Doctor Soul

Глава 12. Глубокая мысль: отдаться лесу? Побег за пределы своего разума – преступление. 

Девушка неожиданно улыбается, услышав это. Юнги это видит и после неловкого молчания, берет в свои холодные руки тонкую ручку Ваби. Его пальцы словно просят девушку остаться, послушать его, и Кан растерянно улыбается, не спеша убирать свою.

— Ты знаешь, Ваби, — мягко говорит Юнги, ломая границу между «вы» и «ты». — Нужно всегда быть осторожным, если ты любишь море, — парень смотрит на белую ручку девушки и улыбается, понимая, как легко может прикасаться к этой нежной коже.

— Отчего же, господин Мин? — Ваби стоит на своем, заставляя Мина ухмыльнуться, снова услышав официальный, но дрожащий тон из уст девушки.

— Не далеко от нашего дома было море. И пляж, такой красивый большой пляж. Там всегда было много народа, особенно в летний период, поэтому я приходил туда ночью или по вечерам, когда люди уже медленно уходили. Мне нравилось там гулять и наблюдать за тем, что оно выбрасывает на сушу. Каждый раз это были разные интересные вещи: от желтых уточек, забытых детьми до... — Юнги ухмыляется, погладив большим пальцем костяшки на руке Ваби, заставляя её еще больше смутиться.

Парень это замечает и с ухмылкой продолжает:

— До нечто, напоминающее резиновую перчатку, которая на самом деле, после обнаружения, оказывается отрезанной рукой.

Кан пожимает губы.

— Такие штуки навсегда внушают тебе страх и отвращения к пляжам. Это ощущение – что ты находишь на берегу отрезанную руку – не так-то легко позабыть.

— Вы сообщили об этом взрослым, господин Мин? — в смятении спрашивает Кан.

— Прекрати так ко мне обращаться. Ты можешь так разговаривать со старым доктором или дебилом Вук Гином, но не со мной, — ухмыляется Юнги, не выпуская руку девушки.

— Доктор Мацумото хороший специалист и человек в общем... — робея, говорит Кан.

— Смотри-ка, а то, что Вук Гин – дебил, не отрицаешь, — нарочито цокает парень и Ваби возмущается, пытаясь ответить наглому пациенту.

— У него деменция, госп... — наконец хочет сказать Ваби, но Юнги её перебивает с хмурым лицом:

— А я сексуальный маньяк и что? Будем дальше констатировать факты, доктор, или займемся реальной проблемой?

— Что может быть реальнее вашего диагноза, гос... — запинается Ваби, когда Юнги пристально смотрит на неё. — Юнги, да, точно.

— Да много чего, — Мин поднимается на постели, смотря на своего доктора страстным, призывным взглядом и закусывает нижнюю губу.

На улице гремит гром и девушка вздрагивает, когда пациент слегка наклоняет свой корпус, чтобы быть ближе к ней.

Видно, что этот сильный, странный парень находится под неотразимым влиянием, производимым на него этой хрупкой, умной и наивной девушкой.

— Мацумото как-то говорил Таме в столовой, что по-японски Ваби означает «скромную красоту, неприхотливую изысканность». Он тебя описывал, — задумчиво произносит Юнги.

Он кладет вторую руку на кисть девушки, молча разглядывая ладонь, а потом начинает медленно задирать рукав белого халата.

— Не нужно, — пытается остановить его Ваби, не желая показывать свои старые шрамы.

Парень ласково улыбается, говоря своей улыбкой: «Доверяй мне. Твои тайны должны стать и моими». И девушка принимает эту улыбку, горько усмехаясь.

— Один мой знакомый медик всегда говорил мне, что в наших венах течет грязная кровь, — говорит Юнги, дотрагиваясь подушечкой пальца до тонкой вены на кисти девушки.

— Почему? — покрываясь мурашками, спрашивает Ваби.

— Потому, Ваби, что мы принимаем все виды медикаментов. Это наш способ притвориться, что мы наслаждаемся жизнью.

Девушка с грустью улыбается.

— Расскажи мне, зачем ты это делала? — спрашивает Мин, рассматривая кисть девушки, как какое-то незамысловатое произведение искусства. — Это так ты боролась с собой, да, Ваби?

Ваби размышляет над его вопросом и отвечает, немного помолчав:

— Нет, просто какое-то время я боролась не с собой, а за себя, — девушка опускает глаза. — Строила свой мирок, где теперь всегда могу спрятаться и хоть немного расслабиться. Одна. Как улитка в панцире. Но ведь мне потому и пришлось сооружать этот панцирь, что сама я – беззащитный слизняк. Да и для внешнего мира мой мирок совсем крошечный и ничтожный, — слеза вдруг катится по её щеке, оставляя мокрый след, и с громким звуком падает на бетонный пол. — Как... Как хижина из картонных ящиков. Ветер дунул сильнее – все тут же и развалилось...

Эти раны остаются с нами навсегда, каждый раз напоминая о том, какие глубокие и необратимые потери мы пережили. Есть люди, в которых эти раны разрастаются изнутри, а есть те, что переносят эта на физическую оболочку. На нас остается лишь кожа — мы пропускаем боль через нее, надеясь избавиться от чудовищной пустоты. Это страшно, но в каждом из нас живет подобное. Иногда на вас волной накатывает это чувство, тогда вам кажется, что во всем мире, никто кроме вас, не способен испытать то же самое. Но это неправда. На том конце света или даже в соседней квартире живет та же пустота. Попробуйте её услышать.

Ваби пустым взглядом глядит на Юнги и вдруг начинает безудержно плакать. Для Юнги это кажется каким-то чуждым, непривычным. Парень, не зная как поступить, привлекает Кан к себе. Девушка совсем не сопротивляется, продолжая плакать, уткнувшись в грудь Юнги.

Мин держит её за плечи, чувствует её теплое дыхание рядом со своей грудью. Его рубашка намокает от горячих девичьих слез.

«Так приятно чувствовать что-то теплое, живое. Сколько я жил без этого?», — растерянно думает Мин, вдыхая полной грудью.

В душе парня вдруг что-то переворачивается:  таинственная прелесть желания, жалость к её женской и детской слабости, страх. Ему страшно за то, какое чувство вызывает эта девушка.

— Ваби, — тихо говорит Юнги, путая в своих пальцах её вьющиеся волосы. — Я рад, что ты можешь раскрыть мне свою душу.

Кан страшно смотреть на своего пациента, поэтому она молча слегка кивает головой, убирая руки с груди парня. Мин смотрит на неё. Карие глаза блестят от слез, мокрые ресницы вздрагивают. На ней сегодня нет очков, поэтому парень может заглянуть в эти глаза, не видя стеклянной преграды.

— Доктор, Вы — нечто. Вы то, чего я одновременно боюсь и желаю, — шепчет Юнги, стирая подушечкой большого пальца слезу со щеки Кан.

— Нет, поверьте. Я слабая личность. Перед Вами тут разрыдалась, — качает головой девушка.

Парень вздыхает и хочет ей ответить, но стук в железную дверь его перебивает:

— Доктор Кан, простите, — говорит за дверью санитар. — Доктор Мацумото просит вас прийти в дневную комнату. Там какие-то проблемы с вашим пациентом.

Девушка отрывается от Юнги. Он хмуро глядит на дверь, проклиная санитара и Мацумото.

Проблемы с Перье. Мужчина, почувствовав с утра какой-то дикий прилив сил, попытался затащить одну из медсестер в туалет, когда та разыскивала его, чтобы дать лекарства.

Теперь же Перье сидит в дневной комнате, скрученный в смирительную рубашку, которую надели на него санитары. Пациент что-то кричит, яростно треся своей головой.

Доктор Мацумото спокойно смотрит на него, наклонив голову набок, будто перед ним не буйный Перье, кричащий о том, что от женщин одно зло, а репродукция Микеланджело.

— Доктор, Вы меня искали? — входит в дневную комнату Ваби с раскрасневшимся лицом и мокрыми глазами.

— Угу, — кивает Мацумото с задумчивым видом. — Чем страдает наш дорогой господин Хан?

— Одной из форм шизофрении, — говорит Ваби, подходя к доктору.

— Удивительно, скажу я вам. Пациент страдает от так называемого синдрома «Халка», — улыбается доктор Мацумото. — Так окрестила эту болезнь моя десятилетняя внучка. Мы с вами знаем, что господин Хан работал в офисе. Считался там самым обычным бухгалтером, немного забитый, скромный, да?

Девушка кивает, поглядывая на пациента.

— Но когда мужчина оказывался в «лав-отелях» с женщинами, то тут же проявлял своё психическое отклонение. Тихий и добродушный через мгновение он может стать злобным и угрюмым, — поясняет доктор.

Перье пытается выбраться из смирительной рубашки, скрипя зубами. А ведь утром он молча и тихо завтракал в самом углу столовой. Вот как это происходит.

— Стоит поставить его на особый контроль, доктор Мацумото? — спрашивает Ваби и мужчина пару раз кивает.

— Да, стоит, стоит, — говорит Мацумото. — Всё-таки интересно, — улыбается доктор, обращаясь уже к себе.

На следующий день всех пациентов собирают в группу на улицу, давая возможность медсестрам убрать и проветрить палаты.

Разделившись на пару групп, пациенты бесцельно ходят по просторной ограде, обсуждая между собой перемены в Ёнам, пришедшие с весной и новым доктором. Кто-то, конечно, говорит о своих лучших выходках на воле.

Юнги же стоит поодаль от других и смотрит в сторону леса, затолкав руки в карманы своей куртки.

Неподалёку от своих больных стоят доктора. Кан, склав руки за спиной, смотрит на чистое голубое небо, слушая доктора Мацумото и госпожу Лим, вносящую в жизнь лечебницы реальные краски. Одета женщина по-весеннему: оранжевый топ из хлопка и узкая янтарного цвета юбка, на плечах небрежно накинуто пальто; в ушах золотые колечки серьги.

Недавно Лим вернулась из своего офиса в городе и сразу пришла сюда. Она стоит курит, как обычно «Вирджинию слимз», разговаривая попутно про какого-то американского психолога.

Вук Гин наблюдает даже не за своей матерью, а за Ваби, сидя среди травы и больных из категории «В». Он в пол уха слушает Мессию, который твердит про храмы, построенные в Пусане, и про то, как он сбежит из этой лечебницы туда.

Юнги медленно переводит свой взгляд на Кан, однако думает про лес. Да, именно лесом забита его голова. Он думает про то, как ему хочется покинуть ограду в этот солнечный день, и просто прогуляться там. Да нет, даже сбежать! Забрести в самую глубь и там попытаться среди звуков природы осмыслить все свои поступки.

Пока Юнги с задумчивым видом смотрит на Ваби, к нему на инвалидной коляске подъезжает типичный «Хроник» — самый старый психопат в этой лечебнице, но по прибыванию в Ёнам — он новичок. Бывший бандит – господин Хаятэ. Старик морщится от свежего воздуха и не сильно, но больно бьёт Юнги деревянной тростью по голени.

— Какого черта?! — тут же реагирует Мин, поворачиваясь к вечно хмурому старику Хаятэ.

— Чего как девчонка визжишь? — рявкает Хаятэ, держа в зубах сигаретку. — Куда это ты смотрел, Казанова?

Юнги сердито смотрит на старика, а тот лишь улыбается, хитро щуря глаз.

— Думаешь, ты один битый час сверлишь дыру в докторе Кан? Проблемный тоже на неё свой туманный глаз положил, — усмехается старик.

— Иди ты, старый черт, — вяло улыбается Мин. — На лес я глядел, а ты просто слеповат.

— Ну знаешь, — выпускает клубок дыма Хаятэ. — Слепые иногда видят лучше, чем зрячие. А дебилы, вроде него, — он кивает в сторону Вук Гина, — порой любят искреннее, чем здоровые.

— Мы все здесь больны, поэтому не неси чуши, — отвечает Мин. — И вообще, я слышал, что ты сожрал свою женушку в честь ритуала. Поэтому о какой любви ты говоришь?

Хаятэ улыбается, не злясь на Юнги, и говорит:

— Женушка была у меня что надо. Любого мужика развести могла. У нас, у якудза, есть обряды такие... Вот она и принесла себя. Хорошая женщина. Сейчас мало таких, — вздыхает Хаятэ.

— Ох, господин Хаятэ, кто опять вам дал сигареты? — бежит к ним главная медсестра.

Юнги ухмыляется, отворачиваясь от старика.

— Если я скажу, что стащил их у охранника, Вы его выбросите отсюда? — тут же кричит Хаятэ, кашляя от быстрой затяжки.

Мин улыбается.

— А ты, Дон Джуан, не улыбайся. Лучше приглядись к этому Пикассо придурковатому, а то докторшу твою уведет, — говорит Хаятэ.