Падший мир/Fallen world

Я сидела за длинным обшарпанным столом, вяло ковыряясь вилкой в полупустой тарелке.
Справа, как обычно, что-то щебетала Лисса, слева молча ел Марк.

Не помню, как мы подружились, просто эти люди всегда были рядом со мной, защищали и помогали мне в этом жестоком мире.

А теперь Марку предстояло покинуть приют — ему исполнилось восемнадцать.

Этот вечер был прощальным.

— Эй, ты! Если не ешь — вон из-за стола! —  Надзирательница, сидевшая во главе стола, указала на меня кончиком столового ножа.

Я видела, как подрагивают уголки её губ: предвкушающе, хищно. Словно главной целью её жизни было превратить наше существование в ад.

— Если бы вы достали из своего шкафа те чудные пироги, которые вам доставляю каждое утро, то я с удовольствием бы их попробовала, — сказала я, не успев подумать о последствиях.

Столовый нож звонко упал на тарелку, и Надзирательница размашистым шагом преодолела разделявшее нас расстояние.

Я видела, как ее рука поднялась и со свистом опустилась на моё лицо.

Кожу на щеке обожгло болью, нос защипало от слёз злости.

Когда Надзирательница занесла руку для нового удара, Марк резко встал.
Теперь он был на две головы её выше.

— Не смей, - громкий, совсем не подходящий для парнишки из приюта, голос Марка заставил весь зал замолчать.

Остальные сироты, давно привыкшие к побоям Надзирателей, с интересом и затаённой надеждой смотрели на моего друга.

— Мистер Дежексон, на вашем месте я бы не выступала. Вы достигли совершеннолетия уже в прошлом месяце. Мы по доброте душевной кормим вас, пока вы не найдете жилье. Но все имеет свои пределы.

Надзирательница даже не повысила голос. И не перестала ни на миг ухмыляться. Потому что она говорила правду.

Марк неохотно, с едва скрываемым гневом на лице, вернулся на свое место, на что Надзирательница лишь презрительно хмыкнула.

Когда она отошла, Марк наклонился ко мне.

— Ты в порядке? — теперь уже тихий и мягкий голос Марка успокаивал.

Он отодвинул мою руку от щеки и осмотрел, вероятно, покрасневшую кожу.

— Да у тебя порез! Видно она своими скрюченными когтями...

— Все нормально, Марк, правда.

Я не любила, когда со мной нянчились, а Марк делал это почти всегда. Но самое обидное, он делал это из благородства, а не из-за чувств ко мне.

Он любил Лиссу.

И я была уверена, что оставался в приюте он лишь из-за неё. До совершеннолетия Лиссы оставался лишь месяц.

А потом они уйдут, оба.

Стоило мне об этом подумать, как слезы, сдерживаемые после удара Надзирательницы, хлынули нескончаемым потоком.

Я вскочила и побежала к большой двери. Длинное платье мешалось, и я то и дело спотыкалась.

Я надеялась, что Лисса и Марк не пойдут за мной.

Забежав за угол, я осела на пол. Меня била крупная дрожь. Верный признак скорого обморока,

Со мной такое случалось. Я впадала в забытье и видела образы. Картинки, запахи, цвета, реже — лица и события. Позже они становились реальностью. Я видела будущее.

В детстве такое случалось редко. Теперь чаще. Намного чаще.
И это всегда больно, словно я вижу то, чего не должна видеть. Как будто, мой мозг и моё тело хотя меня защитить от этих видений.
Я привыкла прятаться за портьерами или в погребе во время «приступов». Валяться там, корчась и прикусывая кулаки, чтобы не было слышно криков.

Марк и Лисса ничего не знают - это единственное, что я скрыла от них. Они думают, я пропадаю в молчаливых раздумьях или в уборной.

Вот и сейчас я постаралась отползти, как можно дальше, забиться в тёмный угол, свернуться на ледяном полу, и видеть...

***

... Передо мной лист бумаги. Потёртый, кое-где измятый. На нем написано два имени. Первое начинается на М, а второе на Л. Больше не видно ничего. Остались только боль и бессилие.

***

Я пришла в общую комнату уже за полночь. На моей кровати лежал листок бумаги.

Потёртый и кое-где измятый.

На негнущихся ногах я подошла к кровати и взяла записку:

«Дорогая Бьянка,

Мы долго думали и наконец решили тебе сказать. Но ты убежала, сколько бы мы тебя не искали, найти не смогли. А время поджимало. Я и Марк уходим. Мы любим друг друга и хотим провести жизнь вдали от этого проклятого приюта. Прости нас и пойми. Теперь ты сама по себе. Если с тобой что-то случится, мы приедем и сделаем все по правилам. Поздравляем с Огненным днем.

Лисса и Марк.»

У меня подогнулись колени, и я тяжело осела на кровать.

Друзья? Почему так сухо? Как они могли? Оставили меня? Обещали приехать и похоронить, если я умру...

Мысли в голове разбегались, но слёз не было. Слишком нереальным, неправильным казалось всё происходящее.

Дверь в комнату скрипнула.

Я подняла голову в тот момент, когда глаза всё-таки заполнили слёзы, не давая увидеть вошедшего. Кажется, это был какой-то парень.

— Чего тебе? Это женская спальня!

Я понимала, что мой голос звучит плаксиво, а слова грубо, но мне было все равно. До того, как я увидела его лицо.

Он был, возможно, чуть старше меня, высокий, стройный. Его глаза были неопределенного цвета, они меняли свой оттенок буквально у меня на глазах. Четко очерченные скулы и красивые черты лица.

Он был красив. Мое сердце пропустило один удар. Дыхание перехватило.

— Я ошибся дверью. Ты в порядке?

Встряхнув головой, я поспешно утёрла слёзы. В приюте нельзя показывать слабость. Покажешь слабость, и тебя сломают.

— Я тебя даже не знаю, с чего тебе интересоваться моими проблемами?

— Я вообще люблю проблемы, а особенно проблемы симпатичных девушек.

— Прости, что?

— Я сделал тебе комплимент.

Меня поразила наглость этого парня. Кажется, он из старших и его зовут Финн, но я не была уверена.

— Слушай. Если тебе хочется поболтать, найди другую компанию.

— Не хочу, — безразлично ответил наглец, пожав плечами. — Почему ты плачешь?

Этот парень был странным. И красивым. И мне было очень одиноко. И я, не понимая зачем, начала говорить.

— Они бросили меня, ушли и не попрощались, только записку оставили! Сказали, что похоронят меня, если надо! Похоронят! Это просто...

Я задохнулась в сухих рыданиях. Мне хотелось плакать, но даже на это не было сил.

— Значит твои, так называемые, друзья все же уехали. Долго же они собирались.

— Что это значит?

— Это значит, что все знали об их планах, кроме тебя. Ты даже представить не можешь, как много людей в этом приюте мечтают с тобой дружить. А эти двое никого не подпускали к тебе.

— Дружить? Со мной? Ты надо мной издеваешься?

— Умная, талантливая, красивая девчонка, которую даже приют не смог сломать. По-моему желание с тобой дружить более чем логично. Почти все думают, что у тебя может быть великое будущее.

Нет, точно псих.

— Ничего у меня не может быть! Ничего! Ты не понимаешь. Не знаешь, почему я здесь оказалась.

На последних словах мой голос сорвался на крик. Я сама не понимала, почему спорю с этим парнем. Зачем я ему нужна, зачем он привязался?

— Не думаю, что с тобой случилось что-то более ужасное, чем со мной. Или с другими. Меня бросили родители. У кого-то они умерли. Кто-то своих даже никогда не знал.

— Тебя хотя бы не пытались убить, — холодно ответила я. — А меня кинули в колодец, когда мне было девять. Мать забрали Охотники. Я до сих пор помню, каково это — вдыхать воду вместо воздуха. Вода была ледяной. Я очнулась здесь в этой комнате. И мне сказали, что я теперь сирота.

Финн выглядел действительно удивленным. И немного... Виноватым.

— Прости, я не знал.

— Конечно, никто об этом не знал, кроме Марка.

— Ну, разумеется, ведь он твоя великая любовь!

В голосе Финна звучал неприкрытый сарказм.

— Что...? Откуда ты знаешь?

— Я умею наблюдать.

— Вон!

— Прости?

— Я сказала, выйди вон!

Мой голос дрожал от гнева.

Финн медленно развернулся и вышел за дверь, тихо ее прикрыв.

Я уткнулась лицом в подушку и кричала до тех пор, пока не потеряла голос.

После я провалилась в беспокойный сон.