Верь мне

- А где Абрикос? - спохватываюсь неожиданно.

Заорав, сбежал, - извещает Даня равнодушно. Уже подслащивает чай, в то время как мои внутренности снова сминает тревога. - Возможно, катается на люстре в твоей комнате. Кажется, туда летел, когда понял, что прикончить за раз меня не получится. По-моему, ему нужен экзорцист.

- Прекрати, - шиплю я.

Беру свечу и отправляюсь на поиски Абрикоса.
Благо сразу же нахожу. Свернувшись в клубок, он безмятежно спит на моей кровати.

- Бедняжка, испугался, - наклоняясь, несколько раз провожу ладонью по пушистой шерсти. - Отдыхай. Не бойся. Никто тебя здесь не обидит.

Притягивая дверь, возвращаюсь в гостиную.
Даня сидит у журнального столика на полу.

Мне не остается ничего другого, кроме как опуститься на ковер напротив него.

- Что это за числа? - спрашиваю немногим позже, упирая взгляд в татуировку на груди Георгиева.

Хорошо, что есть чай. Чашкой можно занять дрожащие руки.

- Прочитай.

- Тридцать. Семь. Две тысячи двадцать три, - послушно озвучиваю я.

- Верно.

- И? Это?...

- Было ровно год назад, - подтверждает он спокойно. Но зрительный контакт, который при этом устанавливается между нами, заставляет пространство сотрясаться.

- Наш первый поцелуй, - выдыхаю я.

В комнате сохраняется приглушенное мерцание свечей, но перед глазами зарево разливается, будто тот самый рассвет случается, в лучах которого ласкали друг друга год назад.

- Верно.

- Это... Настолько важно для тебя? - спрашиваю умышленно беззаботно.

Якобы для меня - нет.

- Этот день изменил меня, - констатирует
Даня прямо.

И мое тело разбивает дрожь.

- А меня пленил, - выдаю зачем-то.

Прикусываю язык в последний момент, но сказанного, увы, уже не воротить.

- Любовь - капкан, - заключает мой Милохин с тяжелым выдохом.

- Дело не в ней.

- Именно в ней, Юль. И мы до сих пор в этой ловушке.

- Глупости... - опуская взгляд, утыкаюсь им в темную жидкость в своей чашке. - Есть Лиза... И вообще...

- Да нет ее... Никого нет, - выдыхает Даня будто бы устало.

Я задыхаюсь. И упрямо мотаю головой.

- Почему ты не доверяешь Полторацкому? - спешно меняю тему.

- Хотя бы потому, что он - бывший любовник моей матери, - обрушивает он, вынуждая меня вскинуть взгляд и оцепенеть. - Вижу, ты не знала. Это происходило, конечно, много лет назад, когда моя мать была студенткой юридического, а твой Полторацкий - ее преподом. Походу, у него тяга к малолеткам хроническая. Не противно тебе от такого? Мне, блядь, пиздец как противно! Я его вижу... Разорвал бы на хрен! А ты про какое-то доверие... - пробормотав это, хватает лежащую на столике пачку сигарет. - Можно тут покурить?

Киваю без раздумий. Оторопело наблюдаю за тем, как Даня подкуривает. Самой вдруг охота затянуться. Но я ведь знаю, что не позволит.

Приходится довольствоваться горьковатым дымом, который он выдыхает.

- Тебе от меня противно? - не могу не спросить, как ни борюсь с собой.

С трудом выдерживаю взгляд, которым
Милохин в тот же миг припечатывает.

- Нет, - грубо высекает он. - От ситуации в целом.

Шумно затягивается. Так же громко и протяжно выпускает никотин в пространство между нами.

- Это тебе мать рассказала? - тараторю, когда удается справиться с эмоциями.

- Да щас, - хмыкает Даня, сбивая пепел в подставленную мной металлическую крышку от сахарницы. - Сам выяснил. Мать делает вид, что не знает его. За то и зацепился, когда нарыл, что он был ее преподом. Зачем такое скрывать? Копнул глубже, и... вылезли подробности.

- Кошмар какой-то... - бормочу, чувствуя, как сердце в тревоге едва ли не разрывается. - Никому в этой жизни нельзя верить... В который раз убеждаюсь...

- Мне - можно, - звучит так же сухо, как и все предыдущие речи, но безапелляционно. - Знаю, что пока не заслуживаю. Виноват много в чем. Нет смысла перечислять. Просто..

Блядь...

Вдох. Трескучая затяжка. Густой выдох никотина.

Глаза в глаза. До скрипа внутри. До дрожи внешне. До всепоглощающего единения.

- Просто знай: я все понял и принял. Никогда не притронусь к тебе в каком-то превратном смысле. Никогда не причиню вред. Никогда не предам. Я бы... - и снова вдох, затяжка, выдох. Не разрывая зрительную сцепку, от которой уже разве что стены не плавятся. - Юль, я бы очень хотел стать снова близким тебе человеком. Приезжать вот так, иметь возможность видеть и разговаривать. Ничего более. Просто чтобы ты знала, что мне можно доверять... Что я для тебя все, блядь... Абсолютно.

Я смотрю в его глаза... Затем спускаюсь к губам, подбородку, шее, плечам, груди... Все это такое... Такое родное для меня! А он так говорит, будто принадлежать мне могут только душа и сердце. Тело отдано другой. И это должно быть неважно. Должно! Но не получается. Несмотря ни на что!