3. Точка (не)возврата
Октябрь 1962 года.
0.
Поезда... Сердце бьется в такт проходящему мимо составу. Сердце так же быстро бьется, уносится прочь, хоть куда-нибудь... мимо...
Мимо.
Уличные фонари погасли не так давно, и вот уже разгорается новый. Солнце. Кажется, будто оно тоже светит куда-то далеко, куда-то мимо меня, своими чудовищными лучами огибая мое тело, но не дотрагиваясь до него.
Брошена.
Еле волочу ноги. Я сегодня не спала. Не спала вчера, и не буду спать завтра. Зачем? Зачем погружаться в мир собственных кошмаров, если их хватает в реальности?
Поезд отчего-то резко зажигает фары и ослепляет меня. Свет. Я рефлекторно выдергиваю руку из кармана, и следом за ней выпрыгивает монета. Последняя. И исчезает где-то в темноте. И исчезает где-то в Нигде. Я не успеваю ее поймать, и не пытаюсь отыскать в пропасти. Где-то раздается вой паровоза, и я испуганно мчусь от рельс в безопасное место.
И удовлетворенно выдыхаю: все в порядке. У меня больше нет денег, но самое дорогое я упорно держу во втором кармане. Билет. В один конец. И если бы на край света, но нет. На другой берег пропасти.
Достаю аккуратно сложенный листок бумаги и разворачиваю дрожащими пальцами.
"Энджел Марлетт (губы пересыхают, когда я шепчу ими собственное имя). Мэдисон - Милуоки. Вагон номер 15..."
Дальше мои глаза не хотят опускаться. Воспоминания выталкивают меня из реальности, но я продолжаю впиваться ногтями в билет.
1.
- Энджел, милая, иди по дороге, прошу тебя. Посмотри, какая ты грязнуля! - мама подскочила со скамьи, оставив на ней "Джейн Эйр", раскрытую на середине, схватила меня (семилетнюю версию меня) и начала заботливо отряхивать.
- Этому платьицу мало что поможет, Джули, - рассмеялся папа, - а вам, юная мисс Марнетт, следует вести себя так, как полагается леди. И думаю, вы не будете против моего экипажа, - отцовские руки подхватили меня, и уже спустя мгновение я сидела у него на плече, заливаясь смехом и вбирая в себя улыбки, хлещущие меня по лицу со всех сторон.
2.
- Сегодня мы провожаем в последний путь замечательного человека по имени Джордж Марнетт. Мы помним его как любящего супруга, заботливого отца и верного друга...
Мое внимание не могло сосредоточиться на речи священника, поэтому я опустила взгляд и всмотрелась в собственные скрещенные пальцы. Точная копия маминых. "Ты так быстро выросла", - плакала она в день моего пятнадцатилетия, закалывая волосы на похороны отца...
Я оглянулась и увидела ее стоящую рядом. Сгорбленную, замкнутую в черный клубок платья и шали. Тогда она казалась даже меньше, чем я.
3.
- Джулия Марнетт. Сорок три года. Пропала без вести две недели назад. Верно? - гудит монотонный голос дежурного следователя. Я больше не могу на него реагировать. Меня бьют злость и усталость. И отчаяние. Уже две недели я живу на грани сумасшествия и сплю не более трех часов в сутки. Но нахожу в себе силы кивнуть.
- Ваши данные?
- Я все это заполняла неделю назад.
- Вы хотите найти вашу мать, мисс Марнетт? Тогда заполняйте анкету, - прорычал следователь.
- Энджел Марнетт. Не замужем. Двадцать один год...
4.
- Алло? - звонок раздается рано утром, и я мечусь по своей пыльной каморке, зажимая между плечом и ухом еле дышащий телефон.
- Энджел Марнетт? - голос в трубке тоже кажется взволнованным.
- Да?
- Окружная полиция Милуоки. Мы нашли вашу мать... - щелчок раздается в моей голове.
- Что?
- Джулия Марнетт, которая пропала без вести два года назад... Было найдено ее тело. Вернее, мы думаем, что это она. Опознать невозможно, но рядом с трупом был найден паспорт на имя Джулии Марнетт...
Я не дослушиваю собеседника, бросаю трубку, и, натянув первую попавшую под руку одежду, выбегаю из дома.
Бегу через дорогу и легковой автомобиль едва ли с чудовищем скрипом успевает сбить меня с ног. Мгновенная темнота, но вскоре зрение приходит в норму. Вокруг собирается взволнованная толпа, но я стараюсь ее игнорировать. Поднимаюсь на ноги и снова бегу...
0.
Я возвращаюсь в реальность и оглядываюсь. Вокруг по-прежнему толпятся люди, они тоже взволнованы, но не моим худым и серым полутрупом, а чем-то другим. Прибывают поезда. Что может быть волнительнее?
Я пробираюсь к своему вагону, сжимая в ладони билет, словно святой Грааль. Мое единственное спасение. Кондуктор с долей сочувствия и каплей презрения обводит меня взглядом и указывает рукой в сторону сдвоенного сидения.
Мне бы хотелось сесть у окна, чтобы видеть, куда меня увозит надежда, но все эти сиденья заняты. Поэтому сажусь на место рядом с женщиной, которая, кажется, всем своим существом погруженной в "Джейн Эйр". Так даже лучше. Пускай меня не замечают.
Поезд трогается с места и я, слегка откинувшись на сидении, закрываю глаза и почти засыпаю под стук колес. Но спустя несколько минут пробуждаюсь. Чувствую чье-то прикосновение и настойчивый взгляд. Боюсь открыть глаза, но все же делаю это.
Я вижу лицо.
Лицо, увенчанное морщинами, и на котором сияют два столь знакомых мне глаза, из которых льются столь незнакомые слезы.
- Мама? - одними губами спрашиваю я и подношу руку к лицу. Женщина вздрагивает, и "Джейн Эйр", дочитанная до середины, падает на пол.
Поезд грохочет колесами. Как и мое сердце.
- Ты жива? Но как... - слова застревают у меня в горле. А вскоре подкатывают ненавистные слезы.
- Нет, милая Энджел, нет, - шепчет она, - ты... я... мы не смогли справиться. Милая моя девочка, ты тоже мертва...
Как и все мы.