Лучше без помощи
Утром Алина сказала, что готова поехать в полицию. Сама. Без Димы. Он хотел быть рядом, настаивал, но она упрямо качала головой.
— Мне нужно… это пройти самой, — тихо сказала она, избегая его взгляда. — Пожалуйста. Подожди в коридоре. Просто… будь рядом. Но не заходи.
Они пришли в отделение молча. Воздух пах дешёвым кофе и бумажной пылью. Алина подошла к окошку, назвала своё имя. Её провели в отдельный кабинет — с облезлым диваном, старым столом, настольной лампой, которая не горела.
Следователь оказался широкоплечим, седой, лет сорока. Его звали Савельев. На лице не было ни эмпатии, ни отстранённости — только ленивое раздражение. Он устало посмотрел в её папку, бросил взгляд на девушку.
— Ну и? Рассказывайте.
Она начала. Сломанным голосом, с остановками. Руки дрожали.
Он слушал долго, не перебивая. Потом наклонился вперёд, прищурившись:
— Алина… Алиночка, — сказал он вдруг фамильярно. — Вы же понимаете, что вам никто не поверит, да? Вы шли одна, поздно, по тёмной улице. Были в юбке. Без свидетелей. Вы уверены, что вообще это было насилие, а не просто… неловкое недоразумение?
У Алины вырвался хрип.
— Что?..
Савельев усмехнулся.
— Такие, как вы, любят потом жаловаться. А сначала ведут себя как... — он не договорил. Поднялся из-за стола, обошёл её. — Идите-ка сюда. Я вам скажу, как это работает.
Он схватил её за плечо, резко притянул ближе. Пальцы сжали шею. Лицо его оказалось рядом, мерзко пахло табаком.
— Вы забудете это дело, поняли? Ни заявления, ни огласки. У вас не выйдет. И если ещё раз сунетесь — я найду способ засудить вас за клевету.
Её тело окаменело. Как тогда — полный паралич.
Он отпустил, будто ничего не было.
— Свободны, — сухо бросил. — И дверь за собой закройте.
Она вышла в коридор. Там ждал Дима, вскочил сразу, как только увидел её.
— Всё хорошо? Что он сказал?
— Просто... процедура. Ничего нового. Пойдём домой, — тихо ответила Алина и даже не посмотрела ему в глаза.
---
Вечер прошёл в молчании. Дима пытался говорить, но она либо кивала, либо отворачивалась. В глазах — пустота. Он чувствовал, что что-то произошло, но не знал, как вытянуть из неё правду, не нарушив границ.
Он уснул первым. Измотанный бессонными ночами, ожиданием, тревогой.
Алина же долго лежала в темноте, слушая, как ровно он дышит. На подоконнике светилась чашка с недопитым чаем. Она поднялась, натянула тёплую кофту и вышла на балкон.
Ночь была тихой. Город спал. Только редкие фары скользили по стенам домов.
Она стояла, вцепившись в перила, пока не почувствовала шаги за спиной. Он обнял её со спины, положил подбородок на плечо.
— Ты ведь не просто так молчишь, да?
— Нет, — ответила она. — Я не смогла рассказать тогда… В участке. Он...
Она замолчала, тяжело сглотнула.
— Он напал на меня. Не тот — не бывший. Следователь. Он обвинил меня. Сказал, что я сама виновата. Схватил за шею. Угрожал, чтобы я никуда не обращалась.
Дима отшатнулся, посмотрел на неё.
— Что?.. Почему ты мне не сказала сразу?!
— Потому что я боялась, что ты сорвёшься. Что тебя посадят, если ты туда пойдёшь.
Он замер. Лицо его побледнело, губы сжались в тонкую линию.
— Он тебя тронул?
— Да.
— Я убью его. Клянусь… я...
— Нет, — тихо сказала она. — Пока ты со мной — я в безопасности. Это всё, что мне нужно сейчас.
Она посмотрела ему в глаза, и в этом взгляде было всё: страх, доверие, усталость.
Он молчал. Только обнял её крепче. Долго. Словно хотел впитать её боль и удержать от нового падения.
— Я не сплю ночами, — шепнула она. — Всё прокручиваю. И следователя, и улицу, и то, как ты меня держал на полу, как не отпускал…
— Я и не отпущу, — прошептал он в ответ. — Никогда.
Они стояли так ещё долго. Потом вернулись в спальню. Дима лёг, но не мог заснуть. Всё кипело внутри — от бессилия, злости, любви.
Алина легла рядом. Не как обычно — боком, не касаясь, не выстраивая барьеров. Сегодня она легла на него полностью. Щекой к его груди, рукой — к сердцу.
— Мне только так спокойно, — сказала она. — Только так я верю, что всё позади.
Он провёл рукой по её спине, запутался пальцами в волосах.
— Всё позади, — повторил он. — Пока ты на мне — ничего не случится. Обещаю.
Сон не приходил, но в ту ночь в их спальне наконец стало по-настоящему тихо. Не от того, что страх исчез. А оттого, что в этой тишине двое наконец перестали быть поодиночке.