Глава 3. Добро пожаловать в Шеол
Французы устроили нам торжественную встречу. С самого утра мы прошли парадным маршем по улицам Марселя. Никто из нас не сомневался, что демонстрация боевого братства России и Франции имела исключительно пропагандистское значение. Но мы всего лишь жертвы случая. По окончании марша нас отменно накормили и дали время подготовиться, ибо на следующий день нас должны были отправить под Верден. Вот и наступает то, что я морально пытался оттянуть, закинуть на дальнюю полку своего сознания, но, оно как громадный чемодан то и дело вываливалось обратно. Пришло время этот чемодан открыть. Ту ночь я не спал. Ранним утром, после речи Лохвицкого мы отправились на наше место дислокации. Через десять часов мы были уже в Вердене. С лёту мы оказались в пекле...
Окопы — полные мокрой грязи, канонада, зарево огня. Это было ужасно, в первом бою я не смог взять себя в руки. Меня накрыла дикая паника. Около двадцати человек было убито за первые сутки. Потом во время затишья я вроде пришёл в себя. На следующее утро меня и Влади́слава отправили доставить суточный пай из обоза. Моя рассеянность и тут меня подставляла. Я не мог прислушиваться к окружающему шуму и конечно не мог понять, что летит ОТ нас, а что НА нас. Но Влади́слав с этим справлялся на отлично. Мы взяли пай и отправились на нашу позицию. Становилось нестерпимо страшно, мы были как на ладони. Апрель, деревья и кусты ещё не покрылись спасительной листвой, поэтому нас было видно со всех сторон.
Я пытался смотреть под ноги, но вдруг товарищ что-то мне крикнул — я сначала даже внимания не обратил, но, когда поднял взгляд на Влади́слава, он уже лежал на сырой земле, и клокоча захлёбывался кровью. Переведя взгляд на небо, я увидел немецкий истребитель. Как я не услышал его?! Как я не услышал, как он изрешетил Влади́слава?!
Я тут же упал на землю и переполз в ближайшую канаву. Но самолёт кажись улетел. Через какое-то время я пополз к позиции. Я тогда ни о чём не мог думать, в голове туман, холодными руками я хватался за камни волоча свою дрожащую тушку. И я даже не понял, как оказался в своём окопе. Антонаш и Вайцех что-то спрашивали, а я был в ступоре. С трудом выдавил из себя, что Влади́слав мёртв. Не помню, как они отреагировали. Позже выяснилось, что каким-то чудом в тыл прорвался немецкий истребитель Гот, именно его мы тогда и встретили...
Потом ещё несколько раз командир пытался заставить меня выполнять какие-то поручения, но я был просто мешком с костями, даже не слышал его, поэтому вскоре от меня отстали, и я несколько суток сидел в углу блиндажа. Я даже думать не мог... Будто само сознание отключилось. А включилось оно только на третий день, когда командир начал меня тормошить с приказом надеть противогаз.
Я взял его в руки и стал мять пальцами странную резину.
"ВСЕМ НАДЕТЬ ПРОТИВОГАЗЫ!!! ЭТО ХЛОР!!!" — эхом мне доносились приказы командира. Кое-как я его надел. Это мало помогло. Лёгкие горели, во рту стояла горечь, а от резины воспалились щёки и подбородок. Через несколько часов начался авианалёт... Наша артиллерия была разгромлена, Антонаш меня привёл в чувства ударом в скулу. Как оказалось, мы одни из немногих выживших. Противник продвигается и поэтому нам приходится отступить. Но хотя бы мы втроём — я, Антонаш и Вайцех. Но только мы ушли от окопа, как тут же на нас посыпались бомбы с хлором. За противогазы уже никто и не думал хвататься. Дым забивается в нос, глаза... кругом зелёный туман... Кашель разрывает бронхи. Рот наполняется железистым привкусом крови. В бреду я уже вижу, как по сожжённому полю ступает всадник на бледной лошади и своей косой пожинает жизни. Каждым взмахом наземь падают тела убегающих солдат. Вайцех хватает меня за шкирку и тащит прямо под эту косу. И вдруг темнота...