Глава 20.Пожелай спокойной ночи.
Глава 20.«Не хочешь пожелать мне спокойной ночи, чтобы я снова смог украсть те мгновенья?»
Проходит два года с того момента, как Кан Ваби покинула стены Ёнам — раз и навсегда. Нет, подобное решение принимала не девушка, а начальство выше. Там посчитали, что юному доктору больше не стоит работать в подобных заведениях для собственной безопасности.
Госпожа Лим и доктор Мацумото были глубоко огорчены этим известием. Да и вообще всем тем, что произошло в Ёнам. Однако эту девушку они искренне полюбили да и привыкли к ней. Пациенты тоже долгое время бастовали, желая вернуть своего лояльного доктора Кан.
Один пациент и вовсе не мог смириться с той мыслью, что больше не увидит в этих замкнутых стенах девушку. Это, конечно, был Юнги. Сама Кан много думала об этом, не желая прощаться с парнем, ведь он открыл для неё новый мир, в котором было больше открытий, чем в её жизни до этого.
Но так или иначе, Кан пришлось смириться с тем, что своего пациента она больше не увидит. Долгое время она безутешно плакала, будто её, такую взрослую девушку, лишили важного органа. Мать не понимала, что с ней происходит, улыбаясь лишь тому, что дочь дома.
Не было этому бы и дальше утешения, если бы не работа.
После «долгого отпуска» девушка вернулась в свою бывшую клинику «Help me», где не изменилось почти ничего, кроме нового регистратора. Господин Му Хён рад был принять Ваби на прежнюю должность, где она снова встретилась с «бытовыми психами», — как тогда выразилась госпожа Лим. Здесь все спокойнее, что и напрягает девушку.
Иногда она улыбается, видя в газетных заголовках такие темы: «Секреты лечебницы Ёнам — только у нас!» Эти секреты девушка знает уж точно лучше, чем эти газетные раскрыватели тайн.
Несмотря на то, сколько и плохих вещей с ней произошло в Ёнам, Кан с грустной улыбкой вспоминает то время, когда она изучала души со сложной судьбой, слушала оперу. А эти почти семейные посиделки со старушкой Джунг? Ваби просто не может забыть всего. Часто она думает о судьбах тех, кто там остался. Как там Перье? До сих пор крадет белье? А Мессия верен своим убеждениям? Может быть...
Сейчас на частном приеме у Кан сидит девочка двенадцати лет. Она ясными глазами оглядывает кабинет девушки и улыбается:
— Мои родители считают, что я прячусь от них, но это неправда. Я просто люблю быть одна.
Ваби мягко улыбается, глядя на пациентку.
— Вы можете им об этом сказать, доктор Кан? Вы же хорошая? — наклоняется девочка вперед.
— Твои родители беспокоятся о твоем состоянии. Ты отрешенно ведешь себя по отношению к окружающим тебя вещам. Они сказали, что друзей у тебя совсем нет. Почему? — мягко спрашивает Ваби.
— Я люблю животных. Разве это не друзья? У нас живут три кота — Хёкко, Ёно и Сео. Мы с ними сутки напролет болтаем, — беззаботно улыбается девочка.
«Она может сидеть возле этих котов и часами рассказывать о том, что с ней произошло! Причем, это не монолог, доктор. Она ведет с ними открытый диалог!», — Ваби вспоминает слова матери этой девочки.
— Знаешь, Сан Тхэк, это попахивает эскапизмом, если так, — вздыхает Кан и девочка хмурится, не понимая смысла этого слова.
— Вы же тоже одиноки, доктор Кан, у вас и кошка есть, — девочка улыбается, кивая на фоторамку, где стоит фотография кошки Ваби. — Попахивает эска... эскапис... — девочка запинается и Ваби смеется.
— Подожди минутку, хорошо? — глядит на неё Ваби, протягивая руку к рабочему телефону. Она набирает номер регистратуры. — Алло?... Пригласите ко мне в кабинет госпожу Чон... Да, мать девочки, которая сейчас у меня на приеме.
Через пару минут в двери кабинета проскальзывает женщина в синем платье и с грустной улыбкой. Она ещё раз кивает доктору.
— Госпожа, присядьте, — просит Ваби, смотря на дочь и мать.
Женщина садится рядом с девочкой, улыбнувшись ей.
— Я хотела сказать вам, что особых признаков в отклонении психики у вашей дочери нет, — спокойно говорит Кан, крутя в руках карандаш.
— Я же говорила, — недовольно говорит девочка, посмотрев на мать.
— Но вам, госпожа, я советую уделять ей больше времени. Пусть это будут не значительные посиделки между матерью и дочерью. Как я поняла, в большинстве своем Сан Тхэк посвящена себе, поэтому и пытается найти общий язык, не столько с людьми, сколько с животными. Но это вполне нормально для её возраста. Фантазия.
— То есть нет в этом ничего такого? И наши коты не разговаривают? — улыбается женщина.
— Конечно же нет. Коты вообще не говорят. Я же говорю, фантазия дает нам такую возможность, — пожимает плечами Кан.
— Спасибо вам, а то я испугалась, — с облегчением вздыхает женщина, обняв дочь за плечи. — Ну что, может в парк сходим?
Ваби глядит на это с улыбкой.
На улице медленно наступает вечер, погружая живой город в приятные, мягкие цвета лета. Ваби спускается вниз в фоей, разговаривая по телефону со своей матерью.
— Да, мам, через полчаса я уже буду дома. На сегодня я уже свободна, — вздыхает девушка, подходя к столу регистратуры.
— Хорошо, я буду ждать. Ужин подогреть?
— Да нет, я на работе поела. Ладно, скоро буду, — отвечает Ваби и отключается, убирая телефон в сумку.
— Ну и жаркий же сегодня денек был, доктор Кан, — улыбается госпожа на регистратуре, забирая ключ от кабинета.
Ваби кивает, поджав губы, и тут женщина подскакивает на месте.
— Ой, совсем забыла, доктор Кан! Вам же тут записку оставили! — женщина достает из кармашка аккуратно сложенный листок и протягивает Ваби.
Девушка серьезно смотрит на этот листок и благодарит госпожу, отходя в сторону.
Ваби с замиранием сердца выходит на улицу, боясь раскрывать эту записку. Бумага везде одинаковая, но на этом белом квадратике есть нечто, чего так боится Кан. Она проходит еще пару улиц, не решаясь заглянуть внутрь записки, и оглядывается, чувствуя на себе чужой взгляд.
«Может, это Юнги? Но этого же быть не может...», — раздумывает девушка и все же достает записку.
Кан наконец разворачивает листочек и, видя знакомый почерк, закусывает нижнюю губу, читая про себя записку:
«Буря передо мной пусть и абстрактная, но она, тем не менее, словно сотня бритв, немилосердно кромсает мою живую плоть. Какую чушь слюнявую ты пишешь? — сейчас бы спросил меня старик Хаятэ. Знаешь, мой доктор душа, что бы я ему ответил?»
Глаза Кан блестят от слез и она спокойно качает головой, слыша в мыслях хрипловатый голос Юнги. Она продолжает читать:
«Я бы сказал, что все мы находимся в буре. И он и я, все. Вокруг нас пыль, которая застилает нам глаза на правду. Эта правда проникает в меня, в Вас, словно иголка. Все глубже входит, не видя плотной опоры. Мои грехи давно перестали меня мучить, поэтому этой иглой, бурей послужили Вы. Когда буря стихнет, Вы, верно, и сам не поймете, как смогли пройти сквозь нее и выжить. Неужели она и впрямь отступила для Вас? Больше нет песочных мурашек? Какое глупое словосочетание, я бы зачеркнул его, но Онда стащил лишь один лист. Каждый день мне напоминают о тебе, понимаешь? Я же не могу закричать им всем: Хватит, мне, черт возьми, хреново и больно! А Вы так можете? Наверное...
Я знаю, что сейчас в городе садится солнце, Ваби. Скоро нас всех отправят по палатам, а я, как обычно, тайком, передам записку Онде. Он выполнит свое обещание — отдаст тебе. Я вернусь в свою палату и буду смотреть на этот чертов лес, мечтая сбежать с тобой далеко-далеко, где кроме нас не будет ни одной живой твари. Это все ерунда, конечно, да и мало похоже на роман в этих дурацких книгах, но все же... Если ты помнишь, мы так и не попращались после того, как этого урода поймали... Ты, Ваби, можешь пожелать мне спокойной ночи, а я скажу тебе свое последнее прощай. Скажи в слух. Я услышу, правда.
Мин Юнги.»
Губы Ваби дрожат, а по щекам бегут горячие слезы, когда она прочитывает последнее слова. Ей так больно, что хочется закричать на всю эту улицу. Прохожие глядят на неё, проходя мимо.
Она собирается и тихо шепчет, думая, что отдает слова ветру:
— Спокойной ночи, Мин Юнги...
Раздается резкий металлический звук и Ваби судорожно оглядывается. Это всего лишь кот с оборванным ухом спрыгнул с крышки мусорного бака. Она трет красный от слез нос, и убирает записку в сумку.
Девушка идет дальше. Ей плевать, что глаза красные от слез, плевать, что на улице так быстро темнеет, а в сумке от звонков матери разрывается телефон. Она просто идет, не зная куда.
Проходя мимо здания библиотеки, Кан резко оглядывается слыша непонятный шорох позади себя. Летний прохладный ветерок ласково убирает волосы с её лица.
— Qnos vult perdere — dementat, — раздается со стороны хрипловатый насмешливый голос и Ваби вздрагивает.
Прислонившись к металлической ограде, Юнги смотрит на девушку, засунув руки в карманы джинс. Его бледное лицо прячется в тени ветвей дерева.
— Кого хочет погубить — лишит разума, верно? — спрашивает парень, медленно выходя к ней.
Девушка замирает на месте, как тогда в комнате, где они остались одни со своим безумным миром.
— Юнги?.. — слабо улыбается Ваби, не смея пошевелиться.
Мин подходит к ней ближе, притягивая к себе за руку.
— Знаешь, как я скучал по тебе? — шепчет парень, беря в свои руки лицо Кан. Он пытливо смотрит ей в глаза. — Скажешь, что не скучала — затащу в эти кусты и изнасилую, — ухмыляется Мин.
Ваби молчит, обвивая своими руками спину Юнги, вдыхая его аромат. Мину этого достаточно, чтобы впиться с поцелуем в губы девушки. Он с резким желанием проникает в её рот, пробуя забытый вкус, и мысленно улыбается.
— Спокойных ночей теперь в Тэгу не жди, — шепчет ей Мин, оставляя на губах мокрые поцелуи.
Вам, верно, говорили, что любовь — это когда все мысли и тело в целом захватывает тот человек, который заставляет вас дрожать. Сейчас только Кан поняла, что это такое, когда ты становишься рабом, плененным определенным человеком. Мин — её сумасшедший властелин.
Могу лишь пожелать вам встретить на своем пути такого же человека, который захватит вас целиком. Пусть он будет безумен, не такой как все, ведь именно такие люди крадут не только сердце, но и разум.
