Time

Осязаемая неприязнь не уходит под давлением чужих рук, когда пальцы сжимают плечи, а собственные губы скользят вдоль ушной раковины. Воздух выходит сквозь сжатые зубы, когда его толкают спиной на кровать, и парень отводит взгляд, когда зубы россиянина смыкаются на «собачке» и тянут бегунок вниз, упираясь острым носом в горячую плоть.

– Всё таки что-то остается неизменным, да? - слышится чужой голос и тихий смех, когда теплые пальцы охватывают член, а влажный язык с наслаждением вылизывает красную головку от предэякулята.

Зубы тут же сжимаются, выпуская лишь свистящий рваный вдох. Да, что-то остается неизменным. Взгляд зелёных глаз ещё раз оглядывает стоящего на коленях Федерацию, а бедра призывно толкаются в чужой рот, прекрасно зная, что тот помнит, как нужно себя вести.

Россия вряд ли бы забыл о его предпочтениях и слабых, чувствительных местах на его теле.

– Грубиян... - хрипит тот, чувствуя вязкую смесь слюны и смазки во рту, когда пальцы украинца сжимают белесые волосы, призывая отстраниться. – Совсем не изменился... Неужели так долго сдерживался? - парень усмехается, переводя взгляд на член в собственных руках, слизывая горячим языком оставшуюся там слюну. – Воздержание плохо на тебе сказывается, милый...

Под ребром что-то со скрипом двинулось, заскрежетало и заглохло, оставляя горечь во рту.

– Дохуя пиздишь. - он вновь дергает отросшие за это время волосы и почти с удовольствием наблюдает, как Россия внизу поморщился от ощущений.

Чужие ладони упираются в собственную грудь, а бедра прижимают ближе к поверхности кровати. Пальцы продолжают вырисовывать узоры на коже, тянуться к шрамам губами, но останавливаются, после глухого рыка в само ухо и падения на спину. И взгляд зелёных глаз независимого государства становится только темнее, холоднее, заставляя обладателя голубых лишь невольно ежится, вжаться в простыни и сдавленно выдохнуть от ощущения пальцев внутри себя.

Перед глазами начинает плыть, словно Россия плывет по морю, где его подхватывают волны, накрывают с головой и позволяют задохнуться в ощущениях. Алкоголь всё таки ударил в голову? Ухмылка застывает на укушенных губах, когда зубы отрывают уголок от шуршащей упаковки, а его собственные пальцы раскатывают презерватив по горячей плоти, прежде чем позволяет себе снова задохнуться после резкого толчка внутрь. В глазах начинает рябить, искриться и медленно потухать, чернеть, затягивать в цветные круги...

Украина хмыкает, подтягивает чужое тело ближе, толкается резче и чувствует, как мягкие стенки ануса сжимают собственный член. Внутри возрождается отвращение, которое не способно скрыть ноющее возбуждение внизу живота, а чужие рваные вдохи и поскуливания лишь режут слух. Неужели придется ждать ещё? Пальцы сжимают чужие бедра сильнее, скользят вдоль талии, пока глаза улавливают шевеление губ напротив.

«Полегче»

Парень отводит взгляд в сторону, на мгновение останавливаясь, когда видит нужные ему бумаги рядом на тумбочке. С какой вероятностью они будут настоящими? И всё же... Тело под ним прогибается, ногти царапают его плечи, а собственные губы касаются шеи, не оставляя никаких следов под равномерные толчки и хрипоту чужих стонов.

И всё же они слишком разные лишь с одной стороны.

– Украина, я... - шепчет, словно пьяный в бреду, но чужая ладонь закрывает его рот, а глаза напротив всё ещё холодны, словно они сейчас в Антарктиде. Он ведь прекрасно знает, что его бывший хотел сказать, да?

Знает, но больше не позволит этим словам вырваться наружу.

В голове всё путается, плывет, темнеет, падает в непроглядное «ничто». Сознание не успевает подать звон тревоги, прежде чем чужая ладонь ложиться на его собственный член, а тело мигом пронизывает наслаждение от контраста горячих тел и холода, когда-то горячо любимых рук. Вокруг завязывается пустота, толкая в глубину собственного сознания. В слишком крепкий сон.

– Как же долго... - на выдохе произносит украинец, когда видит, что Россия под ним отключился под воздействием снотворного.

Тело пробирает мелкая дрожь, когда пальцы застегивают собственную рубашку, а к горлу подступает тошнота от собственного бессилия. Отвращение к самому себе, что снова перешагнул черту навстречу человеческому чувству долга наваливается на плечи, стоит только ему накинуть плед на оголенное тело, прикрывая рот ладонью.

Пальцы настырно ищут зажигалку, стоит губам сжать фильтр, поджигая сигарету и судорожно выдыхая сизый дым уже на улице. Он смотрит на плывущий перед глазами текст, пытается уловить смысл написанного, после комкая столь важные бумаги о передаче земель в руках, усмехаясь тому, что документы действительно были не копией. Это первый раз, когда этот ублюдок сдержал данное им слово.

Украина выдыхает снова, поправляя шарф на шее и поджигает вымоченную в бензине тряпку, прежде чем забросить её в открытое тонированное окно чужой машины. Золотые колосья, выгравированые на зажигалке, призывно вспыхивают, переливаются тёплыми цветами огня.

Невольно вспоминается прошлое.

Когда горячие языки пламени с жадностью поглощали чужие машины, горящие на обочинах шины, а люди с упоением слали нахуй зажравшуюся власть. Украина с ясностью ума помнит, как его собственные области стояли на том самом митинге, спасали людей от пуль, жертвуя собственным физическим телом и как он сам ограждал взбушевавшийся против властей народ. Сам виноват. Не уследил.

Руки чешутся сделать какую-то гадость, и он не отказывает себе в удовольствии, когда бросает в разыгравшийся «костер» одежду уебка-бывшего. Следом летят документы, гласящие о присоединении Запорожской области к Российской Федерации, сгорая в адском алом огне чужих злодеяний.

Губы с легкостью складываются в полуухмылку, когда он стоит сейчас здесь, посреди леса, где они вместе, в далеком прошлом, решили построить уютный домик для совместного отдыха. А сейчас всё это медленно поглощается огнем...

– Долго ты... - слышится голос армии, который тут же затихает, прежде чем он переводит непонимающий взгляд на столп дыма, что взмылся вверх. – Украина, ты... что сделал?

Зелёные глаза сверкают когда-то умершей внутри жизнью, и повстанец останавливается, прежде чем молча открыть дверь машины.

– Я закончил то, что никогда не должно было начинаться. - хрипит голосом, когда садится на соседнее кресло, откидываясь спиной на грубую обивку. – Между нами точно больше не будет ничего.

Взгляд останавливается на знакомой гравировке на зажигалке, прежде чем чиркнуть кремнием и увидеть желанный огонь. Как он и говорил... Это конец.

– Он же не сдохнет, да?

– Пока в страну верит народ, она может жить вечно...