Название части
- Мотя, отпусти, мы не можем этого решения избежать или изменить его!-утопая в слезах и надрываясь криком полного бессилия, мальчик одиннадцати лет крепко сжимает рукав неприятно-зеленой куртки мужчины, что с глубокой грустью во взгляде старается вырваться и закрыть дверь. Мужчина снова и снова дергает рукой в надежде, что ему не придется видеть плачущего ребенка, которого он не может утешить.
- Нет! Нет!... Папа, не смей уходить!- мальчика потряхивает, голос дрожит, но он, закрыв глаза, старается стерпеть боль напряжения и не дать уйти близкому человеку. Но его сил недостаточно, и мужчина резким движением высвобождается из детской хватки. - Поклянись хотя бы, что ты вернешься! - последние слова остались навсегда неуслышанными, ведь дверь молниеносно захлопнулась, а мальчика схватила мать, которая была больше не в состоянии произнести ни слова. Женщина с невероятной силой сжимала мальчика, словно так же сильно хотела удержать, как и он отца. В это мгновение целый мир замер, а минуты превратились в часы. В детской голове мысли о возможном сне перерастали в понимание реальности случившегося. Эта реальность ранила и давила. Руки тряслись, глаза не отпускали дверь, а мысли уходили в какую-то мозговую глубь.
Оба сердца с каждым днем наполнялись безнадежностью и осознанием конечной утраты. «Он не вернется» - стало самой частой мыслью, которая их уничтожала. Мать и сын словно стали совершенно беспомощными и хотели отказаться от такой правды. Особо сильно утрата сказывалась на женщине, потерявшей любимого человека. Она сначала перестала практически полностью спать, затем начала отказываться от еды и не выходила из комнаты. Мотя старался ухаживать за матерью, которая только сильнее уходила в себя и уже совершенно не разговаривала.
- Мамочка, я так сильно тебя люблю!
Мальчик крепко обнял мать, хотя в ответ была тишина. Мама так исхудала, что ребенок ощущал, будто он обнимает живой скелет. Одним из странных изменений в женщине было то, что к своим старым брюкам она прицепила веревку, чтобы штаны не сползали вниз. Хотя ей это было не очень-то и нужно, ведь она совершенно не меняла позу и не покидала свое место. Возможно, так она старалась чуть-чуть ухаживать за собой и приходить в себя маленькими шажками. Эта идея заставляла Матвея улыбаться, хоть и с глубокой грустью.
- Хочешь, я еще кусочек хлеба попрошу у соседей? Думаю, они поделятся: все-таки мы в хороших с ними отношениях, - постарался разговорить свою мать мальчик, что оказалось безуспешным делом.
- Ну, ладно, мама, я пойду немного прогуляюсь, не теряй! - мальчик чмокнул маму в щеку и пошел надевать куртку, но вдруг услышал шум в маминой комнате, приглушенный удар чего-то о пол.
Он осторожно заглянул в темноту, не раздеваясь. Первое, что он увидел, была перевернутая табуретка на полу. Настороженный взгляд вверх - на старой люстре слабо покачивается тело матери. Ее руки, держащиеся за шею, постепенно слабеют, опускаются вниз. Он не видел из-за темноты её лица, но слышал хриплое дыхание и попытки сказать что-то похожее на «прости».
Его нашли соседи на пороге комнаты. Он смотрел пустыми глазами на висящее под потолком тело и не отвечал ни на какие вопросы. Мальчика какое-то время обследовали в больницах, не сразу отправили в приют. Матвей очень остро реагировал на темы, касающиеся родителей и детства. Врачи решили поставить ему посттравматическое стрессовое расстройство, что стало причиной его распределения в Ставропольскую психиатрическую больницу.
Ежедневно Матвея пичкали снотворным, ведь спал он плохо. Ночью просыпался и громко плакал, если его пытались успокоить. Состояние ухудшалось, а психика только сильнее страдала от сильного стресса. Первые дни он проводил только в палате, где чувствовал себя очень одиноким, пока к нему не поселили Катю. Он не знал, сколько было ей лет, но выглядела она, приблизительно, на 9. Матвей и Катя в больничном корпусе были единственными детьми, что стало главной причиной их дружбы.
- Привет, почему ты не работаешь? Или тебя тоже сегодня переселили? Ой! Это было бы так странно и даже забавно, что мы переехали в один день! А как тебя зовут? А чем ты болеешь? Мне сказали, что у меня шизофрения, звучит так сложно и непонятно...- девочка с озорными голубыми глазами тараторила без умолку, что раздражало Матвея.- Эй, ну что ты молчишь? Скажи хотя бы, из какого приюта тебя перевезли?
- Я не приютский, зовут Матвей, оставь меня в покое, пожалуйста, - Матвей отвечал без малейшей злобы, но Катю все равно обидело, что он неохотно ей отвечает, да еще и так сжато. Она начала плакать.
- Ты чего...? Успокойся, я не хотел тебя обидеть...- Матвей прикоснулся к ее руке, после чего девочка быстро схватила его руку и снова улыбнулась:
- Тогда давай поможем тете Лене сорняки вырывать! - новенькая стащила мальчика с кровати и побежала к выходу из здания. По дороге она не замолкала и рассказывала, что её перевели из детского отделения, потому что одна девочка во время приступа болезни видела в Кате свою сестру и начинала душить ее. Катя об этом рассказывала без злобы и страха, будто понимала, что ей специально никто не хотел причинять боль.
- Так почему ты не живешь со своей мамой? После мобилизации не доставляли ни одного ребенка сюда.
От упоминания о матери Матвею стало снова страшно, а перед глазами мелькали кадры качающегося тела.
- Знаешь, так странно, что люди не видят весь мир одинаково. Я вижу, что солнце улыбается, и если я улыбаюсь в ответ, то оно загорается сильнее. Лена говорит, что такое невозможно... Не знаю, что является правдой, но я хочу верить, что улыбка может разжечь солнце. Хотя бы мое личное солнце, - Катя взглянула на Мотю с виноватой улыбкой и погладила по голове,- Я постараюсь больше не говорить о том, что у тебя вызывает страх, только разговаривай со мной.
Матвею стало намного легче, чего он не ощущал последние месяцы. Его столько раз утешали и врачи, и соседи, а другие люди пичкали жалостью, но ничего не давало ему даже капли спокойствия. Матвей ощутил, что она понимает его. Катя тоже столкнулась с тем, что живет только надеждами, которые по большей части далеки от реальности, но это помогает ей не унывать.
С тех самых пор Матвей словно оживал рядом с ней. Дети помогали тете Лене на огороде почти каждый день, вместе гуляли по территории, ели и играли. Мальчику казалось, что и Катя рядом с ним менялась. У нее становилось меньше приступов и реже были галлюцинации. Дети стали ближе. Девочка была для него словно младшая сестра, которую он хотел уберечь от любой беды.
- Мотя. Мотя, как думаешь, нас скоро выпишут? - большие голубые глаза посмотрели на мальчика с надеждой.
- Не нам решать. Ты так хочешь уйти отсюда?
- Не говори так. Я просто хочу жить, как другие дети. Хочу ходить в школу, праздновать Рождество и покупать конфеты с родителями.
- Не знаю, сколько нам здесь находиться, но я тебе обещаю, что рано или поздно это произойдет.
- Честно-честно обещаешь? Ну, смотри! Не сдержишь обещание, свидетелем будет Вера.
- Вера?
- Подруга моя, мы с ней втроем дружим, ты забыл что ли? - Катя выглядела очень раздраженной, хотя снова запуталась в своих воспоминаниях и галлюцинациях. Матвей не мог до конца привыкнуть к подобному, но не мог даже на секунду разозлиться на девочку.
- Нет. Я не подведу вас,- он нежно погладил девочку по плечу, отчего она улыбнулась и побежала вприпрыжку за ним.
Близился август, и количество работы на поле, где проводилась трудотерапия всех больных, росло. Конечно, никто не работал до подкашивающихся ног, но все ощущали ответственность друг перед другом. От работы каждого зависело пропитание всей больницы.
- Моть, смотри, кажется приехали какие-то новые врачи. Давай с ними поздороваемся! - сначала Матвей не обращал внимания на разговоры девочки о новых врачах, ведь это могло быть новым ее припадком. Однако через некоторое время пришел лечащий врач и сказал всем пройти в главное здание больницы.
- Ой, это какие-то уважаемые врачи, видимо! Они даже в красивом зелененьком наряде с пятнышками были! Хочу такое платье...- Катя посмотрела с подозрением на мальчика. Она уловила какое-то сильное беспокойство от него и тоже напряглась.
В здании рассадили всех больных и пересчитали. Не было видно странных врачей, про которых говорила Катя, но тишина была гробовой. Врачи ходили между пациентами, проверяя, что у нас есть в карманах. Начинался переполох. У людей забирали их ценные вещи, точнее, отбирали силой. Стоял крик, кто-то чуть не начал драку, как тут вышли Они.
Два врача с озлобленными глазами вышли вперед. Их сопровождали солдаты. Они все были в противной зеленой форме, которую когда-то мечтал сорвать с отца Матвей. На глаза понемногу накатывались слезы, а в голову лезли воспоминания.
- Нет! Не отдам! Отпустите! Матвей!...- в уши ударил крик Кати, которая звала на помощь своего лучшего друга. Матвей не мог быстро среагировать, только увидел, что у девочки отобрали старого плюшевого котенка и приказали сидеть смирно. Страшные люди смотрели на это с улыбкой. Это была самая мерзкая улыбка в жизни мальчика, которую невозможно забыть.
Один из врачей вышел вперед и объявил о выезде всех больных, «так как по существующим немецким законам душевнобольные в городе и возле города находиться не могут». Все просто повиновались.
Матвей крепко обнимал Катю, повторяя, что все хорошо, пока очередь в помещение постепенно редела. Они сидели на дальнем ряду, сзади стояли солдаты, а спереди приближалась их очередь. Как же тогда хотелось, чтобы это оказалось неправдой, сном, галлюцинацией, но:
- Следующие!
- Капитан, последняя партия.
- Отлично.
Матвея, Катю и еще четырех человек повели к машине, похожей на фургон. Что снаружи, что внутри, доверия она совершенно не внушала: в ней не было окон, а двери закрывались очень плотно. Всех разом затолкали внутрь и закрыли дверь. Накрыла тьма. Было очень страшно, все лежали на полу, но расползлись по углам. Катя лежала у Матвея на коленях и сильно плакала.
- Катя, тише... Нас только перевезут в другое место...
- Ты уверен, что это правда?!
Матвей совершенно не верил в то, что им сказали, но ему очень хотелось, чтобы девочке было не так страшно. Машина набирала скорость. Вдруг из отверстия в полу с шипением начал выделяться газ. Все, кто были в машине, бросились к двери и начали громко по ней стучать. У Кати начинался приступ, она бредила и громко кричала. Матвей ее сильно прижимал к себе, хотя он и сам хотел плакать и кричать, но не мог оставить эту девочку.
- Катя, тише, прошу тебя...
- Я вижу, как тени приближаются, я слышу их страшное дыхание... Они уже близко...
- А помнишь ты всегда видела улыбающееся солнышко, которое дарило нам тепло?
- Оно осталось там, снаружи...кх...мне страшно.
- Честно, я тоже видел это солнце...- было уже сложно оставаться в сознании, глаза закрывались,- и оно сейчас со мной...
Фургон остановился и выгрузил все тела. В этот момент подул сильный ветер, немцы, все, как один, правой рукой придержали фуражки и по инерции взглянули на небо. Грозовое облако выплыло со стороны леса и закрыло солнце - ни один лучик не мог пробиться. Начался проливной дождь.