боков?
***
Наконец-то наступило лето, принося с собой долгожданную свободу от школьных забот и возможность понежиться в объятиях Морфея до полудня. Однако для 15-летней Насти утро было прервано не солнцем, а громким голосом матери.
— Настя, ты дурная что ли? Вставай давай! 13 часов дня! — воскликнула красивая, энергичная женщина, распахивая дверь в комнату дочери и впуская яркий солнечный свет. Настя, зарывшись глубже в одеяло, лишь недовольно промычала в ответ:
—Ма-а-ам, ну лето все-таки. — Она пыталась отсрочить неизбежное пробуждение, наслаждаясь последними минутами сна.
Мама Насти, впрочем, не собиралась отступать.
— И что? Так все лето проспишь, —проворчала она, но Настя заметила, что голос ее мамы звучал необычайно легко и даже весело. На ее лице играла едва заметная улыбка, а глаза светились какой-то внутренней радостью, словно она порхала в своих собственных приятных мыслях.
Настя, мгновенно уловив этот сигнал, решила не медлить.
— Что-то ты какая-то радостная, давай выкладывай, что там у тебя, — потребовала она, приподнимаясь на локтях.
Мама, явно наслаждаясь моментом, начала неторопливо:
—Помнишь, я тебе рассказывала про Матвея? — Она протягивала каждое слово, словно смаковала его, предвкушая реакцию дочери. Настя, однако, была не из тех, кто любит тянуть резину.
— Ну помню, давай ближе к делу, — резко оборвала она, не скрывая своего раздражения. Мамина манера «ходить вокруг да около» всегда ее бесила.
Лицо женщины немного омрачилось.
— Он позвал меня на неделю к нему на дачу с нашими друзьями, только вот… там никто с собой детей своих не берет, а как же я тебя одну оставлю? — с некой грустью и безнадежностью произнесла мама, опускаясь на край кровати Насти.
Настя, уже приняв сидячую позу, парировала:
—Мне 15 лет, я не маленькая уже для нянек. — Ей казалось, что она вполне способна постоять за себя и обойтись без присмотра. Но мама была непреклонна.
— Ладно с этой нянькой! Но кого то с тобой оставлю и это точно не обсуждается. Одна ты не останешься, — прозвучало как приказ, не терпящий возражений.
Настя не удержалась от ехидной шутки:
— Ну и кого же? Бомжа с соседнего двора? — Она смотрела на мать, улыбаясь собственной дерзости. Но к ее удивлению, мама, казалось, восприняла ее слова всерьез.
—Точно! С ним и оставлю! — воскликнула она, заставив Настю опешить. С кем это она ее оставит?
— Ты че? — удивленно спросила Настя, протирая глаза, ожидая вразумительного ответа.
— Сын моей сестры, забыла что ли? Я говорила же сто раз! Дуреха… я ему сейчас позвоню, — ответила мама, уже листая контакты в телефоне. Настя все еще не могла понять, о ком идет речь.
—Какой сын? — переспросила она.
— Ну вот тот, что расследования ведет всякие — бросила мама, найдя нужный номер, и резко вышла из комнаты. Из коридора послышался ее голос, она с кем-то разговаривала.
Настя окончательно потерялась в догадках. —Расследования ведет всякие… В голове промелькнула мысль: неужели это Боков? Ее мысли прервал резкий и радостный вход мамы в комнату.
— Он согласился, завтра в 11 будет у тебя. Откроешь двери, хоть чаем напоишь гостя, — с сияющим лицом начала мама, попутно давая "советы", как правильно встретить такого "важного" человека.
Настя, все еще витая в мыслях, неосознанно кивнула: — Хорошо.
*
— Насть, я пойду на работу сбегаю, предупрежу, что меня не будет некоторое время, — сказала мама и, не дожидаясь ответа, удалилась из квартиры.
— Хорошо, иди, — ответила Настя, но поняла, что мамы уже нет.
Разогнав все мысли, девочка решила испечь пирог. Это был ее фирменный рецепт, который они с бабулей пекли еще в детстве. Но, к сожалению, муки оказалось крайне мало, и ей пришлось идти в магазин.
Выйдя из квартиры, Настя заметила мужчину, поднимающегося вверх по лестнице. Он был очень знакомым. Внезапно Настю охватил шок — это Боков.
Она уже хотела юркнуть обратно в квартиру, но тут прозвучал его голос, словно завораживая ее и заставляя остановиться.
— Стоять, — грубо произнес парень. Настя остановилась и медленно развернулась к нему лицом.
— Здравствуйте, — выпалила девочка, начиная рассматривать свою недоняньку вблизи. Раньше она видела его только по телевизору, и сейчас он казался еще более внушительным.
— Это ты Ася, что ли? — спросил мужчина, явно пытаясь удостовериться, что он остановил нужного человека.
— Лучше Настей называйте, да, — поправила его девочка, продолжая спускаться по лестнице. Ее сердцебиение не знало предела, бешено отбивая ритм в груди.
— Ага, понял. Куда идем? — спросил он, и Настя почувствовала, как он поплелся за ней. Сначала она не придала этому значения, но вскоре ощутила, как живот скрутило от волнения.
— В магазин надо, мука кончилась, — быстро пробормотала она, пытаясь успокоить свое бешеное сердцебиение.
—Отлично, пошли, — сказал Боков, и это прозвучало как приказ, не терпящий возражений.
—Ладно, — согласилась Настя, понимая, что у нее нет выбора. Всю дорогу до магазина и обратно она была погружена в свои мысли, пытаясь осознать происходящее. Они шли тихо, никто ничего никому не говорил.
Единственным звуком был шорох сигарет, которые Боков выкурил одну за другой – целых четыре штуки по пути туда и обратно.
*
Через час после прихода домой, когда Настя уже была на кухне, увлеченная приготовлением пирога, входная дверь внезапно открылась ключом. Кто-то зашел.
— Мамааа, я такой вкусный пирог испекла, иди сюда скорее! — радостно крикнула Настя с кухни, стоя спиной к входу. В этот момент зашедший мужчина положил руки по бокам столешницы.
— Я конечно не мама, но от пирога тож бы не отказался. — шепотом произнес мужчина на что девочка обернулась и толкнула его от дикого испуга.
Он не отшатнулся, как она ожидала, не потерял равновесия. Просто чуть качнулся назад, словно стальное дерево, невозмутимо, лишь его взгляд, темный и пронизывающий, скользнул по ее испуганному лицу. На его губах, которые секунду назад произнесли такую нелепую и жуткую фразу, мелькнула ехидная, почти незаметная улыбка.
— Ой-ой, какие мы пугливые, — протянул он, и его голос, теперь уже не шепот, а низкий, бархатистый баритон, прозвучал в уютной, залитой солнечным светом кухне как раскат грома, заглушая щебетание птиц за окном. Он сделал шаг вперед, и Настя, словно натянутая струна, инстинктивно подалась назад, ощущая, как пустота за спиной приближается к стене, становясь невидимым барьером. Ее живот скрутило еще сильнее, словно внутри него развернулся холодный, острый нож, а сердце заколотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, разбившись о ребра. Это была не просто паника, это был животный страх, который заставлял каждую клеточку ее тела кричать об опасности, отступать, прятаться.
Она хотела повторить свой вопрос, требовать ответа, но слова застряли в горле, превратившись в беззвучный комок. Его присутствие было физически ощутимым, давящим. Он был слишком близко. Слишком большой. Слишком чужой в ее доме, в ее пространстве, которое всегда было ее крепостью, ее убежищем. Но теперь эта крепость рухнула, и он стоял прямо посреди ее руин, хозяином положения.
— Где мама? — выдавила она, голос дрожал, выдавая всю ее уязвимость, которую она так тщательно пыталась скрыть. Она ненавидела себя за эту дрожь, за то, что не могла быть сильной, когда это было так необходимо. Но тело не слушалось, предательски выдавая ее страх.
Мужчина поднял руку, прерывая ее. Он не прикоснулся к ней, но жест был властным, не оставляющим сомнений в его намерении. Его глаза продолжали сверлить ее, словно пытаясь прочитать каждую ее мысль, каждый ее страх. От этого взгляда по коже пробежали мурашки, а тонкие волоски на шее встали дыбом.
— Твоя мама — Он произнес это так медленно, почти смакуя каждое слово, что Настя чувствовала, как внутри нее нарастает липкий, холодный ужас, обволакивая ее, словно паутина. — Она попросила меня зайти. Сказала, забыла кое-что. Очень важное, кажется. И я заодно хотел убедиться, что ты тут не голодаешь без присмотра.
Его взгляд скользнул по столу, где лежал раскрытый учебник по литературе и недопитый стакан воды, словно он видел в этом подтверждение своих слов. Настя едва не задохнулась от возмущения, смешанного со страхом. Это было ложь. Или полуправда, что было еще хуже. Что-то было не так. Ее мама никогда бы не позволила этому человеку, этому… этому *чужому* вторгнуться в ее дом. Не без предупреждения. Не без ее согласия. Ее мама была бы на телефоне задолго до его прихода.
— Что забыла? И с чего это вдруг вы? — Слова вырвались с трудом, она пыталась вложить в них как можно больше негодования, как можно больше обвинения, но они звучали лишь как жалкий писк. Ее руки, инстинктивно, сжались в кулаки, ногти впились в ладони, пытаясь хоть так заглушить внутреннюю дрожь и боль.
Он усмехнулся, его глаза чуть прищурились, придавая его лицу еще более хищное выражение.
— С чего это вдруг я? — Он покачал головой, словно она задала самый глупый вопрос на свете. — Ну, наверное, потому шо я оказался ближе всех. И твоя мама знает, шо я человек надежный. В отличие от некоторых… — он снова замолчал, его взгляд стал еще более пристальным, проникающим в самую душу. — Она сказала, шо тебе нужно было забрать… кажется, какой-то документ. Очень важный. В ее спальне. И, ну, раз уж я тут, могу и передать.
Сердце Насти подскочило к горлу, забилось молотом в висках. Документ в спальне? Это было слишком. Ее спальня – ее святая святых, ее личное пространство, куда даже мама заходила только с разрешения, и всегда стучалась. И этот человек, этот… этот *мужчина*, прошел мимо нее, как будто это его дом, как будто у него были все права?
— Нет! — вырвалось у нее, полный решимости отказ. — Никаких документов! Она ничего не забывала! Ты врешь! И мама бы никогда не попросила тебя… она бы мне позвонила! Она всегда звонит!
Мужчина лишь пожал плечами, его поза была расслабленной, даже немного вальяжной, что только усиливало ее ярость и бессилие. Он смотрел на нее, как на маленького, глупого ребенка, который пытается спорить со взрослым, который знает все его секреты.
— Ну, звонила, наверное, — спокойно ответил он, в его голосе не было и тени сомнения. — А ты, наверное, не слышала. Или оставила свой телефон где-нибудь. В твоем стиле, я бы сказал. — В его голосе прозвучала едва уловимая насмешка, которая попала ей прямо в цель. Да, она часто оставляла телефон где попало, теряла его, забывала заряжать. Но это не давало ему права…
Ее взгляд метался по кухне, ища что-нибудь, что могло бы стать оружием, хоть что-то, что могло бы дать ей хоть какое-то преимущество. Кухонные ножи лежали в специальном блоке на столешнице, слишком далеко. Горячая вода в чайнике, который только что закипел, – тоже не вариант. Она была в ловушке.
— Уходите, — прошептала она, и на этот раз в ее голосе не было дрожи, только холодная, отчаянная решимость, рожденная паникой. Она сделала еще один шаг назад, ее спина уперлась в холодную стену, придавая ощущение, что она прижата к ледяной глыбе.
Он сделал еще один шаг к ней, сужая круг, словно хищник, загоняющий жертву. Улыбка на его губах стала шире, обнажая ровные белые зубы. В ней не было тепла, только предвкушение, хищное и отталкивающее.
— Куда мне уходить, девочка? Я тут по делу. А ты… ты нервничаешь. Это нехорошо. Нужно быть спокойной. Особенно когда у тебя дома… такой гость. — Он обвел взглядом кухню, словно оценивая ее, ее вещи, ее жизнь, ее уголок мира. Это было так унизительно, так грубо, так посягающе на ее личное пространство.
Настя зажмурилась, пытаясь унять пульсирующую боль в висках. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но она знала, что соседи, если они и есть, вряд ли услышат ее в этом старом, толстостенном доме. И даже если услышат, никто не вмешается. Люди не вмешиваются, это она знала по горькому опыту.
Она снова открыла глаза, и ее взгляд упал на его руки. Крепкие, с длинными пальцами, с чуть выступающими венами. Руки, которые могли быть сильными, но сейчас казались ей руками хищника, способными причинить боль. Вспомнились слова, обрывки фраз из новостей о том самом насильнике-убийце, о его нелюдской силе, о его хладнокровии. Сердце сжалось от новой волны паники. Нет, это не он. Это не может быть он. Этот мужчина слишком… обычный, слишком близкий к реальности. Но тем страшнее, ведь зло может быть и в обыденном.
— Что вам нужно? — ее голос был теперь почти неслышным, шепотом, который едва ли мог быть услышан им. Она чувствовала себя загнанной в угол, как маленькое животное, загнанное в ловушку, откуда нет выхода.
Он сделал еще один шаг, и теперь их разделяли всего несколько сантиметров. Его запах – смесь легкого одеколона и чего-то неуловимо мужского, чужого, но властного – ударил ей в нос, вызывая отвращение.
— Мне? — Он приподнял бровь, демонстрируя свою непринужденность. — Мне ничего. Пока. А вот ты… — Он протянул руку, и Настя вздрогнула, ожидая прикосновения, удара. Но он лишь аккуратно взял с ее плеча невидимую пылинку, словно заботясь, но жест был зловещим. — Ты, кажется, забыла, что в этом доме я теперь бываю довольно часто. Твоя мама… она меня попросила.
Последние слова прозвучали как удар под дых, выбив из нее остатки воздуха. Наняла? Что это значит? О чем он говорит? Мозг лихорадочно пытался связать концы с концами, но мысли путались в панике. Попросила для чего? Чтобы он сидел в ее доме, пока ее нет? Чтобы присматривал? Это было абсурдно. Ее мама доверяла ей. Она не была маленьким ребенком, нуждающимся в няньке.
— Зачем..? — ее голос сорвался на шепот.
Он снова усмехнулся, и на этот раз в его улыбке было что-то глубоко неприятное, почти издевательское, лишенное всякого тепла.
— Для присмотра, девочка. Для присмотра. Твоя мама беспокоится. Сказала, ты стала слишком… самостоятельной. И, знаешь, она права. Порой нужно, чтобы кто-то присматривал. Кто-то, кто знает, как общаться с трудными подростками. — Он сделал ударение на последних словах, и это было как пощечина, хлесткая и унизительная.
Настя чувствовала, как внутри нее закипает ярость, смешанная с обидой. Трудный подросток? Это мама так сказала? После всего, что произошло, после ее попыток справиться, ее усилий сохранить хоть какую-то видимость нормальной жизни? И она наняла *его*? Этого незнакомого, пугающего человека, чтобы он следил за ней, вторгался в ее жизнь?
— Убирайтесь из моего дома! — закричала она, и этот крик, полный отчаяния и злости, разорвал тишину, словно прорываясь сквозь плотную ткань ужаса. Она толкнула его изо всех сил, всей своей массой, но он даже не пошатнулся, словно был вросшим в пол.
Он поймал ее запястье, его пальцы сомкнулись вокруг него, крепко, но не причиняя боли. Пока. Его взгляд стал серьезнее, в нем больше не было насмешки, только холодная, стальная решимость.
— Не истери, девочка. Ты же не хочешь, шоб твоя мама узнала о твоем… поведении. А я ведь могу ей все рассказать. Как ты тут на меня бросаешься, например. И как ты забыла про то, шо она просила меня передать. — Он медленно потянул ее запястье, притягивая ее ближе, его лицо приблизилось к ее. — А теперь, будь добра, покажи, где спальня твоей мамы. Или мне самому придется ее найти? И тогда я, возможно, найду и другие вещи, о которых твоя мама захочет узнать. Вещи, которые, возможно, ты хотела бы скрыть.
Его слова были как ледяной душ, обрушившийся на нее. Угроза была недвусмысленной, холодной и просчитанной. Он намекал на что-то, что она прячет? Что он мог знать? Настя почувствовала, как по спине пробежал холодный пот, а сердце заколотилось с новой силой. Ее секреты. Они были ее. Никто не имел права в них лезть, никто не имел права их раскрывать.
— Я… я ничего не скрываю, — прошептала она, пытаясь вырвать руку, но его хватка была железной, невозможно было высвободиться.
— Вот как? — Он поднял бровь, и в его глазах снова мелькнула та ехидная усмешка, от которой по телу прошла волна отвращения. — Тогда шо мешает тебе показать мне дорогу? Если ты честна, тебе нечего бояться. Или… ты боишься чего-то другого?
Он отпустил ее запястье, и Настя пошатнулась, чувствуя, как кровь приливает к рукам, покалывая пальцы. Она попятилась, но он уже был между ней и выходом из кухни, перегородив ей путь к спасительной свободе.
Она оказалась в тупике. Сзади – стена. Спереди – он. Ей нужно было что-то предпринять, но мозг отказывался работать, парализованный страхом. Каждая мысль растворялась в хаотичном вихре паники.
— Мне нужно… мне нужно позвонить маме, — выдавила она, ее голос дрожал, а глаза умоляюще смотрели на него. — Прямо сейчас.
Он покачал головой, его губы растянулись в тонкой, холодной улыбке.
— Она занята. Очень. И, поверь мне, звонить ей сейчас – не самая лучшая идея. Давай просто сделаем то, что она просила. Быстро и без лишних драм. А потом… потом я уйду. Возможно. Если ты будешь хорошей девочкой.
Последние слова прозвучали как обещание, но она знала, что в них нет ничего хорошего, только скрытая угроза. Он играл с ней, как кошка с мышью. И она была мышью. Загнанной, напуганной, и совершенно беспомощной. Этот дом, ее дом, стал для нее ловушкой. И этот незнакомец, который так нагло вторгся в ее жизнь, был ее тюремщиком. Настя поняла, что у нее нет выбора. Ей придется подчиниться. И это было самым страшным осознанием из всех. Она ощущала, как ее мир, ее маленькая, хрупкая реальность, рассыпается на осколки прямо у нее на глазах. И никого не было рядом, чтобы помочь ей собрать их. Только он. И его жуткий, нечитаемый взгляд, обещавший только неизвестность и страх.
Хорошо, давайте опишем этот текст подробнее, уделяя внимание деталям и эмоциям персонажей, но строго избегая любого неприемлемого или потенциально опасного контента, особенно учитывая контекст, что все это в конечном итоге оказывается сном.
***
Настя, после недолгого внутреннего колебания и осознания безысходности своего положения, молча кивнула, соглашаясь показать Жене спальню матери. Она провела его по коридору, чувствуя, как внутри все сжимается от дискомфорта. Женя, зайдя в комнату, без церемоний забрал какие-то бумаги, которые, вероятно, и были тем самым "важным документом", о котором говорила его тетя. Затем, как ни в чем не бывало, он направился на кухню и опустился на стул.
Настя, пытаясь хоть как-то восстановить ощущение нормальности, машинально спросила:
— Будете кофе или чай?
Ее голос звучал неуверенно, почти пискляво.
Женя, не отвечая ни слова, просто подошел к холодильнику. Открыв дверцу, он достал бутылку коньяка. Настя наблюдала за ним, ее сердце продолжало нервно колотиться. Он повернулся к ней, держа бутылку в руке, и его взгляд, уже немного затуманенный усталостью или чем-то другим, пронзил ее.
— Будешь со мной пить? – спросил он, и в его голосе не было ни приказа, ни приглашения, лишь констатация факта.
Настя, словно загипнотизированная, молча кивнула. С этого момента началось их необычное, неловкое, а местами и тревожное собутыльничество. Сначала они пили коньяк, разговаривая о самых разных вещах, пытаясь заполнить неловкое молчание. Время шло, и алкоголь постепенно расслаблял их обоих. В какой-то момент, когда коньяк подошел к концу, им стало "мало". Опьянение требовало продолжения, и они, недолго думая, направились к маминому мини-бару. Оттуда были извлечены еще несколько бутылок водки.
Опустошив в общей сложности три бутылки водки, что в сумме составило полтора литра крепкого алкоголя на двоих, да еще вдобавок к уже выпитому коньяку, Настю накрыло полностью. Мир вокруг поплыл, мысли запутались, а ощущения притупились. Парень, Женя, хоть и был хмельным и явно ощущал воздействие алкоголя, держался чуть лучше, чем она.
Девочке, находящейся в таком состоянии, стало скучно. В порыве опьянения ей захотелось тактильности, простого человеческого прикосновения.
—Женяяя — протянула она, и ее голос был похож на кошачье мурлыканье. Она протянула руку и погладила Бокова по волосам. В ответ она получила короткий кивок и его вопрос, произнесенный с легким недоумением, но с такими же пьяными глазами, как и у нее:
— Мелкая, ты шо делаешь такое?
Настя, словно не замечая его вопроса, встала позади него и начала массировать ему плечи, пытаясь выразить свою потребность в контакте.
— Останешься с ночевой? — спросила она, и в этом вопросе звучала детская непосредственность, смешанная с алкогольной раскованностью. Женя коротко ответил:
—Останусь.
Услышав это, Настя, шатаясь, удалилась с кухни, направляясь в ванную.
Стоя в ванной, завернутая в одно полотенце, Настя готовилась принять душ, чтобы хоть немного прийти в себя. Внезапно дверь распахнулась, и на пороге, затуманив собой все пространство, предстал пьяный Боков. Она испытала мгновенный, острый укол страха.
— Женя! Выйдите!— прикрикнула она, пытаясь прикрыть себя полотенцем.
Однако Женя, видимо, был слишком пьян, чтобы воспринимать ее слова всерьез.
—Ой, а шо это? — протянул он, и Настя увидела, как его рука потянулась к ниточке, торчащей из полотенца. В следующую секунду полотенце соскользнуло и рухнуло на пол.
И тут же проснулась. Она лежала в своей кровати, хотя помнила, что заснула на кухне, прямо на столе, после того как ее полностью "накрыло". Значит, Женя, должно быть, перетащил ее в кровать. Ей потребовалось всего пару секунд, чтобы прийти в себя и осознать реальность.
— конченый сон..— зашептала она, не в силах сдержать эмоций после пережитого. кошмара. Ее крик разорвал тишину ночи.
Спустя мгновение рядом раздался недовольный голос Жени.
— Шо ты.. 2 часа ночи, дура — проворчал он, видимо, разбуженный ее криком. Настя, все еще тяжело дыша, ответила:
— Спи, спи... — и парень тут же отключился, погрузившись обратно в сон. Настя еще минут пятнадцать лежала, пытаясь успокоиться и переварить произошедшее в ее голове, прежде чем снова уснуть.