Начало войны
Утро в Альтхейве было, как всегда, будто из глянцевой открытки: ровный свет скользил по безупречным фасадам, садовники уже подстригали кусты, а с улицы доносился запах свежего хлеба из пекарни на углу. Всё было на своих местах — аккуратно, контролируемо, предсказуемо.
Но внутри Адель — всё бурлило. События прошедшей ночи её как не отпускали:
Гонка.
Сирены.
Эйден.
Мотоцикл.
То, как он молча отвёз её к дому Лив.
И как... знал, куда ехать.
Она проснулась раньше обычного, с ощущением тревожного жара под кожей. За окном — утро. А в ней — вопросы. И одно неожиданное, почти странное желание.Она оделась просто — в серую кофту оверсайз, светлые джинсы, белые кроссовки. Волосы собрала в легкий хвост, без макияжа.
Накинула легкий рюкзак, положила туда блокнот, пару карандашей и телефон.
Когда Лив спросила во время завтрака:
— Куда ты собралась в такую рань?
Адель пожала плечами и сказала без особой важности:
— Есть одно место в Грейбарне. Мой любимый маленький магазинчик. Там продаются старые книги и крутые штуки для рисования.Я давно там не была, и хочу съездить.
Лив выпучила глаза:
— В Грейбарн? Добровольно? После вчерашнего? Ты точно в порядке?
— Я просто хочу купить пару скетчбуков, — сказала Адель. — И возможно... подышать чем-то настоящим.
— М-м, настоящим, говоришь, — пробурчала Лив, скептически поджав губы. — Ладно, но если ты не отпишешь мне к обеду — я вызываю поисковый отряд.
Адель улыбнулась и вышла.
Через полчаса она уже ехала в такси по дороге, ведущей вниз — в сторону Грейбарна. Город начинал меняться на глазах: от гладких стеклянных фасадов — к кирпичным стенам, от газонов — к потрескавшемуся асфальту. Но в этом было что-то... настоящее.
Она вышла на одной из тихих улиц. Люди здесь ходили медленно, в одежде попроще, но в глазах — жизнь. Слева виднелась автомастерская, из которой доносился запах масла, дальше — закусочная, у которой курили трое подростков, и наконец, между двумя лавками... тот самый магазин.
Небольшая витрина, выцветшая вывеска
"Книга & Карандаш", на двери — колокольчик.
Адель толкнула дверь. Прозвенело.
Внутри — тишина, полки до потолка, стопки книг, ящики с карандашами, красками, кисточками, старыми открытками. Воздух пах пыльной бумагой, чернилами и древесиной.
Она сделала шаг внутрь и вдруг ощутила, как напряжение спало. Здесь было уютно. Здесь не было гонок, сирен, взглядов. Только она и мир страниц и линий.
"Иногда странные места дают больше покоя, чем родные улицы." — подумала она, взяв в руки альбом с мягкой обложкой.
Адель медленно бродила между стеллажами, касаясь пальцами обложек книг и упаковок с карандашами. Здесь всё было небрежно, по-домашнему — не как в блестящих бутиках Альтхейва. На полках стояли старые альбомы, деревянные коробочки с пастелью, акварель в металлических банках. На витрине лежали тонкие ручки с резными корпусами, а в углу пылилась стопка журналов по архитектуре 90-х.
Она выбрала себе скетчбук на плотной крафтовой бумаге, набор мягких карандашей для набросков и маленькую коробку акварели, на которой была нарисована заснеженная церковь. Всё простое, но... живое.
Когда она подошла к кассе, в магазине никого больше не было — только одна девочка, лет одиннадцати. Худенькая, в поношенной куртке, с растрёпанными волосами. В руках она держала книжку с рисунками волков, набор красок и небольшую упаковку бумаги.Глаза у неё были большие, карие, с настороженным вниманием. Она стояла у прилавка, пересчитывая монеты в ладони, хмурясь.
— Прости, солнышко, — тихо сказала кассирша. — Тебе не хватает. Краски или бумагу придётся отложить.
Девочка сжала губы, не плача, но внутри было видно — ей очень хотелось всё. Пальцы крепко вцепились в краски, как будто она была готова обменять на них весь остальной мир.
Адель смотрела на неё секунду, потом шагнула вперёд:
— Я заплачу за неё, — мягко сказала она, выкладывая свои покупки на стойку. — Это будет маленький подарок от меня.
Девочка резко обернулась, удивлённо вскинула голову:
— Правда? — прошептала она. — Но зачем?
— Потому что иногда просто хочется сделать кому-то приятно, — улыбнулась Адель. — И... мне кажется, ты талантливая.
Девочка молчала, потом вдруг бросилась к ней и обняла. Сильно, по-настоящему.
Адель замерла, а потом аккуратно положила руки ей на спину.
— Спасибо, — прошептала девочка. — Ты... пахнешь малиной.
Адель улыбнулась, слегка удивлённая:
— Правда?
— Угу, — кивнула та, потом резко отступила, взяла краски и книжку, крепко прижав к груди.— Мне пора! — сказала она и, не дожидаясь ответа, выбежала за дверь, а колокольчик над ней звякнул одиноким звуком.
Адель проводила её взглядом, всё ещё с лёгким трепетом внутри. Она даже не знала, что только что обняла Тессу — младшую сестру Эйдена.
Тесса бежала по улицам Грейбарна, держа в руках краски и книжку с волками, прижав всё это к груди, будто боялась, что у неё отнимут. Щёки пылали от мороза и эмоций, в волосах запутался ветер, а на губах сияла настоящая, детская, бесконечно счастливая улыбка.Она взлетела по лестнице на третий этаж старого подъезда, чуть не споткнувшись, и с силой распахнула дверь квартиры:
— Эйден! — закричала она с порога. — Эйден, ты не поверишь!
Он сидел в кресле в старой футболке, перебирая какие-то бумаги и чертежи деталей для байка, с сигаретой в зубах. Услышав её голос, сразу поднял голову:
— Что случилось?
Тесса влетела в комнату, сияющая, и положила покупки прямо на стол перед ним:
— Смотри! Она купила мне это! Всё! Краски, книжку, бумагу — всё, что я хотела! Просто так! Потому что я ей понравилась!
Эйден нахмурился, глядя на вещи:
— Кто?
Тесса, всё ещё чуть запыхавшаяся, села напротив, обхватила руками колени и, словно раскрывая великую тайну, прошептала:
— Та девочка. Та, о которой ты говорил мне. Я сразу поняла — что это она. От неё пахло малиной, точно так же, как от тебя, когда ты вернулся после гонки.
Эйден слегка напрягся, сжал сигарету пальцами:
— Ты уверена?
— На все сто! Она была такая красивая... и добрая. Но не наигранно, как у нас тут некоторые. По-настоящему.Она даже не ждала от меня благодарности. Просто улыбалась.И знаешь что? — Она ткнула пальцем в его грудь. — Не смей её обижать! Я видела её глаза. Она хорошая. Не такая — как твои подружки. Не делай ей больно, ясно?
Эйден долго молчал. Потом откинулся в кресле, уставившись в потолок. На лице — никакой усмешки, только тень мыслей, слишком тяжёлых для его возраста:
— Прости, солнце... — сказал он глухо. — Но у меня свои планы на неё.
Тесса встала, скрестила руки на груди, обиженно посмотрела на него:
— Тогда ты дурак, — тихо сказала она. — Потому что, в первый раз, за долгое время, в твоей жизни появился кто-то хороший — и ты хочешь испортить всё это своими же руками...
И ушла в свою комнату, захлопнув дверь.
А Эйден остался сидеть в кресле.В комнате пахло бумагой, пылью, и вдруг — малиной, будто её дух всё ещё витал в воздухе.Он глубоко затянулся и прошептал:
— Слишком поздно. Месть для меня важнее.
Солнечный полдень медленно растекался по мраморным полам дома Ренвудов. В окнах играли отблески, сад выглядел спокойно и безмятежно — будто не знал, что одна из его обитательниц только что вернулась из самого сердца Грейбарна.
Адель закрыла входную дверь как можно тише, но всё равно услышала, как с верхнего этажа послышались шаги:
— Адель? — голос Стефана, хриплый, после сна.
Он спустился по лестнице в чёрной футболке и спортивных штанах, растрёпанный, с чашкой кофе в руке. Его глаза прищурились, как у охотника, привыкшего замечать детали:
— Как посидели у Лив? — спросил он, прислонившись к перилам. — Ты же у неё оставалась сегодня , да?
Адель кивнула, с привычной лёгкой улыбкой:
— Супер. Болтали до двух ночи, потом заказали пиццу, смеялись. И смотрели фильмы. Ужасно поздно легли.
— Хм, — сказал Стефан, не двигаясь, — "слишком много деталей" — подумал он, но виду не подал. — Ну, хорошо. Главное — что всё спокойно.
— Угу, — ответила она и направилась к себе.
Стеф смотрел ей вслед ещё секунду. Потом пожал плечами и ушёл на кухню.
Адель же поднялась по лестнице, зашла в свою комнату, закрыла за собой дверь и тут же достала телефон.
Открыла чат с Лив и быстро написала:
«Я дома. Всё нормально. Никто,ничего не заподозрил. Напишу позже»
Ответ пришёл сразу:
«Слава богу. Я чуть с ума не сошла. И да — ты ненормальная, но я тобой горжусь»
Адель улыбнулась, убрала телефон на тумбочку и опустилась на кровать.
"Я вернулась. Всё как прежде. Только внутри — уже нет."
Вечер в доме Ренвудов был, как всегда, безупречно тихим — до странности. Но Адель чувствовала, как в этой тишине что-то напряжено. Воздух был натянут, как струна, и каждая деталь — звук шагов по мрамору, цоканье часов в холле, щёлчок кофейной машины — звучали громче обычного.
Она сидела у себя в комнате с блокнотом на коленях, делая набросок старого здания, которое видела в Грейбарне, когда вдруг услышала глухой стук ящика, затем скрип входной двери шкафа внизу. Поднявшись, она вышла из комнаты и медленно спустилась по лестнице.
В холле стоял Стефан. Уже одетый: тёмные джинсы, чёрная футболка, кожаная куртка. Он вытаскивал из ящика перчатки и наспех проверял содержимое небольшого рюкзака.
Его движения были резкими, сосредоточенными.
— Ты снова туда? — вдруг спросила Адель, остановившись на середине лестницы. Голос был тихий, но в нём звенело разочарование. — Опять?
Стефан резко обернулся, бросил на неё взгляд:
— Что?
— Ты снова едешь туда. На эти чертовы гонки. В Грейбарн. Я же вижу, Стеф, — прошептала она. — Сколько можно? Это опасно. Ты... Ты всё чаще исчезаешь..
Он помолчал пару секунд, затем выпрямился, его лицо стало жёстким:
— Не лезь в мои дела, Адель. Это не твои проблемы.
— Я волнуюсь за тебя! — шагнула она вниз, ближе. — Почему ты не слышишь меня? Это опасно!!!! Стефан хватит в это ввязываться!!
Стефан сжал кулаки, голос стал резким, почти крик:
— Отстань, Адель! Хватит! Ты ничего в этом не понимаешь . Не лезь туда, куда не следует. Это не твой мир.
— А я? — вырвалось у неё. — Я не имею права знать, где мой брат пропадает каждую ночь? Ты же можешь просто, в один день не вернуться домой.. и все!!!! Я же волнуюсь, Стеф!!!
Он посмотрел на неё. Его глаза — усталые, напряжённые. Но в них не было нежности. Только стена:
— Ты имеешь право только на то, чтобы оставаться в безопасности. И не лезть в мои дела. Всё, Адель. Отвали от меня.
Он резко развернулся, шагнул к двери, рванул её, и вышел, хлопнув так, что стеклянные подвески на люстре дрогнули.
Адель осталась стоять одна. На мраморе холла, босая, в свитере.
"И это был мой брат. Когда-то — мой герой. А теперь — чужой человек, исчезающий в ночи."
Сквозь сумрак ночи Грейбарн снова оживал: клубился дым от выхлопов, звучал низкий гул моторов, и неоновые огни отражались в лужах, как в глазах хищников. На заброшенной парковке у старого ангара уже собирались гонщики — кто-то настраивал байк, кто-то спорил о ставках, кто-то просто курил, ожидая зрелища. Но в воздухе чувствовалось: сегодня что-то не так.
Стефан подъехал резко, без лишнего шума. Его байк плавно встал на край площадки, и он сразу осмотрел территорию. Грим не должен был быть здесь. Сегодня — гонки для «новичков», без больших ставок и без его уровня.
Но... он увидел его.
Эйден.
Стоял у своего байка, не в шлеме, в чёрной куртке, руки в карманах, будто просто наблюдал. Его татуировки поблёскивали под светом уличной лампы, а взгляд был ленивым, но хищным. Он сразу заметил Стефана. И, как только их взгляды встретились, ухмыльнулся. Медленно, с лёгким наклоном головы — будто знал, что сейчас будет играть с огнём.Он двинулся к нему. Легко, расслабленно. Словно это была просто прогулка по району:
— О-о-о, Айс собственной персоной, — протянул Эйден, приближаясь. — Но без своей сестрички? Как так? Мне уже начало казаться, что ты теперь её будешь таскать с собой.
Стефан напрягся. Взгляд стал ледяным:
— Осторожнее со словами, Грим.
— Да брось, — продолжал Эйден, не сбавляя хода. — Кстаааати, она у тебя ничего такая. Светлая и нежная. Прям мамина принцесса. Я бы с превеликим удовольствием прокатил её на своём байке.
Он сделал паузу, оскалился, и уже шепнул с ядом, но так, чтобы все рядом услышали:
— А потом бы трахнул её у себя в гараже.Жестко и до мурашек на теле.
На секунду время замерло.Те, кто был рядом, замолкли. Кто-то сделал шаг назад. Все знали — вот оно. Перешёл черту.
Стефан вскипел мгновенно.
Без предупреждения. Без слов. Его кулак сорвался с такой яростью, что удар пришёлся точно в челюсть Эйдену, со звуком, будто что-то треснуло.
Толпа зашумела. Байки завизжали от резкого старта где-то сбоку.
Эйден отшатнулся, но не упал. Провёл рукой по губе — кровь. И... улыбнулся:
— Вот это да, братик заступился за свою сестрёнку...
Кулак Стефана горел. Он стоял прямо перед Эйденом, глаза налиты кровью, грудь тяжело вздымалась. Вокруг — тишина, натянутая как проволока. Все понимали: один неверный жест — и начнётся мясо:
— Слушай меня внимательно, ублюдок, — прошипел Стефан сквозь зубы. — Ещё раз скажешь что-то о ней — хоть слово — и я тебя закопаю здесь. Сам — голыми руками. Ты меня понял? Даже если ты король в этом гнилом районе, ты сдохнешь, если хоть пальцем к ней прикоснёшься.
Эйден не отступал. На лице — хищная ухмылка, в глазах — чистый вызов:
— Ты боишься, Стеф, потому что она тянется ко мне. Видел, как она смотрела?
Он наклонился ближе, голос стал почти шёпотом, но таким, чтобы каждый рядом всё слышал:
— Да она сама ко мне в койку прыгнет, чувак. Просто подожди немного. Уверяю, мне даже делать ничего придется. Она влюбится в меня и раздвинет свои шикарные ножки..
Стефан вздрогнул.
Ещё один шаг — и он врежет снова, жёстче, но рядом уже появились Рэй и Флинт, встали рядом с ним, без слов. Сдерживая:
— Он не стоит срока, Стеф, — пробурчал Рэй.
— Не ведись. Он этого и хочет, — добавил Флинт.
Стефан отступил на шаг, дыша тяжело. Но в глазах его теперь был не гнев. Яд. Холодный, собранный. Он не забыл. Просто запомнил.
А Эйден откинул голову и, смеясь, ушёл в сторону, к своим. Кэсс и Джаро уже ждали его у мотоциклов, переглядываясь:
— Ну и? — спросил Кэсс, — Стоило оно того?
Эйден вытер кровь с губы тыльной стороной ладони и усмехнулся:
— Я же вам говорил. Она — его слабое место.
Он бросил взгляд через плечо на Стефана, который всё ещё стоял в напряжении:
— Теперь он начнёт переживать за нее. А я начну активно действовать — и добью его.
Их байки снова завыли, когда они исчезли в темноте.А на площадке остался Стефан, с пульсирующей веной на виске и взглядом, полным всё ещё не высказанной ярости.
Поздняя ночь. Альтхейв дышал ровно, тихо, как всегда — спальный фасад благополучия, за которым, как часто бывает, прятались трещины. Дворцы под охраной, белые фасады, ровные живые изгороди. Всё выглядело идеально. Но внутри одного дома за тяжёлыми дверями идеальность давно пошатнулась.
Стефан, вымотанный, покрытый потом и пылью после гонки, вернулся ближе к полуночи. Победа на трассе не принесла облегчения. Напротив — внутри всё только сильнее гудело. Гнев, сжатый в груди, рвал на части. Он хотел выбить Эйдена, унизить, поставить на место. Он это сделал. Но теперь знал: этот хищник не отступит. Не теперь, когда почуял слабое звено.
Он бросил шлем у порога, прошёл через тёмный холл, по привычке стараясь не шуметь, и поднялся по лестнице. Света не было — только мягкое освещение от фонаря с улицы пробивалось через окна.
Он остановился перед дверью Адель.
Открыл её медленно, на выдохе. Заглянул.
Она спала. На боку, лицом к окну. Под белым одеялом, в тонкой майке, с растрёпанными волосами. Ресницы дрожали во сне. Но главное — её глаза были покрасневшими.Даже во сне на лице осталась тень боли. Следы слёз.
Он подошёл ближе.На тумбочке стоял стакан воды, рядом — телефон и её блокнот. Обложка смята.В углу виднелась скомканная салфетка. В подушке — свежие следы влаги.
Стефан опустился на край кровати. Рука скользнула по её локтю, осторожно, будто он боялся разбудить хрупкую, уставшую душу.
"Господи... Я же ей столько дерьма наговорил."
Он вспомнил, как наорал на неё. Это было очень грубо и жёстко. Говорил, что она не понимает. Что лезет не туда. Оттолкнул её , пусть и не физически, но словами. Как врага. Хотя она — единственный человек, кто всё ещё верил в него без условий.
Он закрыл глаза, сжал пальцы в кулак.
"Я просто хотел её уберечь. А сделал больно."
Она пошевелилась во сне, что-то прошептала едва слышно. Он склонился чуть ближе, но слов не разобрал. Только тихий выдох.
Стефан встал. Снял с неё край одеяла, поправил, аккуратно, как в детстве, когда она болела. Смотрел на неё ещё пару секунд, потом прошептал одними губами:
— Прости, мелкая...
И вышел, тихо закрыв за собой дверь, оставив в её комнате тишину и покрасневшие сны.
