набираю еще один вопрос, затем передаю его Сиси.
— Да, это было трудно. Но Соен была очень спокойным ребенком, она почти не плакала, и я приходила каждый день, но все равно... — Она вздыхает. — Я не знаю, как он справился с этим. Первые пару месяцев он почти не спал, но после того, как Соен начала спать по ночам, стало легче. Я предложила начать водить ее в садик днем и оставаться на ночь, но он отказался. Мне потребовалась неделя, чтобы убедить его наконец отпустить ее, когда ей исполнилось два года. Он очень ее любит.
Да. Любой может увидеть, как сильно Тэхен обожает свою дочь. Особенно кто-то вроде меня, кого вырастили такие же родители.
— Дженни, Дженни, ты можешь показать мне балет сейчас? — спрашивает Соен, раскачивая ногами вперед и назад.
Я помогаю ей спуститься со стула и, взяв ее руку в свою, веду в свою комнату.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась? — спрашивает Сиси, но я лишь качаю головой и поднимаю большой палец вверх. Я найду способ развлечь Соен, пока Тэхен не проснется.
Тэхен
Я беру свой телефон с тумбочки и смотрю на время. Почти шесть вечера. Черт. Похоже, я стал слишком стар, чтобы не спать две ночи подряд. Сиси, вероятно, уже ушла домой, а это значит, что Дженни присматривает за Соен. Моя дочь — хороший ребенок, но с ней не соскучишься.
Быстро приняв душ, выхожу из спальни, ожидая застать девочек за просмотром телевизора или чем-то подобным, но ни в гостиной, ни поблизости никого нет. Дверь в комнату Соен закрыта, изнутри доносится слабый звук детской песенки. Я слегка приоткрываю дверь, чтобы посмотреть, что происходит, и замираю на месте. Спиной к двери, Дженни стоит посреди комнаты, подняв руки над головой. На ней одна из этих пушистых белых юбок поверх джинсов и балетные тапочки. Рядом с ней в такой же позе стоит Соен, она стоит на носочках и одета в одну из коротких сценических юбок Дженни. Юбка доходит почти до ног Соен.
Дженни опускает одну из своих рук, похлопывает Соен по спине, чтобы та выпрямила спину, и начинает медленно поворачиваться, пока не видит меня, стоящего в дверном проеме. Дженни улыбается мне, и улыбка кажется лучиком света на холодной коже.
— Папа, папа, я балерина. Видишь?
Я смотрю на Соен, которая крутится на цыпочках.
— Вижу, зайка.
— Я хочу балетные туфельки, как у Дженни. Пожалуйста. Дженни, скажи папе, что мне нужны туфли. У меня есть юбка, но мне нужны туфли.
Я наклоняюсь, подхватываю Соен на руки, сажаю ее на бедро и целую в макушку.
— Соен, мы купим туфельки, — говорю я и смотрю на Дженни, которая сидит на кровати, снимая пуанты. — Прости. Я заснул.
Она качает головой в сторону, рассматривая меня, потом встает и идет ко мне. Оставив тапочки на комоде Соен, она берется за подол моего левого рукава и начинает осторожно подтягивать его вверх. Когда рукав подтянут до локтя, она осматривает повязку на предплечье. Крови нет, но она мокрая от душа. Дженни отпускает мою руку, сужает глаза и направляется на кухню.
— Папа, можно мы посмотрим Эльзу по большому телевизору? Можно, папочка?
— Конечно, зайка.
Я веду Соен в гостиную, включаю фильм и сажусь рядом с ней на диван. Я смотрю его, наверное, в сотый раз, но Соен нравится. Раздается звук босых ног по полу, и Дженни подходит и садится на журнальный столик напротив меня, держа в руках коробку с компрессами и бинтами, которую я храню под раковиной. Она ставит коробку на стол рядом с собой и пристально смотрит на мое предплечье, пока я не протягиваю левую руку. Снимает мокрый бинт и повязку, затем аккуратно очищает порез и накладывает свежий бинт. Я ожидал, что она уйдет, когда закончит. Вместо этого она пересела на диван рядом со мной, подогнув под себя ноги, и сосредоточилась на фильме.