глава 3
Дорога. Бесконечная, серая, как пепел на ладони. Не та яркая тропа из детских книжек — нет, эта словно впитала в себя все оттенки усталости. Края её терялись в дымке, будто земля стыдилась того, во что превратилась.
Холод пробирался все ближе. Дышалось тяжело — не сколько от мороза но ещё от пыли и гари которая вонзась в шею и лёгкие будто пуля застрявшая глубоко в плоть до всего что могло поддерживать мою и моего товарища попросту никчёмное существование. Воздух здесь давно перестал быть просто воздухом. Он вонял гарью, порохом и чем-то ещё — сладковатым, трупным. Таким, отчего невольно прикрываешь нос рукавом, хотя знаешь: не поможет.
Мы шли медленно. Не от слабости — а от того что страшно возвращаться назад. Там такая же выжженная равнина, такая же гора трупов на которых уже порешалась сама смерть, от чего непонятно кто враг а кто член нашей команды которых я не успел спасти. Там уже ничего не осталось живого.
Пули летали над головой, взрывы взрывались рядом с нами, но всё равно казалось, что никого нет, как будто все живое вымерло, осталась только наша команда, пара человек, которые уже готовы на саму смерть, лишь бы не переживать эти события, которые происходят рядом с нами. Ясно только одно — ничего не понятно.
Алекс плелся рядом, но казалось, будто он где-то за тридевять земель. Глаза его скользили по разбитым повозкам, по обугленным пням — искали что-то, чего здесь заведомо не было. Или, может, боялись найти. Иногда в его взгляде мелькала искра — не то злость, не то просто усталость но почему-то его взгляд был в основном, очень пустой и как будто он не испытывал, вообще ничего не думал, просто делал приказ. Его эмоции как вспышка спички в темноте: ослепительно, но на секунду. Потом — снова пустота.
Я думал о том, почему всё ещё тащу эту проклятую сумку с бинтами и йодом.
Жизнь? Да какая уж там жизнь. Скорее привычка. Или упрямство.
Быть лекарем здесь — всё равно что черпать решеткой воду. Но каждый раз, когда удавалось зашить рану, остановить кровь, в голове шевелилась наглая мысль: "А вдруг это и есть тот самый последний солдат? Тот, после которого война закончится?"
Глупость, конечно.
— Ты думаешь, когда-нибудь это кончится? — спросил я, по большей степени чтобы развеять тишину.
Алекс фыркнул, как старый конь:
— Кончится — не кончится... Главное, чтоб не мы.
В его голосе не было ни злости, ни надежды. Простая констатация: дождь идёт, сапоги промокли, война есть война.
И вдруг я понял: это и есть жизнь. Не высокие слова о подвиге, а вот это — усталое, ободранное, но упрямо ползущая вперёд.
Где-то за холмами гремели орудия. Но здесь, на дороге, стояла тишина — густая, как кисель.
И от этого было ещё страшнее.
Потому что война — это не только гром.
Это ещё и бесконечные промежутки между взрывами и смертями, которые невозможно было остановить и которые лились с нескончаемым потоком.
Когда ты просто бредёшь.
Куда-то.
И пытаешься не забыть, как пахнет хлеб.