глава 6
Машина остановилась с глухим скрипом. Мы въехали во двор лечебницы — высокие стены, облупленная штукатурка, запах йода и гнили. Как будто монастырь когда-то переделали в лазарет, а потом забыли, зачем.
Я ждал этого момента всю дорогу. Алекс выживет. Мы снова будем вместе — на поле боя. Странная мысль, если учесть, что я знал его всего несколько дней. Но война делает друзьями быстрее, чем пьяная драка в баре.
А ещё я не мог выбросить из головы остальных. Рея — того добродушного увальня, который верил, что «всё наладится», даже когда пули свистели у виска. И того парня из нашего взвода, что бросился под пулю за товарища. Его я запомнил хуже всего — только широкие глаза в момент прыжка и клятву, которую он не успел договорить.
— Приехали! — рявкнул водитель, и звук выстрелов где-то за стенами вдруг стал тише.
Не то чтобы их не было — просто мозг перестал замечать. Как шум дождя за окном, если живёшь у моря.
---
Палата
Алекс очнулся через час после того, как его положили на койку.
Слава богу. Я не потерял его.
Но когда он открыл глаза, в них не было ни облегчения, ни благодарности. Только пустота. Он сжал кулак, и я увидел, как дрожат его пальцы — будто под кожей бились крошечные молнии.
— Зачем?.. — прошептал он хрипло.
Я замер.
— Я хотел умереть.
Его голос дрожал, но в нём не было слабости. Только злость. На меня. За то, что вытащил его.
— Ч... что? — выдавил я.
— Ты... — Алекс тяжело выдохнул, разжимая пальцы. Простыня под ними была мятой, как после схватки. — Ты хоть понимаешь, что сделал?
Я посмотрел на свои руки. В трещинах кожи всё ещё виднелись тёмные полосы — его кровь. Как тогда, в том проклятом лесу, где он лежал, уставившись в небо пустыми глазами, а я тащил его, спотыкаясь о разорванные корни.
— Это был... мой... — голос предательски сорвался. Самый страшный поступок в жизни? Или единственное, что я мог сделать?
Алекс дёрнулся, будто его ударило током. Его пальцы впились в простыню — ткань с треском разорвалась.
Тишина.
Потом — хриплый, надломленный звук. Не смех, не стон. Что-то среднее.
— Ладно... — он выдохнул так, будто эти два слова весили тонну. — Ладно, санитар.
На простыне остались четыре дырки от ногтей и кривой шов — старый, грязный, как всё в этом госпитале.
Коридор
Я вышел на перекур.
Стены пахли кровью — не свежей, а той, что въелась в штукатурку за годы. Будто здесь каждый день умирала сотня солдат, а потом их просто закрашивали дешёвой побелкой.
Из соседней палаты доносились голоса. Кто-то стонал, кто-то ругался сквозь зубы.
Сигарета догорала, когда за спиной скрипнула дверь. В щели мелькнул глаз — бесстыжий, любопытный.
— Эй, санитар! — шёпот с наглой усмешкой.
Я обернулся. В полутьме виднелось худое лицо, обмотанное грязным бинтом.
— Твой «призрак» — тот ещё тип. Такие либо убивают, либо убиваются.
Плевок в ведро с бинтами.
— Спроси, сколько он немцев под Ровно положил. Если осмелишься.