Глава 4
*29 Марта 1943 года. Сельский особняк.*
Кабинет командира Фридриха фон Бахмана в захваченном сельском особняке был погружён в полумрак. На столе горела одна-единственная лампа, отбрасывая тревожные тени на карты, разбросанные по всей поверхности. В углу потрескивал радиоприёмник, тихо передавая сводки с фронтов, но Фридрих не слышал. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел в потолок, заложив руки за голову. Его длинные медные волосы были распущены и спадали на плечи — он позволял себе эту слабость наедине с собой. *"Maskottchen"*, *⟨Талисман⟩* — с горькой усмешкой подумал он. *"Eher wie ein Joch. Eine Erinnerung daran, wer ich war und wer ich geworden bin."*. *⟨Скорее ярмо. Напоминание о том, кем я был и кем стал.⟩*— Ответственность, возложенная на него после жизни с мостами, тяготила его. Эта грязная, кровавая работа по зачистке лесов, поимке невидимых врагов... Он ненавидел её. Ненавидел необходимость отдавать приказы, ведущие к смертям, которые всегда оставались лишь цифрами в отчётах. Он был инженером. Он создавал. А теперь лишь разрушал. Его мысли, против воли, снова и снова возвращались к тому дню на опушке. К тому безумцу в советской форме, который с диким криком рванул на него через всё поле, под шквальный огонь. Это была не атака — это было самоубийство. Или отчаяние, доведённое до точки кипения. Что двигало тем парнем? Слепая ненависть? Жажда подвига? Фридрих видел тысячи ненавидящих лиц, даже тех, которые заполняли окружение. Но это было иным. В том взгляде, мельком пойманном перед тем, как его грубо стащили на землю, было что-то... личное. Что-то яростное и одновременно отчаянное, чего Фридрих не мог понять. И это непонимание царапало его изнутри, вызывая странное, навязчивое любопытство.
Кто он? Почему он? Фридрих мысленно прокручивал момент их мимолётной встречи у реки — заметил ли тот парень его тогда? Возможно. Но тогда в его взгляде был лишь испуг и животный ужас. А теперь... теперь в нём было что-то иное. Что-то, что заставляло Фридриха чувствовать себя не безликой силой оккупации, а конкретным человеком, на которого направлен весь этот неистовый гнев. Это было непривычно и тревожно. Это выводило его из равновесия, нарушало холодный, профессиональный покой, позади которого он прятался. Он ловил себя на том, что пытается мысленно нарисовать портрет того русского — запомнил лишь светлые волосы и яркие, широко распахнутые глаза, полные чего-то невыразимого.
*"Hör auf damit,"* *⟨Останови это.⟩* — сурово приказал он себе. — *"Er ist nur ein weiterer Feind. Verrückt und gefährlich. Er muss gefunden und neutralisiert werden. Wie ein kaputter Mechanismus.“*. *⟨Он всего лишь очередной враг. Безумный и опасный. Его нужно найти и нейтрализовать. Как сломанный механизм.⟩* — Но аналогия не срабатывала. Сломанный механизм не смотрел на тебя с такой... одержимостью.
Фридрих с силой провёл рукой по лицу, пытаясь стереть и образ русского, и свои дурацкие мысли. Он должен сосредоточиться на картах, на тактике, на... В дверь резко постучали. Три отрывистых, чётких удара. Его адъютант. Мысли мгновенно разлетелись. Командир фон Бахман распрямил плечи, его лицо вновь стало холодной, непроницаемой маской.
— Komm herein! *⟨Войдите!⟩* — прозвучал его голос, жёсткий и безразличный, каким и положено быть голосу немецкого командира.
Дверь открылась, впуская в комнату вечернюю прохладу и тень очередной проблемы.
В кабинет вошел молодой лейтенант, его лицо было бледным, а в руках он сжимал сложенный листок бумаги. Фридрих узнал его — это был курьер из штабного управления.
— Kommandant, *⟨Командир.⟩*— лейтенант щёлкнул каблуками и протянул листок. — Dringender Bericht. *⟨Срочный отчет⟩*
Фридрих молча взял бумагу, развернул. Его глаза пробежали по строчкам, и пальцы непроизвольно сжали тонкую бумагу, смяв её край. Сообщение было лаконичным и убийственным: *«Die Brücke über den Schwarzen Fluss wurde durch Sabotage zerstört. Die Bewegung der Kolonnen wurde gestoppt. Es gab Verluste bei den Wachen.»* *⟨«Мост через Чёрную речку был разрушен в результате диверсии. Движение колонн было остановлено. Имелись потери среди гвардейцев.»⟩*. — Тишина в кабинете стала густой, звенящей. Лейтенант замер, ожидая взрыва. Он и последовал, но на секунду позже. Фридрих медленно поднялся из-за стола. Его движение было обманчиво спокойным, но по кабинету будто пронёсся ледяной ветер.
— Wann? *⟨Когда?⟩* — его голос был тихим, почти шёпотом, но от этого ещё более страшным.
— Heute Morgen, Kommandant ... *⟨Сегодня утром командир...⟩* — замялся лейтенант.
— Am Morgen? *⟨Утром?⟩* — Фридрих повторил, и его голос внезапно сорвался на низкий, яростный рёв. Он ударил кулаком по столу, заставив подпрыгнуть лампу. — MORGEN?! Und WANN jetzt? Warum bin ich der LETZTE, der davon erfährt?! Warum wurde ich nicht SOFORT informiert?! *⟨-УТРОМ-?! И КОГДА теперь? Почему я ПОСЛЕДНИЙ, кто об этом узнал?! Почему меня не предупредили СРАЗУ?!
Лейтенант побледнел ещё больше, отступив на шаг. — Kommandant, die Verbindung wurde unterbrochen... wir... *⟨Командир, связь прервалась... мы...⟩*
— Den Mund halten! *⟨Держи рот закрытым!⟩* — Фридрих перебил его, его глаза метали молнии. Он сгрёб с стола карту района. — Wo waren die Patrouillen? Wo waren die Augen und Ohren, die das verhindern sollten?! *⟨Где патрули? Где глаза и уши, которые могли бы это предотвратить?!⟩* — Он не ждал ответов. Его ярость была холодной, направленной. Это был не истеричный гнев, а яростное, сконцентрированное возмущение против некомпетентности, против системы, которая снова подвела. Против того, что его, инженера, заставили разгребать чужие ошибки.
— Mein Auto! Sofort! *⟨Моя машина! Немедленно!⟩* — бросил он лейтенанту, уже на ходу накидывая чёрный плащ. Все мысли о таинственном русском, о личных терзаниях были мгновенно сметены этим профессиональным кризисом. — Und die Selbsthilfegruppe ist in fünf Minuten bereit! *⟨И группа поддержки будет готова через пять минут!⟩*
Через полчаса его «Хорьх» уже мчался по разбитой дороге к месту катастрофы. Фридрих сидел на заднем сиденье, молчаливый и напряжённый, вглядываясь в подступающий к дороге лес. Каждый куст теперь казался потенциальной засадой. Каждая тень — угрозой. Они подъехали к реке. Картина разрушения открылась во всём своём масштабе. От мощного моста остались лишь груды искорёженного металла и обломки бетонных опор, торчащие из воды, как гнилые зубы. В воздухе ещё стоял сладковатый запах гари и тротила. Немецкие солдаты бестолково суетились на берегу, словно муравьи, у которых разрушили муравейник.
Фридрих вышел из машины хлопнув дверью, не обращая внимания на отдаваемые чести. Его взгляд, холодный и аналитический, скользнул по обломкам, оценивая масштаб работы, профессионализм подрыва. Это была не любительская работа. Чётко, расчётливо, точно в ключевые опоры.
Он подошёл к самому краю обрыва, где торчали скрюченные прутья арматуры. Его пальцы сжались. Да, это была работа тех самых лесных призраков, которые становились всё дерзче. Тех, кого он должен был уничтожить. И где-то там, в этих тёмных, безмолвных лесах, был тот самый светловолосый русский с безумными глазами. Возможно, именно он держал в руках детонатор. Именно он привёл этот механизм разрушения в действие. Холодная ярость сменилась ледяной решимостью. Любопытство и смутное беспокойство были отброшены. Теперь это стало делом профессиональной гордости. И личным вызовом. Он обернулся к ожидавшему офицеру. — Erstelle einen ausführlichen Bericht. Schicke Sapper und Ingenieure her. Und suche mir Zeugen. Jemand muss etwas gesehen haben. *⟨Подготовьте подробный отчёт. Пришлите сапёров и инженеров. И найдите мне свидетелей. Кто-то наверняка что-то видел.⟩*
Его голос был ровным и металлическим. «Медный дьявол» полностью взял верх над Фридрихом-инженером. Охота началась. И на этот раз он не собирался упускать свою добычу.
Фридрих возвращается из поездки на мост в ярости. Он не просто отчитывает подчинённых — он устраивает настоящий разнос в штабе. Его гнев холодный, ядовитый, уничтожающий. Он не кричит на повышенных тонах, его голос — это ледяная сталь, которая режет тише, но больнее. Он тычет пальцем в карту, разбрасывает отчёты, высмеивает профессиональные качества офицеров, унижая их перед младшими чинами.
— Das nennen Sie Sicherheit? Das ist wie ein Kind, das in einem Sandkasten spielt, den die Nachbarskatze zerstört hat! *⟨Это называется безопасностью? Это как ребёнок, играющий в песочнице, которую разрушил соседский кот!⟩* — он бьёт кулаком по столу, заставляя всех вздрогнуть. — Wegen Ihrer Unachtsamkeit wurde die Versorgung der Heeresgruppe für einen Tag unterbrochen! Wissen Sie, was dieses Wort im Krieg bedeutet? Tod! Tod unseren Soldaten, die weder Munition noch Brot erhalten! *⟨Из-за вашей беспечности снабжение группы армий было прервано на сутки! Знаете, что означает это слово на войне? Смерть! Смерть нашим солдатам, не получившим ни боеприпасов, ни хлеба!⟩*
Он приказывает ужесточить режим, удвоить патрули, арестовать командира поста, отвечавшего за мост. Его решения жёсткие и беспощадные. Подчинённые выходят из кабинета бледными, с потными спинами.
Вечером Фридрих остаётся один в своём кабинете. Напряжение дня и выплеск ярости опустошили его. Вся маска «Медного дьявола» рассыпается. Он выглядит измождённым и постаревшим. Он запирает дверь на ключ. Руки его слегка дрожат. Он подходит к потайному ящику в своем письменном столе и достаёт оттуда почти полную бутыль шнапса. Он наливает полный стакан, не разбавляя, и выпивает его почти залпом, закусив дыхание. Вторая порция следует медленнее. Алкоголь не расслабляет его, а лишь гасит тлеющий внутри ужасающий огонь ярости и отчаяния. Он сидит в кресле, уставившись в потолок, с остекленевшим взглядом. Он не пьянеет с удовольствием — он топит в алкоголе свою совесть, свою усталость, своё отвращение к самому себе и к этой войне. Это его единственный и самый страшный секрет.
На следующее утро, с тяжёлой головой и припухшими глазами (которые он списывает на бессонную ночь за отчётами), Фридрих собирает своих доверенных офицеров (возможно, тех, кого не унижал вчера). Его план уже не просто «зачистка».
— Sie agieren zu dreist und professionell, um nur ein Pöbel zu sein. *⟨Они действуют слишком смело и профессионально, чтобы быть просто толпой.⟩* — говорит он, его голос хриплый. — Sie haben eine Basis. Ein Lager. Und wir müssen es finden. Nicht warten, bis sie wieder zuschlagen. *⟨У них есть база. Лагерь. И нам нужно его найти. А не ждать, пока они снова нанесут удар.⟩*
Он разрабатывает хитрую, рискованную тактику. Он предлагает использовать приманку — ложную информацию о передвижении небольшого, но ценного груза, который должен пройти по уязвимому участку. Он рассчитывает, что партизаны не смогут устоять и попытаются атаковать. А тем временем, несколько мобильных групп, под его личным командованием, будут ждать в засаде, готовые выследить их до самого логова.. Для Фридриха это стало личной охотой. Его взгляд, когда он говорит об этом, горит мрачным, одержимым огнём. Он хочет не просто выполнить приказ. Он хочет найти их. Найти его. Того русского, который посмел бросить ему вызов, разрушить его работу и поселиться в его мыслях. Алкоголь и ярость лишь подлили масла в огонь этой навязчивой идеи.
Кабинет командира Фридриха фон Бахмана погрузился в гнетущую тишину, которую разорвал оглушительный грохот. Массивный дубовый стол, заваленный картами и донесениями, тут же опустел когда Фридрих прошёлся по нему руками. Бумаги взметнулись в воздух белой метелью, чернильница разбилась, оставив на паркете зловещее фиолетовое пятно, растекающееся по схемам укрепрайонов. Фридрих стоял посреди этого хаоса, грудь тяжело вздымалась, а в глазах полыхала ледяная ярость. Его адъютант, обер-лейтенант Краузе, и интендант, пухлый гауптман Фосс, застыли у стены, бледные как полотно.
— WIR SIND NICHT HIERHERGEKOMMEN, UM AN DER BÖRSE IN ZÜRICH ZU HANDELN! *⟨МЫ ПРИШЛИ СЮДА НЕ ДЛЯ ТОРГОРОВАНИЯ НА ЦЮРИХСКОЙ ФОНДОВОЙ БИРЖЕ!⟩* — рёв Фридриха сотрясал стены, и казалось, люстра под потолком звенела в такт его ярости. Каждое слово было отточенным лезвием, обильно посыпанным солью сарказма. — WEGEN IHRES, FOSS, PFANNKUCHENÄHNLICHEN, ARMELOSEN CHAOS WERDEN SOLDATEN TAPETEN STATT HAFERBREI ESSEN UND WASSER AUS EINER PFÜTZE TRINKEN! MIT IHREN KRUMEN HÄNDEN ARBEITEN SIE BESSER FÜR DIE PARTISANEN, ALS SIE FÜR SICH SELBST ARBEITEN! *⟨ИЗ-ЗА ВАШЕГО, ФОСС, БЛИНАТУРНОГО БЕЗРУКОГО БАРДАКА, СОЛДАТЫ БУДУТ ЖРАТЬ ОБОИ ВМЕСТО КАШИ И ПИТЬ ВОДУ ИЗ ЛУЖИ! ВЫ СВОИМИ КРИВЫМИ РУКАМИ РАБОТАЕТЕ ЗА ПАРТИЗАН ЛУЧШЕ, ЧЕМ ОНИ САМИ ЗА СЕБЯ!⟩* — Он резко развернулся к Краузе, его медные волосы, выбившиеся из безупречной причёски, пламенели вокруг бледного лица.
— UND SIE, OLEGENT? HABEN SIE GEDACHT, IHRE AUFGABE BESTEHE DARIN, IHR DIENSTPROTOKOLL ZU UNTERSCHREIBEN UND AUF DAS ABENDESSEN ZU WARTEN? *⟨А ВЫ, ОБЕР-ЛЕЙТЕНАНТ? ВЫ ЧТО, ДУМАЛИ, ЧТО ВАША ЗАДАЧА — КРАСИВО РАСПИСАТЬСЯ В ЖУРНАЛЕ ДЕЖУРСТВ И ЖДАТЬ ОБЕДА?⟩* — он сделал шаг вперёд, и офицеры невольно попятились. — MUSS ICH VOR EUCH AUF ZEICHENSPITZEN TANZEN, DAMIT IHR EUCH DARAN ERINNERT, WIE MAN POSTS ÜBERPRÜFT? EURES MORDEN KOSTET UNS DIE VERSORGUNG! UND DAS BEDEUTET – DAS LEBEN! EURER EIGENEN SOLDATEN! *⟨Я ПЕРЕД ВАМИ НА ЦЫПОЧКАХ ТАНЦЕВАТЬ ДОЛЖЕН, ЧТОБЫ ВЫ ВСПОМНИЛИ, КАК ПРОВЕРИТЬ ПОСТЫ? ВАШЕ РАЗГИЛЬДЯЙСТВО СТОИТ НАМ СНАБЖЕНИЯ! А ЗНАЧИТ — ЖИЗНЕЙ! ВАШИХ ЖЕ СОЛДАТ!⟩*
Он схватил со стола тяжёлый бронзовый пресс-папье в виде орла и с силой швырнул его в стену. Орёл с оглушительным лязгом отрикошетил и покатился по полу.
— ICH BRAUCHE SOLDATEN, KEINE SAMMLUNG VON GAPERN UND HOLZFIGUREN! *⟨МНЕ НУЖНЫ СОЛДАТЫ, А НЕ КОЛЛЕКЦИЯ ЗЕВАКОВ И ДЕРЕВЯННЫХ ФИГУРОК!⟩* — его голос сорвался на низкий, хриплый шёпот, от которого стало ещё страшнее. — FÜR DIE GESAMTE LEBENSMITTELVERSORGUNG IN DIESEM SEKTOR! ALLES! JEDES KORN! JEDE DOSE! JEMAND MUSS SICH DAFÜR VERANTWORTLICH MACHEN! UND DAS WERDEN SIE SEIN! SIE BEIDE! *⟨НА ВЕСЬ ЗАПАС ПРОДОВОЛЬСТВИЯ В СЕКТОРЕ! ВЕСЬ! КАЖДОЕ ЗЕРНО! КАЖДУЮ КОНСЕРВНУЮ БАНКУ! КТО-ТО ДОЛЖЕН ЗА ЭТО ОТВЕТИТЬ! И ЭТО БУДЕТЕ ВЫ! ОБА!⟩* — Он тяжело дышал, его взгляд бегал по их перекошенным от страха лицам, словно ища, куда бы нанести следующий удар. В воздухе висели мельчайшие частицы пыли с бумаг и запах страха.
— AUSSTEIGEN! *⟨УБИРАЙТЕСЬ!⟩* — он вдруг выдохнул, резко махнув рукой, словно отгоняя назойливых мух. — GEH MIR AUS DEN AUGEN, BEVOR ICH ANORDNE, DICH STATT DER VERLORENEN KARTOFFELN IN DIESEM LAGERHAUS ZU BEGRABEN! BRING DAS RICHTIG! VERLASSE DEN TISCH NICHT, BIS DU AUCH DAS LETZTE KORN GEFUNDEN HAST! *⟨УБИРАЙТЕСЬ С МОИХ ГЛАЗ, ПОКА Я НЕ ПРИКАЗАЛ ЗАКОПАТЬ ВАС НА ЭТОМ ЖЕ СКЛАДЕ ВМЕСТО ПРОПАВШЕЙ КАРТОШКИ! ИСПРАВЛЯТЬ! НЕ ВЫЙДЕТЕ ИЗ-ЗА СТОЛА, ПОКА НЕ НАЙДЁТЕ ВСЁ ДО ПОСЛЕДНЕЙ КРУПИНКИ!⟩*
Офицеры, не помня себя, почти столкнулись в дверях, стараясь поскорее исчезнуть. Когда дверь захлопнулась, Фридрих остался один посреди разрухи. Ярость отступила так же внезапно, как и накатила, оставив после себя горькую пустоту, звон в ушах и противную дрожь в коленях. Он опустился в единственное уцелевшее кресло, провёл рукой по лицу. Пальцы наткнулись на влагу у висков — он вспотел от собственной ярости. Он потянулся к потайному ящику, достал фляжку. Шнапс обжёг горло, но не снял напряжение, лишь приглушил его, налил свинца в конечности и тумана в голову. Он сидел, глядя на хаос, который сам же и учинил, и чувствовал лишь острое, тошнотворное отвращение — и к ним, к этим бездарным мямлям, и к самому себе. К этому спектаклю бессильного гнева, который он был вынужден разыгрывать снова и снова.
*5 апреля 1943 года.*
Через час его «Хорьх» уже катил по пыльной лесной дороге. Фридрих сидел на заднем сиденье, мрачный и насупленный, смотря сквозь стекло на проплывающие сосны. В голове стучало, и от шнапса слегка першило в горле. Гнев сменился тяжёлой, апатичной усталостью. Он ехал на передовой пост, хотя любая инспекция сейчас вызывала у него тошноту.
Машина замедлила ход у старого заброшенного КПП. Шофёр заглушил мотор. Тишина лесная, густая и звенящая, накрыла их. Фридрих вышел, чтобы осмотреть позицию. Солнце слепило глаза.
И тут он его увидел.
Высоко в небе, почти в зените, парил ястреб. Чёрный силуэт замер в потоках восходящего воздуха, величественный и свободный. Фридрих задрал голову, следуя за ним взглядом. На его усталом, напряжённом лице, обычно скованном холодной маской, на мгновение появилось другое выражение — чистая, безотчётная тоска. Тоска по той непостижимой свободе, что была у этой птицы. По простому, ясному небу, где нет карт, донесений, воровства и приказов, ведущих к смерти.
Он рассеянно, почти неосознанно, провёл рукой по лицу, смахнул со лба выбившуюся прядь волос. Потом глубоко, очень устало вздохнул, и его плечи под шинелью на мгновение сникли, сбросив невидимый, но невыносимо тяжёлый груз командования, ответственности и вины. В эту секунду он не был «Медным дьяволом». Он был просто смертельно уставшим человеком, заглядевшимся на птицу в небе.
Чувство, будто на него кто-то смотрит, заставило Фридриха взглядом осмотреть окружение, но он никого не увидел.
Фридрих так и не осмотрел пост как следует. Развернулся, сел в машину и уехал, унося с собой в сердце образ ястреба в бездонном небе. И чувство непонятной, щемящей потери, причину которой он не мог объяснить.