Единица времени.

──────── • ☆ • ────────

Как бы это странно ни звучало, но прямо сейчас я делаю средневековое селфи. 

Правда всё, что мне нужно — это просто сидеть неподвижно и всё. Я в своём любимом безукоризненном синем платье с расшитой верхней юбкой и рукавами из золотистой ткани, головной убор и орнамент на платье украшен жемчугом, а на груди — большой кулон, украшенный драгоценными камнями. Лицо моё напряжено из-за того, что пришлось замереть в одном положении на долгое время перед художником с белым большим холстом. Мне ужасно сильно хочется чихнуть, но дворецкий художник — Николас, уже несколько раз шикал на меня, потому что у меня то бровь зачешется, то нос. А это сильно мешало его работе.

Поначалу я на отрез отказывалась от такой развлекухи и предпочла коротать время за книгами или же на конных прогулках. Но, так как в это время не существует ни телефонов, ни компьютеров, и самое главное — интернета, а переписка с новоиспечённым королём Шотландии набирает интересные обороты, то он, по понятным причинам, хотел бы видеть, как я выгляжу. Как и говорила, я была далека от идеалов женской красоты шестнадцатого века, поэтому художнику пришлось чуть-чуть приврать. Этакий средневековый фотошоп. Моя кожа на полотне была куда бледнее и лоб больше, чем в жизни. Ресницы и брови не такими яркими, а глаза шире. Когда написали этот портрет, то я потом несколько минут стояла перед ним и смотрела на него со смесью странных чувств. Не знала, что даже лучше. То ли смеяться, то ли плакать. В моё время девушки используют редактор фотографий, чтобы скрыть изъяны или увеличить определённую часть тела, и это, определённо не лоб! Такое ощущение, что мне было скучно, и я решила поиздеваться над фотографией. Однако, все остальные были в восторге. Гарольд и Элвин заверяли меня, что если мы отправим этот портрет королю, то он тут же объявит о помолвке, потому как будет напрочь сражён моей красотой... Да уж, только на это и оставалось надеяться. Но глядя на свой же портрет, меня пробивало на смех. Прошлось взять себя в руки, потому как Николас уже косился в мою сторону, пока я всячески пыталась совладать с улыбкой.

— Что думаете вы? — я обернулась к своим фрейлинам, сложив руки лодочкой на юбке платья.

Они, конечно же, скажут самое лучшее, лишь бы не огорчать меня. Но недавно я провела с ними беседу и попросила говорить их по существу. Потому что они единственные, кого я теперь знаю дольше двух недель, мне интересно знать их настоящее мнение, а не очередную лесть, которой я уже была сыта по уши. Если бы мне пришлось слышать это до самой смерти, то я бы намеренно ходила по замку в берушах и плевала б на остальных. Благо, не долго мне тут осталось.

Разумеется, человек привыкает ко всему. И живя всю жизнь в двадцать первом веке, я всё равно смогла адоптироваться к шестнадцатому. Прошлые века были нам уже известны, мы можем читать о минувших годах и изучать их, но непосредственно жить там - совершенно другое. Да, адаптация заняла у меня ни один месяц, но в конце концов, все обращали внимание только на результат. Я привыкла к придворной жизни, привыкла к короне. И, чисто теоретически, смогла бы без особых проблем провести здесь ещё много лет. Только была одна проблема - моё нежелание. Я любила современность. И с попаданием в далёкое прошлое убедилась в этом утверждение на все сто процентов. У меня никогда не было цели быть королевой и править страной. Я, чёрт возьми, хотела получить образование, подниматься по карьерной лестнице и зависти семью.

Странно, конечно, успокаивать себя тем, что совсем скоро я сигану с крыши или мне вскроют глотку, но радикальные времена требуют радикальных решений. В любом случае, лучше подстроить так, будто на нас кто-то напал, таким образом я хотя бы останусь в глазах людей достойной королевой, чем если бы с позором была казнена за цареубийство у всех на виду. Спасибо, достаточно я насмотрелась на эти восхождения на эшафот и повторить судьбу, той же Марии, не особо хотелось. От одних только воспоминаний по коже пробегали мурашки.

— Это прекрасно! — воскликнула Сьюзан, мечтательно оглядывая портрет с улыбкой.

Она сплела пальцы в замок и подпёрла руками щёку. По одному блеску в её глазах было всё предельно ясно. Ей действительно нравилось то, что получилось. Если эта изуродованная версия меня откликнулась в её сердце с таким восторгом, то у меня невольно назревал вопрос... Какой виделась ей я? Портрет был объективно уродливым в моём понимании. Я перевела взгляд с неё на остальных девушек в ожидании их ответов.

— Портрет получился очень удачным, — согласилась Нэнси, подарив мне широкую улыбку.

— Он невероятно красив, Ваше Величество! — Мод, стоящая рядом со Сьюзан, тоже смотрела на работу художника с восхищением.

— Изумительная работа. 

Последней голос подала Полин. Что ж, это не удивительно. Она уже давно ведёт себя так, словно ей что-то мешает жить. Молчит, не огрызается и ведёт себя, как испуганное животное. Я бы может и позлорадствовала над ней, но после случившегося в день моей коронации в Уайтхолле, у меня такого желания никогда и не возникало. Если бы Полин не обязана была выглядеть подобающе фрейлине королевы, то вероятно, закрылась бы в комнате и не выходила оттуда вообще. Под её глазами едва виднелись фиолетовые круги, которые она старательно старалась скрыть. Всё же мне стоит узнать, что её так сильно тревожит, даже если придётся применить власть. До этого я пыталась вызвать у неё дружеские чувства, чтобы девушка мне открылась добровольно, но когда-нибудь моё терпение лопнет. Моё шестое чувство подсказывает, что надвигается что-то плохое и я должна как можно скорее это выяснить. Потому что её поведение вызывало удивление не только у меня.

Меж тем девушки, как и все остальные восхищались портретом, и мне даже стало обидно, что они так воспевают эту изуродованную версию меня. Ладно, моё самолюбие и эго сможет пережить это, ведь всё делается ради того, чтобы на эту картинку повёлся только один-единственный человек. Знаю, что я в жизни намного красивее, чем на этом полотне, а мнения остальных меня давно перестало волновать. Был бы здесь Тео, мы бы вместе посмеялись над этим. 

— Хорошо, отправляйте портрет. — я разворачиваюсь к художнику, который ненамного старше меня, он сидел весь испачканный в красках. — Спасибо, Николас. Если этот портрет добьётся нужного результата, то вы получите вознаграждение вдвое больше.

— Ваше Величество! — молодой человек вскочил на ноги со своего мягкого стула, и раскрасневшись, начал качать головой. — Что вы! Для меня такая честь помогать вам, и я совершенно не рассчитываю на денежное вознаграждение.

— Я благодарна вам и очень ценю ваш благородный позыв. В наше время редко встретишь порядочных и по-настоящему верных людей, но я настаиваю. Любой труд должен быть вознаграждён. 

— Да сохранит вас бог! — Николас глубоко поклонился. — Долгих вам лет.

Это уж вряд ли. Неделя, две — максимум. По крайне мере, в этой параллели. Я хотела усмехнуться, но вовремя осеклась, закусив щёку. Поблагодарив художника, развернулась и вышла из просторной шестиугольной комнаты, шурша юбками платья, а за мной потянулась целая вереница народу. Мне так надоело это постоянное сопровождение. В память просочились воспоминания, как этой зимой мы с Кэрол сбегали от моего охранника Джорджа и весь день играли в снежки и лепили снеговика на заднем дворе Уайтхолла. Да, благородным дамам это не присуще, но я вас умоляю... Какая из меня аристократка? А Кэрол, несмотря на своё происхождение из знатного рода, прекрасно понимала меня. Когда нам чего-то хотелось, то обеим было плевать на чужое мнение и осуждение. А теперь её нет... Моей Кэрол, которая уже успела стать родной, больше нет. И я совершенно одна в этом дурдоме. 

Мой взгляд скользнул по девушкам, сопровождающих меня. Самая старшая, Нэнси, была очень правильной, учтивой, а в некоторых моментах — строгой даже со мной. С самого первого моего появления в Уайтхолле и до сей поры я уважаю эту женщину. Она провела во дворце почти большую часть своей жизни. Однажды, я сказала ей, что могу отпустить её со службы, если Нэнси устала или нашла мужчину. К сожалению, фрейлинами могли стать только незамужние девушки и женщины. С какой-то стороны мне было жаль Нэнси, ведь всю себя она посвящала королевской семье, а на устройство своей личной жизни у неё никогда не хватало времени. Но на моё предложение Нэнси отказала, и сказала, что нет в её жизни больше радости, чем служить мне. 

И вновь Тео оказался прав. Некоторые люди на столько преданны короне, что меня это просто поражает. Насколько же эта преданности глубока, раз Нэнси отказалась от своей нормальной жизни, лишь бы по гроб жизни служить королевской семье. 

Мод — длинноволосая брюнетка, когда-то была хорошей подругой Полин, но в последнее время я заметила, что они почти не общаются. Полин отстранилась от всего мира, а Мод наплевать на это. Мне давно было известно, что Мод очень строгая и относиться к остальным холодно и отстранённо, но я не рассчитывала, что также она поступит и со своей подругой. 

Рядом с ней шла круглолицая Сьюзан. В отличии от остальных, она всегда добро ко мне относилась. У неё такое большое и мягкое сердце, что она ко всем так относится. Чаще всего я общаюсь именно с ней, по понятным причинам. Хоть мне и пригодились сплетни и знания политических нюансов от Нэнси, порой у меня кипела голова от всего этого. Общаться с Мод и Полин, всё равно, что горох в стену кидать или в потолок плевать. А Сьюзан очень милая, к тому же у неё широкий кругозор.

Но в большинстве случаев, мы все молчим. Никто не может начать разговор до того, как начну его я, потому что я королева. А мне не всегда хочется слушать пустой трёп или понапрасну молоть языком. Нет ни настроения, ни желания. Вряд ли девушки могут мне помочь с моими кровавым планом, ради которого вся эта суета и поднимается. К тому же посвящать их в свои намерения я не собиралась. Моё нутро прямо-таки кричало мне, чтобы не распространялась об этом вообще никому. За проведённое время во второй параллели я научилась нескольким важным истинам, одна из них звучит так : предать может абсолютно любой в моём окружении. 

Почти весь день я сидела неподвижно ради портрета, отчего у меня сильно затекла шея, да и вообще всё тело. Мне предлагали перенести работу на завтра, но мне не хотелось понапрасну тратить время, поэтому пришлось стоически продолжать позировать. Почему-то я думала, что ничем таким для меня это не обернётся и даже планировала поездить верхом, но сейчас у меня ноет каждая затёкшая мышца тела. И вместо того, чтобы направиться в конюшни, я вернулась в свои покои, где мне ещё час делали массаж, после чего пошла отмокать в огромной деревянной бадье.

｡･:*:･:*:･ ☆ ･:*:･:*:･｡

Не успела толком привыкнуть к потрясающему Берлину, как уже приходиться прощаться и с этим городом. Я в последний раз насладилась видом с балкона нашего отеля. Мы пробыли здесь всего ничего, а уже так много произошло. Мой взгляд впился в плетёный стул, на котором мы с Тео поцеловались, по телу пробежали мурашки. Солнце лениво ползло по нему, тесня серебряную луну всё ближе и ближе к горизонту. Я выхожу с балкона, закрывая за собой стеклянную дверь. Сегодня на мне голубые джинсы и красный свитшот, а волосы распущены. Зеваю и прикрываю рот ладошкой. Из ванной выходит уже полностью готовый Тео, осматривает номер отеля на признак забытых вещей. Но мы точно всё забрали, так как я позаботилась об этом ещё вчера вечером, когда мы пришли после спортзала. Кстати говоря, я уснула на удивление быстро после физических нагрузок и на этот раз не забыла про свой ночник в форме полной луны. Хорошо, что Тео не имел ничего против, а то Эмбер постоянно ворчала, когда ночевала со мной, что свет ей мешает спать. И я её не виню. До недавнего времени я тоже не могла спать, пока не становилось совсем темно. Но теперь, стоит оказаться мне в темноте, перед глазами тут же вспыхивает Уайтхолл.

— Ты готова? — спрашивает меня мушкетёр, оглядывая наши вещи.

— Да. Бедфорд уже приехал?

Вчера он сообщил нам, что подвезёт в аэропорт и попросил адрес отеля, поэтому прекрасно знал, где нас теперь искать. Пятнадцать минут назад Вильям сказал, что выезжает из дома и скоро будет здесь. Я посмотрела на высокого шатена, стоящего передо мной. Тео кивнул, подхватил наши вещи и двинулся на выход из номера. Признаться честно, мне было даже грустно прощаться с этим местом. Мы сдали ключи, выселились, и выйдя на улицу, сразу же увидели Бедфорда рядом с белым пикапом. Ранним утром было прохладно. Летний ветерок взъерошил мою шевелюру, заставляя волосы развиваться. Теплый свитшот не давал мне замёрзнуть, но если я продолжу стоять вот так, то рано или поздно это произойдёт. Мы подходим к Бедфорду и здороваемся. В машине повисает неловкое молчание. Держу рот на замке, потому что мне дико не привычно видеть этого мужчину за рулём современного автомобиля, а не внутри кареты или не верхом на лошади, как я привыкла. Плюсом ко всему, я боялась ляпнуть что-нибудь не то. Всё-таки Бедфорд так же сильно переживает о трагедии в Уайтхолле. Он потерял семью. И если он не сможет вернуться туда, то несмотря на то, что его жена и дочь будут живы, для него это будет всё равно что мертвы. Когда Бедфорд говорил о своих планах в Лондоне, то я видела свет надежды в его глазах. Правильно говорят — надежда умирает последней.

Тео же сохранял благородное молчание, однако даже со стороны было видно, что он не доверяет Бедфорду. И я могла его понять. Как ни крути, Теодор Сент-Мори — мушкетёр военного дома короля Франции, а Бедфорд — канцлер Англии. В то время страны не особо ладили между собой. Тео воин, он солдат и ему не присуще верить каждому второму, к тому же человеку, с которым он воевал. Не на прямую, конечно, но всё же. Тео принимал участие в войнах, видел смерть очень близко и дарил её своим врагам. Думать, что он всё тот же милый и добрый парень, каким он был раньше — было бы оптимизмом на грани глупости. Война меняет любого, как и Средневековье. Я пробыла там всего полгода и уже так сильно изменилась, а Тео пробыл там пять лет, и попал во дворец не сразу, как я. Ему не помогал никто. Всего он добился сам.

До аэропорта так мы и ехали в тишине, лишь тихое радио разбавляло накалённую до пределов атмосферу незнакомыми мне немецкими песнями. Лишь уже в креслах самолёта нам удалось переброситься несколькими фразами, после чего Бедфорд благополучно погрузился в сон на весь полёт, а мы с Тео слушали музыку в одних наушниках на двоих и периодически обсуждали какую-то ерунду.