
Цена жизни
Последние дни оккупации
Двадцатые числа марта были относительно спокойными. Не так сильно обстреливали. Военные все ещё катались по дорогам, шли бои в пригороде Киева. Ирпень, Гостомель, Стоянка стали горячими точками. Я все так же был в Бабинцах, Бучанский район. Помню шел к озеру , которое напротив дома моего друга. Мы сидели на бревне поваленного дерева и о чем то разговаривали, диалог не помню. Помню лишь картинку. Небольшие тучи на небе, вдали столбы дыма, четкий запах горелого и водная гладь. Спокойная и безмятежная гладь. Мы разговарвали и над нами резко просвистела ракета. Было привычное дело, когда ракеты летели в сторону Житомира или Киева.
Как раз в последних числах марта русские обосновались в семиста метрах от моего дома. На повороте у выезда из села. Они заняли дом из которого уехали люди. Жёлтый, двухэтажный частный дом с панельным забором. Загнали туда БМП, в летней кухне сделали склад топлива и боеприпасов. На дороге стояли огромные такие мешки, честно, не знаю как они называются, мешки с гравием, щебнем и песком. Я стоял у края грунтовки где встретил мужика на Волге. Наблюдал за блокпостом, смотрел как суетятся солдаты, разворачивают ПТУРы, как заезжает техника к ним на позиции. Один из солдат подозвал меня рукой с криком.
— Э, парень, сюда давай иди! Чё смотришь?!
Я начал с опаской идти к этому солдату, боялся я немного, вдруг ещё выстрелят. Он шел мне на встречу и когда мы поровнялись, то передомной встал парень. Он был одет в пиксельную российскую форму, видно только карие глаза, под глазами много веснушек и мешки, остальная часть лица скрыта черным бафом, балаклавой, из под черной шапки торчали светло-черные волосы. Он начал говорить со мной.
— Ты чего стал там, смотришь? Диверсант, что ли?
— Да нет, вы неправильно поняли, боюсь я людей в форме после кадыровцев. Страшно, вдруг ещё стрелять начнёте., Я с опаской говорил эти слова, что бы никак не провоцировать военного.
— Та кадыровцы пидорасы, они и нас щимят, считают себя "лучшими среди всех". Паспорт можно твой?
Я протянул ему свой паспорт и ответил.
— В смысле щимят?
Солдат рассматривая паспорт, фото а потом меня отвечал.
— Да забирают все, еду, сигареты, спички. Каски у нас забрали хорошие, ходим вот, в общевойсковых., Он положил руку на каску висящую на карабине, на поясе.
— Да уж, печально. Вы извините, что так подозрительно выглядел, не хотел вас беспокоить.
— Да чё ты на "вы", я не намного старше тебя, мне всего то двадцать один., Солдат снял балаклаву и улыбнулся. Радион меня зовут. А ты..., он замялся.
— Данил. Или Даня. Как вам удобнее так и называйте.
— Вот и славно, Даня, а то не могу прочитать, Данило написано, не понимаю как назвать., Он рассмеялся.
— Ну такое вот имя, если в русской форме, то я Данила был бы в паспорте., Я тоже улыбаясь ответил.
— Данила... Ну будешь Даня, короче и удобнее. Тебе может дать чего? Еда дома есть? Спички там, одежда теплая?
— Да есть одежда, а вот еды маловато., ответил я.
— Куришь?, коротко спросил солдат.
— Курю. И батя курит.
— Дам тебе пачку сигарет щас и еды. Ты иди за мной, я щас с командиром перетру.
Я кивнул и двинул за Радиком. На улице стояла солнечная погода и лучи солнца словно умывали меня и играли в сальных волосах. На ветвях деревьев так же играл солнечный свет заката. Мы подошли к двухэтажному дому и Радион дал мне сигарету и спички.
— Подожди здесь пару минут, щас с ребятами тебе насыпем чего нибудь.
— Хорошо!
Я закурил сигарету без фильтра. На бумажке сигареты было написано "Астра". Сизый дым расплывался в воздухе и аромат табака заставил закурить ещё и солдата, который стоял рядом со мной. Рыжая борода, голубые глаза, широкие штаны, видимо на пару размеров больше заправленные в черные берцы, на голове каска с тактическими очками в чехле, автомат висел на шее и солдат сложил на него руки. Мы стояли в молчании и курили просто наслаждаясь тишиной. Выбежал Радик с пакетом и какой то зелёной коробкой, из-за длительного стресса у меня ухудшилось зрение и я не мог понять, что он несёт в руках. Когда он подошёл ближе и сказал.
— Так, быстрее открывай рюкзак, я тебе сухой паёк свой отдам, пока командир не видит.
Я открыл рюкзак, впихнул туда паёк. Солдат дал мне пакет в котором были макароны, крупы, картошка и четыре пачки сигарет "Астра". Я чуть ли не кланяясь говорил ему спасибо. Мы с ним ещё поговорили, я спросил почему он подписал контракт и приехал сюда. Он мне объяснил, что его мать сейчас с онкологией в тяжёлом состоянии и ему нужны деньги, что бы оплатить лучшую больницу в Москве. Да, сам он был из Москвы. Я сказал, что это очень смелое решение, подписать контракт и уехать в другую страну под пули.
Вернувшись домой я позвал маму и батю посмотреть, что я добыл. Я выложил на стол паёк, крупы, макароны, картошку и сигареты. Так же на дне лежали спички. Обычные и ветроводоустойчивые из пайка. Мама с батей меня похвалили. Я гордился собой, что помогаю им как могу и чем могу. Вечером при свечках мы принялись кушать все те же вкусные холодные макароны с мясом и паёк. Тогда мы съели галеты и тефтели с горошком.
Знаете, когда ничего не ешь кроме сухарей с плесенью, макарон и мяса, то даже еда из рук нападчиков стает самым ценным. Это был самый богатый ужин за последние 20 дней.
Секунды превращались в часы, а часы в дни. Я никуда не выходил, потому что не было нужды. Я читал книгу и играл на гитаре, но было скучно. Я хотел где то побродить. Собрался и вышел из дома.
Идя в Бородянку в надежде найти, чего нибудь нового я шел по старобородянской страссе. В кюветах лежат трупы, но один из трупов мне показался до боли знакомым. Я свернул в кювет. Шапка на голове, черная балаклава, каска на поясе. Веснушки... Очень знакомые веснушки. Я стянул балаклаву с лица солдата - это был Радион. Ещё позавчера мы с ним говорили о его жизни и его матери, а сейчас он тут. Лежит бездыханный в кювете. Тело обмякло и похолодело. Я натянул ему обратно балаклаву, встал и пошел дальше. Я испытывал к нему сострадание, хоть он и приехал в мою страну с оружием в руках, но мы все люди. На моём пути была свалка. Проходя мимо нее, я услышал "выход" из миномёта. Я прыгаю в кювет и слышу сзади себя очень громкий взрыв. Взрыв который навсегда отпечатался в моей голове страшным звуком, словно кричат сотни людей немыслимо громким криком. Тогда у меня было в голове одно слово "Жить!" И как только я упал в кювет я почувствовал пронзающую боль в ноге. Судорожно переворачиваю ногу и вижу как из нее течет кровь. Попал осколок от мины. Я смотрел в разные стороны, что бы найти палочки и достать осколок. Я нашел палочку, лещина. Хорошее, твердое дерево и веточки такие же. Я переломал веточку на две части и сделал импровизированный пинцет. Я начал совать палку к осколку, дикая боль, словно ногу пронзают сотнями иголок каждые две секунды, боль пульсировала из-за чего было тяжело сконцентрироваться, но я смог. Я достал часть осколка, вторая часть осталась в ноге, но я не мог его достать(позже, в Чехии, после деокупации Бучи, я втайне от родителей поехал в больницу и там мне вытянули остатки осколков). Я снял футболку, которая была под свитером. Оторвал нижнюю часть футболки и перемотал себе ногу, развернулся и пошел домой. Маме я ничего не сказал. Обработал рану перекисью и продолжал через боль ходить как ходил.
С тридцатого марта на первое апреля Россия начала вывод войск из оккупированных сел и городов киевской области. Я естественно дома не сидел, пошел к Андрею. Предложил ему пройтись по позициям оставленными русскими военными. Мы шли в лесок, что был на пути к тому месту где прилетела мина. Мы шли и просто болтали, радовались, что наконец то это закончилось, что поедем в Киев и поедим свежего хлеба и покурим сигареты с капсулой, покушаем шаурмы и просто продолжим нормально жить, восстановимся на плаванье и будем жить как жили. Дойдя до траншей мы начали по ним лазить, искать еду, сигареты, вещи. Нашли патроны, большие такие, для крупнокалиберного пулемета. Нашли белые ленты и моток Георгиевской ленты. Недалеко от окопов и землянок стояла БМП-2. Зелёная, с затертой краской, большой буквой "V" на дверях, где садиться десант. Двери были чуть приоткрыты. Андрей захотел полезть во внутрь, меня насторожило, что дверь была немного приоткрыта. Читая о второй мировой, я помнил, что советские и немецкие воины иногда при отступлении минировали танки и машины, а так же позиции. Мы осторожно пробирались, ступая след в след друг друга.
— Дань, я в танк, может там автоматы и сухпайки!
— Андрюх, не лезь, вдруг она заминирована.
— Ну не будут они ж свою технику минировать.
— Не лезь, прошу. Оставь затею. Я вот чай нашел.
Я зашёл в очередную траншею, пройдя дальше там был блиндаж, в котором стоял стол, стул из ящиков для патронов. На столе стояла банка из под тушёнки, в ней лежал чайный пакетик. Рядом со столом валялся тубус от РПГ и чехол от каски. На полке лежала сама каска. Я вышел из блиндажа и вижу как Андрей открывает дверь БМП.
— АНДРЕЙ, НЕ СМЕЙ, НЕ ОТК....
Раздался взрыв. Я упал на землю. Поднялся уже когда начали капать капли крови. Я посмотрел на БМП, Андрея как и не было. В радиусе 30 метров лежали ошмётки одежды, тела, мозгов. На моих глазах разорвало моего друга. Всего 30 минут назад мы мечтали о теплом и свежем хлебе, а сейчас его нет. Они убили его, заминировали. Я не осмелился лично сказать его матери. Я написал на листке: "Вашего Андрея больше нет. Простите, я не смог его уберечь. Он взорвался на мине." Я не был на похоронах, во-первых, мне было стадно перед его родителями, во-вторых, я был за границей. Его собирали по кусочкам. Я до сих пор помню как мои руки были в крови, а мой животный крик, которого не было слышно, он застрял в моей глотке тяжёлым комом. Я просто смотрел на кровавое месиво, на оторванные части тела лежавшие всюду. Мне очень стыдно. Стыдно, что я не отговорил, что не удержал тогда. Что повел его в то место. Об этой истории знает мало людей из моего круга общения. По сути, я убил человека.
Первого апреля мы выехали в Киев.
Я молча смотрел на людей, а люди на меня как на сумасшедшего. Сальные волосы, худое лицо слегка в саже. Серый бушлат в черных пятнах от грязи и пепла, который сыпался. Красные, маленькие капли от крови Андрея. Камуфляжные спортивные штаны заправленные в зелёные берцы. Люди жили жизнь, другую но жили. Помню как я пошел в магазин, я очень хотел курить и хлеба. Во внутреннем кармане бушлата у меня лежали отстатки денег, сто пятьдесят гривен. Я взял буханку хлеба и пошел на кассу. Заикаясь и трясясь от громкой музыки я обратился к кассиру.
— Х-хлеб и-и-и на остаток п-пачку с-с-сигарет, п-пожалуйста.
— А чего на русском говорите?
Я глазами-пятками посмотрел на нее и слезы потекли по моим глазам. Вымывая на лице в саже белые дорожки.
— Пачку ц-цыгарок, будь-ласка.
Я не хотел скандалить ни с кем, выйдя из магазина я просто сел возле здания на бардюр и молча курил сигарету жуя хлеб. Люди сторонились нас, людей которые выехали. Напротив меня сидел такой же парень. Лицо черное, руки побитые и черные, грязная одежда, на руке как и у меня белая повязка.
Я протянул ему сигарету, он взял и молча кивнул. Мы оба принимали тот факт, что слова излишни. Мы смотрели друг на друга широко открытыми глазами.
Такова моя история, конечно, я написал не все события, а только самые яркие. История, которая для вас кажется, возможно, ужасом, но для меня и десятка тысяч людей это привычная уже среда обитания. От того времени не отмыться, не вычеркнуть воспомнииная из головы. Шрамы затянуться, что-то будет забываться, но не это время. Эти события навечно в моей голове и я никому не желаю такое пережить. Цените свою жизнь, цените родных и близких. Живите моментом, живите себе в радость. Радуйтесь жизни! Удачи, друзья!