11 Полина
– Полин, ты почему не предупредила? – в голосе Риты проскальзывают осуждающие нотки.
Зашибись!
– Я написала СМСку. В следующий раз сообщу заранее.
Если этот следующий раз будет. Желание возвращаться сюда тает с каждым днем, как снег на мартовском солнце. Поворачиваюсь к Рите лицом, окидывая быстрым взглядом.
Она для своих сорока двух лет выглядит вполне ничего. У нее свежее лицо почти без морщин, но боевой раскрас в стиле чунги-чанги делает его восковым и неестественным. А фланелевый цветной халат, накинутый поверх мини-платья, добавляет сюра.
– Мне надо собрать вещи.
Иду в свою комнату, слыша шаги за спиной. Первое, что вижу, распахнув дверь, смятую кровать. Значит Наташа ночевала здесь и скорее всего с любовником.
– Я же просила, чтобы Наталья здесь не оставалась, – гневно смотрю на застывшую в проеме Риту. – Ей что, сложно подняться к себе на этаж выше?
– Не будь такой эгоистичной. Она же гость.
– Да, какой она гость? – повышаю голос, пытаясь донести свою мысль. – Она. Живет. Этажом. Выше! Пусть Наталья водит мужчин в свою квартиру! Мне вот это, – указываю ладонью на смятые простыни, – противно! Это моя комната.
– Да, брось, – хихикает Рита и отмахивается от меня как от назойливой мухи, – это естественно. Когда люди любят друг друга, они занимаются сексом. К тому же ты почти не приезжаешь.
– А куда мне приезжать? Ты же практически поселила в моей комнате Наташку, – у меня вырывается истерический смешок. – И открою тебе вселенную. Любовь не длится неделю. Быстрый перепих – это не отношения. Курица, которую ты называешь подругой, в семнадцать забеременела Лешкой, чтобы женить на себе мужика, но он оказался умнее и сбежал.
– Леша – плод любви, – упрямо заявляет Рита, – а мужчина оказался подлецом. Мы с Наташей обязательно найдем свои идеалы.
– Сними уже розовые очки.
Надоело спорить. Резким нервным движением сдергиваю сумку с антресоли и приседаю на корточки перед шкафом. Он старый и с небольшим секретом. Когда я поняла, что Рита тырит мои вещи и не стирая складывает обратно, я стала его запирать. Чтобы открыть дверцы, нужно снизу вытащить штырь.
– Полин, что плохого, что я хочу семью? – Рита садится на кровать.
Я поворачиваюсь к ней.
– А я кто, Рит? Кого ты обманываешь? Меня не надо, я все вижу своими глазами, – она непонимающе хлопает ресницами, и я поясняю. – Виктору на нас начхать. Мужчинам, которых ты приводишь в дом, нужен лишь секс. Они не хотят жениться, не хотят становиться отцами для чужого ребенка. Да, и ты никогда не хотела быть матерью и не была ею. Так просто скажи честно, тебе нужен ебарь, а не семья.
Мы какое-то время смотрим друг другу в глаза. Я жду, что сейчас Рита разозлится и крикнет, что это не правда, что ждала моего рождения, что любит, что я на первом месте. Но она звонко смеется и спрашивает:
– Ты что ревнуешь?
У меня внутри все обрывается и я обмякаю. Я прямым текстом говорю, что мне не хватает мамы, а она решила, что я капризничаю.
С губ слетает горький смешок. Чего я удивляюсь? Рита забывала меня в детском садике, забывала кормить или покупать продукты домой. Ее не смутило отсутствие одиннадцатилетней дочери. Ее не покоробило, когда меня собирались отправить в детский дом, лишив Риту родительских прав. Ей похуй, что я перестала называть ее мамой.
Рита всегда была недалекой, даже глупой. Чем старше я становилась, чем больше наблюдала за людьми, тем тверже в этом убеждалась.
– Когда-то ревновала, – признаюсь честно, – мне хотелось, чтобы ты уделяла мне столько же времени, сколько Наташе. Хотела настоящую семью. Но твой подход... Он неправильный. И семьи у нас никогда не было и уже не будет.
– Много ты понимаешь, – Рита всплескивает руками. – Почему ты не можешь вести себя как Любаша?
Началась песня под названием «дочь маминой подруги». Отворачиваюсь, чтобы не видеть разочарования в глазах Риты и быстро стираю выступившие слезы.
– Как именно? – горько усмехаюсь. – Нужно было сделать в семнадцать второй аборт?
Хочется еще спросить: тогда ты бы меня заметила, полюбила? Но я молчу, боясь услышать подтверждение своих догадок. Хватаю с полки пару свитеров, пару худи, джинсы, футболки и складываю все в сумку.
– Девочка еще молодая, но она поймет и начнет запасаться презервативами.
– Вот именно, Рит, она молодая. Ей учиться надо.
– Зачем ей учиться? – смеется она. – Любаша красавица. И ты тоже. Если бы волосы не отрезала.
Молчу. Наш разговор опять пошел по кругу. Как обычно. Мы уже миллион раз говорили об этом, но каждый всегда оставался при своем мнении.
Кладу в сумку кожанку, следом почти такую же, но утепленную. Надо как-то затолкать туда еще и зимнюю, и обувь, и кое-какие мелочи. Не хочу без необходимости сюда возвращаться в ближайшее время.
Иду на кухню и опускаюсь на корточки перед тумбой, где обычно хранится пакет с пакетами. Открываю дверцу, и лицо ударяет рой мошек и отвратительный запах протухших овощей.
– Блядь, – я падаю на задницу и кашляю. – Рит, ты решила квартиру окончательно в свинарник превратить?!
– Ты о чем? – спрашивает невинно.
Сморю на нее вытаращив глаза и распахнув рот. Никак не пойму она издевается или действительно не замечает окружающий нас бардак? Может надо сводить Риту к психиатру? Потому что складывается ощущение, что ее мозг абстрагируется от реальности, застряв в радужной фантазии.
Встряхиваю головой и заглядываю вглубь тумбы. На нижней полке в дальнем углу лежит большой пакет, который, судя по всему, и является тем самым антиароматизатором. Двумя пальцами берусь за ручку и тяну на себя, второй рукой, зажимая нос.
Когда пакет вываливается на пол с чавкающим звуком, мне кажется, я опустошу желудок в очередной раз за день.
– Ой, фу-у. Что это? – Рита морщится и бежит к окну за глотком свежего воздуха.
– Тебя надо спросить. Судя по всему, это раньше было капустой, – выпрямляюсь, чтобы тоже немного отдышаться. – Вот объясни мне. Зачем тебе четыре кочана, если ты ее не любишь?
– Суп хотела сварить.
Я готова зарычать от бессильной злости.
– А четыре-то зачем? – сжимаю кулаки, чтобы не заорать. – Если ты не в курсе на суп максимум половинка нужна.
– Она по акции была, – Рита безразлично пожимает плечами и смотрит на меня умоляюще. – Сделай что-нибудь, а то меня стошнит.
– Бери тряпку и делай. Превратила из квартиры хлев, а я должна убирать, – бурчу себе под нос и добавляю громче. – Дай несколько мусорных пакетов и выбирай: выносишь мусор или моешь все?
– Выношу.
Не могу преодолеть брезгливость, смотря на лужу, оставшуюся от тухлятины. Роюсь под раковиной, отмахиваясь от мошек, но не могу найти резиновых перчаток. А из моющих средств только Фейри. Беру старую губку, заматываю руку в пакет и принимаюсь отмывать грязь.
После уборки губку приходится выкинуть. В кухне ощутимо посвежело, но все равно пасет откуда-то еще. Принюхиваясь как ищейка, приближаюсь к холодильнику и открываю дверцу.
Пиздец. Десять килограмм отборной, диетической, легкоусвояемой... протухшей свинины.
Так вот куда уходят, присылаемые мной деньги. На излишки жрачки, которая нахрен никому не нужна и отправляется на помойку.
Смотрю на только что вернувшуюся Риту.
– А мяса зачем столько?
– Так, тоже для супа.
Я даже припомнить не могу, когда Рита в последний раз возилась у плиты дольше получаса. И не уверена, что она может приготовить что-нибудь сложнее макарон.
– Ты супа решила для всего микрорайона сварить? Мясо же испортилось. Его надо было порезать и заморозить.
– Без разницы, – отмахивается она.
В глубине души я очень люблю Риту, но она слишком безответственна. Если я продолжу перечислять ей большую часть зарплаты, так и буду экономить на еде и ходить в рваной обуви. За полгода еле удается скопить на курсы, на квартиру откладываю копейки. А еще надо бабушке и сестре помогать.
Устало тру лицо. Надо обо всем подумать, но не прямо сейчас. Беру несколько пакетов, проверяю их на чистоту и хочу вернуться в комнату, но Рита преграждает мне путь, застыв в проеме.
– Полиночка, а вообще, как у тебя дела?
– Денег нет, – говорю резко и протискиваюсь мимо.
– Я про деньги ничего и не говорила, – елейно поет, следуя за мной по пятам.
Похоже Рита считает, что я, так же как и она, не могу анализировать действия других. Ей наплевать как у меня дела, я точно знаю, что за этим вопросом последует слезливая история о нехватке денег.
Засовываю в сумку нижнее белье, шарф, шапку и застегиваю. В пакет кладу две обувные коробки, туда же носки и колготки. В другой пакет зимнюю куртку, и вроде все. Шкаф пуст.
– Вот и не заикайся. Лучше выкини тухлятину из холодильника.
Беру вещи и выхожу их комнаты. Если что-то забыла, приеду как-нибудь в другой раз.
– Выкину, – Рита семенит за мной. – Но мне надо что-то кушать. Ты же получила сегодня зарплату, дай немного.
– Ты тоже получила.
– На зарплату медсестры не пошикуешь.
– Вот и не шикуй, учись жить по средствам. Я не Илон Маск, чтоб спускать деньги в унитаз.
– Неблагодарная, – выплевывает Рита, хватая меня за плечо и разворачивая к себе, – я тебя родила, кормила, растила, а тебе для матери тысячу жалко. У меня даже хлеба нет.
И снова заезженная пластинка с напоминаниями, чем я ей обязана. Но свои обязанности как всегда благополучно забыты.
Родила? Спасибо.
Кормила, растила? Ложь. По большей части это делали Марина и бабушка.
– Рит, когда в прошлом месяце я добавила тебе почти тридцать тысяч на новый холодильник, я предупредила сразу – в этом на меня не рассчитывай. Вся зарплата уйдет на курсы. Придется занимать, чтобы дожить до аванса.
– К черту твои курсы! Сама влезла в эту кабалу, дура. Ты мне жизнью обязана.
Не тебе, а твоей безалаберности. Прикусываю губу, чтобы не разреветься. До потемнения в глазах больно и обидно, что мое существование – Ритин способ не работать.
– Чем бы я не была тебе обязана, – хриплый голос выдает, сдерживаемые слезы, – денег все равно нет.
Пулей вылетаю из квартиры. Хлопнула бы дверью,но руки заняты.