9. Уверовав погибнешь
Imagine Dragons — Bones
С каждым днём погода всё больше угнетает. Солнце прячется за тучами чаще, иногда не показываясь и днями. Опрокидывает на землю холодные дожди и прогоняет всех по домам. А даже если и решается озарить землю лёгким светом, то совершенно не греет. Словно тоже бы что-то для себя потеряло и не способно ни на тепло, ни на милосердие. Все листья опали на землю и юным солдатам даже нечего грести по утрам. Ранним утром и ночью на земле лежит белый слой инея, который постепенно переходит в лёд, а потом и в воду. Чонгуку, который большую часть своего рабочего дня шатается по кабинетам, это особо не важно. Он лишь заботливо притащил к своему столу маленький камин, который приятно греет ноги. Но с другой стороны, если учесть, как погодные условия влияют на обычных солдат, защищающих каждый день подконтрольные границы или сидят в мёрзлых окопах, то самому становится плохо. Никому не хочется сидеть в холодной земляной яме днями напролет. Иногда не столько косит пуля, сколько ходящий между бойцов вирус. Довольно трудно сидеть в укрытии, когда нельзя показывать и носа, чтобы не заметили, а тут неожиданно очередной приступ кашля. Мало кто любит позднюю осень и зиму, потому что война замедляется. Отдохнуть все равно не получится, а эта напрягающая пауза только сильнее давит на нервы. Помимо этого проблемы с транспортировкой продуктов, одеждой и местом проживания для беженцев никуда не деваются и только ухудшаются. На секунду появляется ощущение, что ты на несколько сотен лет назад вернулся, когда пережить зиму было первичной целью.
Единственное, о чем Чон прекратил переживать, так это травма Юнги, которая полностью перестала его беспокоить. Конечно, это не отменяет того факта, что он без конца напоминает ему одеваться теплее и контролирует то, в чем он ходит. Да и если уж совсем быть честным, обогреватель он притащил не для своих ног. Мин просит не волноваться и говорит, что Чонгук-младший греет его своей теплой, рыжей шерстью каждую ночь. Альфа этому рад, пусть внутри себя вздыхает, что хочет быть на месте котенка.
Отношения с Мин Юнги, если бесконечные приставания Чонгука и довольные улыбки омеги, можно таковым назвать — вещь сложная. Но старший и не говорил, что любит, когда легко. Первые дни после того самого визита с мандаринами к младшему, Юнги боялся даже громко вздохнуть от стеснения, а Чон по ощущениям стал в полтонны счастливее. Он безусловно понимает и принимает тот факт, что омеге трудно открываться людям. Что он может реагировать на какие-то вещи не так, как ожидалось. Что может огрызаться и пытаться отстраниться. Но ничего из этого его не пугает. Он продолжает дарить внимание и тепло. Даже если Юнги решит убежать от него на другой край вселенной, альфа все равно найдет. Но не для того, чтобы без спроса забрать к себе и запереть, а для того, чтобы он не чувствовал себя брошенным.
Поэтому, когда Чонгука после их первой ночи бессовестно вытолкали за порог, он был к этому более чем готов. Готов был и к тому, что младший иногда отвечал на звонки с запаздыванием и говорил тихо и отстранено. Прятался по всем углам или наоборот посылал Чонгука куда угодно, лишь бы тот не находился с ним в одной комнате дольше положенного. Кого-то такое отношение может очень обидеть, но старшему эта забавная игра в прятки лишь поднимала настроение. Все дело в том, что стоило ему невзначай кинуть какой-нибудь комплимент или намекнуть о той ночи, как очаровательные щеки юноши моментально вспыхивали алым румянцем. А за такую реакцию Чонгук готов терпеть любые поручения и хоть стометровку за секунду пробежать.
Такой уж Мин Юнги — если ему что-то или кто-то нравится, он тут же начинает это отрицать, грубить и издеваться. Такого Мин Юнги он и полюбил. Но стоит омеге привыкнуть и довериться, как вся грубость тут же сменяется лаской и заботой. Такого Мин Юнги он будет продолжать любить.
Чонгук поднимается на необходимый этаж после холодной улицы. Тело приятно обдает теплом и руки наконец перестают неметь, так как он двадцать минут таскал папки с перечнем вооружения в архив. Очередной приказ от младшего, которого грех ослушаться. Хотя он и не против упасть в пучины греха и утащить за собой одного строптивого парня. Но бывает и такое, что местами Чон задумывается, что ему просто дают какую угодно, даже самую бесполезную работу, лишь бы он не смущал своим присутствием Юнги. Подходя к кабинету, он не успевает облегчённо вздохнуть, как из него молнией выбегают два юных солдата, а вслед за ними летит какая-то книжка по военной подготовке, из которой рассыпалось пару листов. Альфа растерянно моргает, смотря как парни уже скрылись из виду, а листы книги плавно и легко опускаются на пол. Интуиция говорит ему, что наверное, он что-то забыл в архиве и лучше сходить проверить на пару часиков, пока омега не успокоится. Но естественно, Чонгук ее не слушает.
Он плавно и тихо заходит в комнату, стараясь не наступать на упавшую бумагу. Мин сидит за столом и держит руками голову. Тяжело дышит и словно бы даже не замечает вошедшего в кабинет альфу. Чонгука такая реакция сразу пугает, поэтому он подходит ближе и мягким голосом спрашивает, что случилось, чтобы не испугать прикосновением.
— Опять взорвали, — всего два слова, которые тот произносит с таким пугающим холодом и тяжестью, от которого даже у Чона осадок остаётся.
— Что именно? — после минутного молчания, он подаёт голос и напрягается.
— Сегодня ночью колонна техники перенаправлялась к одному из лесов на границе, — омега поднимает голову и нервно потирает кисти рук. — Всю подорвали, — он тяжело вздыхает и снова опускает голову. — Кроме того, помнишь, что пару месяцев назад мы получили информацию о встрече главы Сопротивления с их спонсорами? — Чонгук замедленно кивает. — Это была ловушка. Они устроили засаду и перебили всех наших бойцов. — Мин нервно кусает нижнюю губу и стеклянным взглядом сверлит стену. — У нас слишком много потерь.
Старший закрывает глаза на несколько секунд. Он уже сам устал день за днём терпеть поражение и потери, что уж говорить о Юнги, от которого зависит намного больше. С которого требуют намного больше. Эта зима кажется чем-то решительным и окончательным, а ему очень не нравится, что то самое окончательное имеет мрачный характер. Сокджин сам разбивается в бесконечных переговорах, с большим трудом достает новые единицы вооружения, и с какой лёгкостью они рассеиваются в воздухе вместе с жизнями бойцов, мирных граждан. Звучит дико и ужасно. Как бы не пытался абстрагироваться от окружающей тебя реальности, а она каждый день настигает все ближе и ближе. Причем, иногда, казалось бы в совершенно незначительных вещах. Как например, магнитик на холодильнике из места, который сейчас лежит в руинах. Любые воспоминания и планы на будущее рушатся об один только факт, что ничего уже не будет как раньше. Как кость в горле застряет и проглотить такую обиду невозможно, остаётся только бороться за счастливое будущее; учиться дышать через эту самую кость. Потому что если не верить и не бороться, то риск застыть в бесконечной зиме триумфален. А Чонгук без солнца не может.
У них можно забрать дом, машину, дорогую одежду, но не отнять одного — свободы. Это что-то такое, с чем человек рождается. Что проникает в него с первым вздохом и там же остаётся. Иногда можно погасить, отправить в спячку на годы, но в определенный момент это чувство ярким огоньком вспыхивает снова. Прорывается из самых глубин наверх, озаряя все вокруг своей силой и стойкостью. Они родились в независимой стране, они в ней и умрут, а посягнувшего у них эту независимость забрать настигнет участь более неблагородная, не прощаемая. Кто захочет эту землю отнять, тот ее и получит — в качестве безымянной могилы. Разница в том, что кто-то умирает и при этом держит в сердце цель защитить родных; свой дом, неважно будет ли это комната три на два метра или целая необъятная страна; мечты и воспоминания наполненные счастьем и улыбками. Защитить любой ценой такое дорогое, что никакими деньгами и лживыми медалями не окупится. Никакое звание не прозвучит также чувственно, как собственное имя из уст любимого человека. Они за это и умирают, чтобы уста и дальше могли говорить. Ведь точно знают, что чтобы не случилось, а правду из них не запереть. Разница в том, что другие умирают в войне непонятно с кем и непонятно за что. За деньги, испачканные кровью. За вещи, которые никогда того не стоили. За то, чтобы утолить свои животные инстинкты, которые сдерживали лишь из-за страха наказания, но никак не из-за морального составляющего. Это безумно. Настолько, что поверить невозможно, но каждый день приходится наблюдать. Чонгук, если быть честным, всегда считал что никого нельзя наказывать смертью. Что одна смерть несёт за собой душевную гибель родных тому человеку людей. Но сейчас он всё больше склоняется к тому, что право называться человеком надо ещё заслужить. Одно только представление, что с близкими ему людьми может что-то произойти из-за чего-то глупого желания — и он сам не заметит, как выпустит целый магазин патронов.
Именно поэтому каждый маленький проигрыш в битве отдается слишком тяжёлым грузом на плечах. Невыносимым. Чон без промедления скажет, что считает Юнги самым сильным человеком из всех, но даже самых сильных нужно оберегать. Даже самые сильные все ещё имеют свойство чувствовать. Поэтому старший подходит ближе к сидящему за столом омеге, протягивает руку и аккуратно тянет на себя, заставляя встать. Мин послушно поднимается в какой-то отрешённости и поднимает голову, чтобы посмотреть на парня.
— Что такое? — он не особо понимает, что от него хотят, но и не вырывается.
— Я просто соскучился, — Чон аккуратно притягивает омегу к себе и заключает в нежные объятия. Юнги к удивлению не сопротивляется и даже не грубит, а просто обнимает его руками за торс.
— Так нечестно, ты пользуешься моим состоянием, — бурчит куда-то в плечо ему младший.
— Но ты успокоился, — мягко улыбается старший. Целует его невесомо в висок и переходит ласковыми прикосновениями губ по щеке к шее.
— Чонгук, — омега поджимает губы и немного вытягивает шею, подстраиваясь под приятные поцелуи. Они, почему-то, имеют особенное свойство выгонять любые мысли из головы.
— М? — альфа слишком занят, чтобы говорить.
— Ты не закрыл дверь, — на лице парня вновь расцветают красноватые следы смущения, которое так любит Чон.
— Ну ничего страшного, им все равно на нашу свадьбу приходить, — тихо смеётся старший в шею юноши. Юнги тут же дёргается, отталкивая Чонгука руками по груди и возмущенный взглядом сверлит мужчину.
— Какая свадьба?! — он от шока даже не контролирует громкость голоса, который точно слышен за кабинетом.
— А что, — лукаво улыбается альфа. — Война, завтра может и не быть, если что будешь хотя бы сексуальным вдовцом Чон Юнги, — он довольно смеётся и получает сильный шлепок по плечу.
— Я откажусь, — Юнги фыркает и закатывает глаза.
— На откажешься, — хмыкнул парень и продолжил завалить омегу мягкими поцелуями в шею. — Потому что каждый день я буду предлагать ещё раз.
Спустя недолгие попытки оттолкнуть старшего, Мин расслабляется и лишь напряжённо выдыхает. Прижимается ближе к парню, позволяя целовать себя не пошло, скорее более ласково. Чонгук своего добился, ведь младший быстро позабыл о потерях и смог расслабиться хоть на минуту. Он рад, что хотя бы на несколько мгновений может вырвать его из ужасающей реальности и успокоить своими объятиями. Если понадобится, то никогда его из них не отпустит. Никому никогда не отдаст.
Но также он понимает, что не может держать его вечно. Что нужно покончить сначала с проблемой за окном, а потом думать о том счастливом будущем, где Юнги не будет беспокоиться об открытых дверях. Где Юнги не понадобится бесконечно вырывать из страшной реальности, а она превратиться во что-то счастливое и спокойное. Чон плавного отстраняется и напоследок целует в мягкую розовую щеку. Безумно хотелось ещё и в пухлые, слегка надутые губы, но приходится соблюдать субординацию. Он отходит, забирает с коридора порванный учебник и закрывает дверь. Альфа кладет книгу на свой стол, после чего садится на диван. Точнее, на то свободное место, которое не завалено папками. Откуда они вообще в таких количествах берутся?
— У тебя ведь есть уже подозрения, кто это может быть? — Чонгук смотрит на омегу, который проходит к нему и становится около коленей.
— Есть. Раньше сомневался, сегодня круг сузился.
— Ты ведь мне доверяешь? — он протягивает руки и нежно берет ладони младшего в свои.
— Тебе да, — омега берется за протянутые теплые руки старшего.
— Расскажешь? — Чон не хочет как-либо давить или принуждать его в этом плане. Сам понимает, насколько губительно кому-то доверять, но искренне желает помочь. Смотреть на то как мучается любимый человек от бесконечных догадок и терзаний — одно из самых трудных испытаний на свете.
— Да, — омега говорит тихо, но твердо. Садится рядом с парнем на край дивана и несколько секунд смотрит в пол, прежде чем заговорить. — Дело в том, что место и время подразумеваемой «встречи» были указаны в папке, которую я передал Намджуну. Но также о том, что мы располагаем данной информацией знали четверо: Намджун, Чимин, я и... — он на пару секунд замолкает, затем переводит взгляд на альфу, — ты.
У старшего словно лентой кинопленки в голове проносится тот самый день. Это был тот день, когда Чимин по своей детской и необдуманной прихоти захотел присоединиться в ряды армии. Тот самый день, когда Чонгук сидел с ним и заполнял необходимые бумаги. Фактически, ни он, ни Пак ничего из их разговора не запомнили, так как оба сидели на диване подальше и были заняты своими разговорами вместе с попытками понять, что именно какая строчка контракта собой подразумевает. Все обсуждение и все факты могли быть доступны только Намджуну или Юнги. К тому же, к таким делам обычно разрабатывается план захвата и хранится он в той же папке. Откуда Сопротивление могло знать, что к ним отправится отряд специализированных бойцов, а не, к примеру, будет просто зафиксирована бомба? Стали бы они рисковать своими людьми, не зная точно, как именно армия распорядится полученными знаниями?
Для всего этого нужен был доступ к самой папке. А так как она сначала лежала в письменном столе Мина, а потом быстро перетекла в руки Киму, то Чимин из этого списка исчезает. Да и тем более, Чонгук помнит его растерянное выражение лица, при виде кучи бумаг, которые нужно заполнить и подписать. Вряд ли у него было что-то в голове кроме лёгкого испуга и миллиона букв на листке. У Чимина обычно и так все не лице написано.
Сам Чонгук мог сделать это только в том случае, если его мозг захватили инопланетяне или он начал лунатить, а потому ничего не помнит. Но даже в этом случае, старший абсолютно уверен, что никакие инопланетяне или собственный воспалённый мозг не заставят его предать того, кого он любит больше самой жизни. Того, кто для него и есть сама жизнь. Это нелепо и слишком смешно даже в теории. Поэтому он надеется, что Юнги это все сам понимает и не сомневается в нем. Остаётся только Намджун. Но поверить в то, что сам генерал всё время играл на обе стороны безумно. В это совершенно не верится, да и к чему это? Неужели он с самого начала лгал, предавал и не испытывал ничего кроме отвращения, находясь здесь? Неужели он с самого начала отправлял кого-то на верную смерть, а те проценты его помощи и старания были лишь для того, чтобы внедриться в доверие? Неужели с самого начала он хотел лишь разрухи и провала, чтобы в конце посмеяться в лицо тем, кто работал вместе с ним? Тем, кто ему доверял и просто помощи.
Или же он решил переметнуться на другую в сторону в самом конце. Возможно, в глубине души, Ким понимал, что им эту войну не выиграть. Что каждый маленький проигрыш значительный, особенно сейчас. Видимо не у одного Чонгука ощущение, что эта зима будет решающей. Но наверное, Намджун понял это намного раньше, да и открыто ему намного больше. Поэтому и решил, что сейчас нужно идти на сторону победителя. Умно и обдуманно, но неимоверно мерзко и противно. До давящей тошноты. Признаться, Чонгук никогда не относился к Намджуну хорошо. Он никогда не хотел узнать его поближе или проникнуться тёплыми дружескими чувствами, как с Хосоком или Тэхеном. Да, он его уважал за его терпеливость и помощь, которую он часто оказывал Юнги. Из-за которой старший ревновал, но ничего сделать не мог, так как рамки она не переходила. Однако при этом всем, он никогда не мог представить, что Ким может предать собственных людей и собственную страну. Очень часто оказывается, что именно те, кому ты доверяешь больше всего, в самый ответственный момент бросают тебя одного. Что именно они после этого даже не чувствуют угрызений совести или списывают на то, что так будет лучше, правильнее или на его месте так бы поступил абсолютно каждый.
— Кто на твой взгляд мог это сделать? — после долгого молчания спрашивает Чон. Им нужно обсуждать все вместе и решать тоже, он не хочет, чтобы младший чувствовал себя покинутым на растерзание собственным догмам.
— Ну, я и ты отпадаем, — он негромко смеётся, а затем слабо пихает старшего в плечо. — Хотя кто его знает, может ты и есть предатель? Сидишь тут, добрым и терпеливым прикидываешься. Носишь мне пирожные и цветы, а на самом деле это просто хитрый план, м? — он говорит это в шутку, но парню такие шутки не нравятся.
— Да и именно поэтому я постоянно передаю корм нашему коту и терплю тиранизм своего начальства, — Чонгук сам не заметил, как с уст прозвучало «нашему», но вписалось идеально и судя по всему, Мин не возражает. — А может быть это ты? — шутливо щурится альфа. — Сидишь и всех за нос водишь. Делаешь вид, что все тебя обманывают, а не самом деле дома открываешь вино с кровью девственников, смотришь мелодраму и смеешься злодейским смехом в розовом шелковом халатике и масочкой на лице?
— О нет, ты меня раскусил, — Юнги строит расстроенное лицо и хватается за сердце.
— На каком именно пункте? — хмыкает старший и аккуратно заводит руку за спину омеги, после чего притягивает к себе.
— На крови девственников — младший улыбается краем губ и кладет голову Чону на плечо.
— Теперь понятно, почему новобранцам так часто кровь берут на анализы, — Чонгук улыбается и утыкается носом в светлые волосы, пахнущие мандаринами.
Юнги прикрывает глаза и выдыхает. Ему безумно нравится вся эта близость с Чонгуком. Нравится, что когда он рядом все проблемы на минуту прекращают свое существование. Несмотря на их важность и значимость, всё это снижается до нуля. Даже сейчас, когда они сидят и обсуждают чуть ли не самую важную тему в этой войне, нет никакой давящей атмосферы. Старший ее моментально убивает своей нежностью и шутками. Не каждый так может. Он умеет подарить омеге спокойствие и расслабление. Эта та очаровывающая черта, которая помогла Мину быстро открыться перед ним. Чонгук нашел подход, сумел подарить чувство безопасности и ни не секунду не даёт ему усомниться в своей любви.
— А если серьезно, — выдыхает младший. — Чимин слишком незаинтересован во всем этом. Даже сейчас мне периодически рассказывают, что патрулирывая главный вокзал он часто забывается и играет с бездомными котами, — Чон лишь кивает головой, вспоминая, как Пак ему рассказывал о выговоре на этот счёт. — Я не буду сбрасывать его со списка подозреваемых и присмотрюсь к нему получше, что и тебе советую. Всё-таки, мало ли что у него в голове.
— Да, я все понимаю, — старший соглашается, пусть ему все же кажется это чем-то невозможным. Учитывая тот факт, что совсем недавно омега подарил ему рисунок двух человечков, которые ходили по дорожке. Патрулирование иногда бывает довольно скучной задачей. — А что насчёт Намджуна? — он косится на омегу и слышит в ответ тяжёлый вздох.
— Из всего списка Намджун первый подозреваемый, хотя занимает высокий статус. С другой стороны, именно из-за высокого статуса ему было бы намного легче всё это проворачивать, — Мин посматривает на руку старшего, которая лежит у него на талии и мягко гладит. — Но верить в это не хочется. Он был здесь ещё тогда, когда в этом кабинете сидел мой брат. Они были хорошими друзьями и начинали, можно сказать, вместе. Намджун часто приносил мне что-то вкусное и помогал Чонки, — младший задумчиво смотрит в мрачное окно напротив. — Даже рассматривать вариант того, что он может быть врагом странно, но не исключительно.
Юнги помнит их знакомство. Это был тот первый день, когда омега выпросил у брата поехать с ним в часть. Пусть юноше и сказали, что никуда отходить нельзя, но младший не особо слушал, а если бы и слушал, то все равно сделал бы, как хочется ему. Поэтому неудивительно, что Юнги не понял, кто перед ним находится, когда ему велели отдать уважение и поклониться. Вместо того, чтобы приставить ладонь к виску и выровнять осанку, Мин грубо огрызнулся и сказал, что не относится к этой «шайке бездельников с пилотками». В целом, времена в армии действительно тогда были не очень и многие уходили на войну лишь из-за хорошего жалования и льгот, а в самом деле, ничего не делали. Но этот ответ заставил Намджуна удивится впервые за несколько месяцев. В последствии, он не раз пытался подарить младшему пилотку.
Чонки и Намджун были для омеги как два опоры: защищали, шутили и не бросали одного. Фактически, заботились вместо родителей. Сначала они с генералом были хорошими друзьями, которые любили шутить над Мином-старшим. Но после его кончины, Ким позволил себе испытывать гораздо более глубокие чувства. Именно поэтому Юнги не отшивал его слишком грубо, но держался на дистанции.
— Что собираешься делать дальше? — альфа наклоняет голову набок, рассматривая красивый профиль Юнги.
— Пойти на личную встречу с Намджуном, поговорить обо всем. Если будет что-то не так, я это пойму, — Чон вмиг дёргается и шокировано смотрит на младшего.
— Это слишком рискованно, нет, — старший хмурится и строго смотрит на блондина.
— Ты мне запрещаешь? — Мин расплывается в сладкой улыбке и будто довольствуется этой милой попыткой защитить от Чонгука.
— Если тебя это остановит, то запрещаю. Ты не знаешь на что он способен и что он сделает в экстренном случае. К тому же, если именно он всё это время играет за чужих, то сомневаюсь, что он тебя пожалеет.
Внутри Чона играют два чувства сразу. Первое это ревность, так как все осведомлены, что Ким Намджун испытывает некую увлеченность Юнги. Наличие того факта, что теперь он встречается с Чонгуком, скорее всего, особой роли не играет. Альфа не ревнует младшего к мужчине. Он ему всецело доверяет, знает, что тот сможет постоять за себя и четко выберет своего партнёра. Тем более, и до этого омега на чужие знаки внимания особо не реагировал. Пусть Ким в этом плане никогда радикальным не был, но никто не отменяет наличие высокой целеустремлённости у генерала. Все его ухаживания грань не переходили, но тем не менее, омегу это временами очень раздражало. Он действовал тихо, плавно, но при этом настойчиво. Если в Чонгуке была явная черта романтика и в действительности, он мог прекратить свои попытки сближения при чётком «нет», то у Кима ее не наблюдалось. Юнги не единожды выводило из себя это высокомерие и собственничество. Именно этим они с Чоном и отличаются, и именно поэтому омега сидит в объятиях у Чонгука.
Второе чувство, которое неприятно оседает у альфы где-то на сердце, так это то, что он безумно переживает за младшего. В самом деле, никто не знает, как Ким может отреагировать на подобный разговор. Вряд ли у предателей есть какая-либо эмпатия к своим жертвам и вряд ли Юнги станет в этом вопросе исключением. Ведь сам Мин далеко не последний человек в стране. Его устранение привело бы к множеству побед со стороны Сопротивления. А может быть на Мин Юнги до сих пор не было покушений лишь потому что Намджуну нравилось с ним играть. С какой стороны не посмотри на ситуацию, то Чонгуку она ни под каким ракурсом не нравится. Он буквально с ума сойдёт, если с омегой что-то произойдет и никогда себе подобного не простит. Поэтому даже размышления о личной встрече выбивает у него почву из-под и дурманит голову тревогой.
— Я уверен, что он мне ничего не сделает, — младший пожимает плечами. — Ты прекрасно видел, как я умею обращаться с врагами. Со мной ничего не случится, — Мин делает взгляд более мягким и ласково берет парня за руки.
— Я знаю, что можешь справится с кем угодно, но Юнги, не всегда везёт, тем более в таком рискованном деле. Я ведь не смогу без тебя, — он аккуратно упирается лбом о лоб юноши и закрывает глаза.
— Ты ведь жил как-то до нашей встречи, — омега улыбается краем губ и поглаживает большими пальцами руки старшего.
— Вот именно, что я не представляю, как раньше мог без тебя жить. А после тебя и подавно. Пообещай, что с тобой все будет хорошо.
— Обещаю, — Мин аккуратно скользит носом по щеке парня и целует в нее едва уловимо, что вызывает у Чонгука моментальную улыбку.
Во время таких нежных прикосновений, Чон мгновенно смягчается и кажется, что омега об этом знает, даже умело пользуется. Чонгук вроде бы и не против, но так быстро сдавать позиции перед кем-то не очень хочется. Тем не менее, он пользуется случаем и успевает втянуть младшего в ленивый, нежный поцелуй. Юнги на секунду замирает от неожиданности, но потом плавно отвечает. Для старшего поцелуи с омегой все ещё что-то волшебное и нереальное. Он смакует каждую секунду и каждый жест, когда чужие мягкие губы скользят между его. Чонгук укладывает руку тому на щеку и углубляет поцелуй. Тут же начинает неторопливо играть с юрким языком младшего. В их мире, когда округом война и над головой пули летают, завтра может и не быть, поэтому, если бы Чон имел такую волю, он бы закрылся вместе с ним в этом тесном кабинете и очень долго целовал. До тех пор, пока Мин вновь не покраснеет, а его губы соблазнительно опухнут. Отстраниться от такого Юнги очень и очень сложно. Он будто начинает дышать только тогда, когда их губы соприкасаются, а до этого задыхается в серости. Поэтому Мин мягко разрывает поцелуй первым и напоследок целует в кончик носа, словно бы обещает, что это не последний.
— Думал ли ты когда-нибудь, что будешь целоваться со мной здесь? — с улыбкой спрашивает альфа.
— Нет, думал, что отправлю тебя в горячую точку самым первым, — младший негромко смеётся.
— Не успел избавиться и теперь будешь страдать от любви, — драматично вздыхает Чон.
— Скорее ты будешь страдать всю свою жизнь под моим командованием и ужасным характером, — Мин в долгу не остаётся, ведь так нравятся эти забавные разговоры.
— Не говори так, — Чон качает головой, — у тебя самый прекрасный характер на свете, — и как доказательство своей правоты, нежно целует в висок.
— Тогда ты поможешь мне отнести все разбросанные папки в библиотеку? — ласково мурлычет омега, зная что не откажет.
Библиотека собой представляла небольшую комнату в самом конце корпуса. Там не было даже окон и стояло всего несколько столов и шкафов с полками для книг, журналов и папок. Ее скорее использовали для того, чтобы передать документацию кому-то другому. Бумаги оставляли там на столе, а на следующий день приходил другой человек и забирал их к себе. Ну или во всяком случае, это были те бумаги, которые ещё не до конца заполнены, но и просто лежать где попало они не могут. В целом, это было очень удобное маленькое помещение и доступ к нему был практически у всех. Для этого было достаточно взять ключ с вахты. А предложение побыть где-то с Юнги в самом конце корпуса, ещё и где практически никто не ходит и ничего не слышит, в темной, теплой комнате с удобными столами — от такого просто невозможно отказаться. Поэтому Чонгук кивает и мигом вскакивает с дивана. Начинает собирать все папки по полу и с дивана, которые разбросал младший. Юнги же от такого рвения звонко смеётся и указывает, какие именно бумаги нужны. Этот Чон Чонгук с его энтузиазмом и целеустремлённостью просто невообразимо привлекателен. Именно такую мысль Мин ловит внутри своего сознания и к своему счастью, ей не стыдится и не отталкивает. Для него действительно странно так открыто вести себя перед кем-то, но он не торопясь привыкает. Ему даже нравится.
Спустя пару минут они идут по коридору к библиотеке. Чонгук взял в руки все бумаги, что тяжёлая стопка доходит ему до шеи. Мин просто идёт впереди и ведёт в нужном направлении. Взгляд альфы падает на чужую упругую задницу, которую скрывает свободная ткань брюк. Однако Чон все ещё помнит, насколько она мягкая на ощупь и наслаждается мыслью, что вновь это ощутит. Омега открывает ключом дверь и проходит внутрь, задерживаясь на пороге и пропуская старшего. Чонгук проходит дальше в пыльное помещение, в котором пахнет старой бумагой.
— Мне нравится, как твой запах смешивается с запахом книг, очень по-домашнему, — он ставит документы на край одного из столов. — И нравится, что даже среди этой темноты, я могу чувствовать тебя, — не оборачиваясь произносит альфа.
— Я тебя очень люблю, — тихо и потеряно произносит Мин, из-за чего Чонгук сразу поворачивается к нему.
Всего секунда, как они сталкиваются взглядами: опустошенный и печальный у Юнги; шокированный и встревоженный у Чонгука. Всего секунда и младший резко закрывает дверь, сразу запирая на ключ. Чон быстро подбегает к двери, дёргает за ручку и толкает в нее плечом, пытаясь выбраться. Но препятствие никак не поддается, разделяет их словно не несколькими сантиметрами дерева, а огромной бетонной стеной. Будто миры перерезает, оставляя каждого по разным сторонам огромного обрыва. Мин выдыхает и утыкается лбом в дверной косяк рядом. Закрывает глаза, а внутри себя бесконечно у Чонгука прощения просит. Надеется, что все слова ему к душе дойдут. Чонгук несколько раз бьёт кулаком в дверь, пытается достучаться, но сам сдается, так же, как и омега, лбом в дверь упирается. Не понимает и внутренне сокрушается.
— Юнги, пожалуйста, открой, — просит, потому что знает, что младший ещё не ушел. — Пожалуйста.
— Я вернусь, — обещает. — Я вернусь вечером и открою дверь. Со мной всё будет хорошо, просто подожди меня и не переживай. Я вернусь и мы вместе поедем домой.
Омега поднимает голову, прикладывает ладонь к двери, словно даже через нее чувствует тепло дорогого человека. Словно даже она или тысячи километров, тысячи таких дверей и стен — никогда их не разделят. Пару секунд, как Юнги вкладывает в это не прямое прикосновение все свои чувства. Знает, что и Чон почувствует его тепло тоже, несмотря на преграду, потому что она их никогда друг от друга не оторвёт. Он опускает руку и со странным, давно забытым давящим чувством в грудной клетке, и уходит дальше по коридору. Чонгук как только слышит удаляющиеся шаги, срывается и начинает сильнее бить в дверь и пытается выбить ее плечом, да только не получается.
Мин поджимает губы, заворачивая в холл и достает мобильный телефон. Смотрит на номер Намджуна в списке контактов, сомневается минуту, но все равно набирает. Пара гудков, которые для омеги словно бой колоколов на площади во время войны, и Ким отвечает на звонок сдержанным «Да?».
— Свободен сегодняшним вечером? — спокойным голосом интересуется младший. От такого вопроса альфа на мгновение выпадает и молчит.
— Свободен, — доносится из другого конца трубки.
— Тогда встретимся через час в ресторане, адрес я пришлю сообщением.
— Хорошо.
Юнги отключается и прячет телефон. Спешно спускается на минус первый этаж, который подразумевает собой подземную парковку. Естественно помимо парковки, ещё одним этажом ниже, там также оборудовано бомбоубежище и несколько складов, к которым доступ обычно закрыт, а о их существовании догадывается довольно малое количество служащих. Это именно те резервы «на судный день». Обычное оружие и техника хранятся на складах по всей стране. В рамках именно этой базы, находится в ангарах. Но под приличным слоем земли спрятаны гораздо более серьезные игрушки. Именно те игрушки, которые Юнги включит игру в самый последний момент. А по его ощущением, это будут скорее, чем кто-либо может представить.
Омега подходит к самому концу парковки, где под брезентом стоит его собственная машина. Он берется за край ткани и одним махом скидывает ее с машины, обнажая темный корпус Ауди р8. Эту машину ему когда-то подарил брат. Если быть точнее, подарить не успел. Юнги несколько лет мечтал о собственной машине, потому что добираться всюду по автобусам или на рабочих автомобилях с водителем, которые к нему присылал Чонки, было не очень удобно. Его внимание приглянулась именно эта модель: вроде бы совершенно обычная, но в то же время с резкими деталями присущими спорткару. К тому же, и двигатель весьма неплох. Сам Мин-старший такого рода автомобили не любил. Больше предпочитал практичность и не хотел выделяться. Но любимому брату отказать никогда не мог. Поэтому к совершеннолетию Юнги он собрал денег и приобрел весьма дорогой и ценный подарок. Да вот только лично вручить ключи не смог.
То день рождения омеги было и так не самым радостным праздником, потому так быстро отойти от смерти близкого человека очень тяжело и невозможно. И если с квартирой и кабинетом он ещё как-то справлялся, уповая на то, что Чонки бы хотел, чтобы омега продолжал за всем этим ухаживать, то машина добила его окончательно. В первый же день он боролся с безумным желанием сесть за нее и разбиться где-то за городом. В то самое день рождения, сидя в комнате и роняя тысячи слез на их общую фотографию, он кричал, что самым дорогим подарком для было присутствие брата рядом, а не какой-то кусок металла. Поэтому и смотреть на нее он не мог. Запер ее в самый дальний угол парковки пылиться под брезентом. Сам же предпочел ездить на служебной машине и даже не вспоминать, что где-то там стоит последний подарок любимого брата.
Младший смотрит несколько секунд на красивый темно-металлический корпус, на котором играют блики света. Собирает волю в кулак и садится в машину. Заводит ее, слыша приятное, но в тоже время грубое рычание автомобиля и двигается с места.
***
Сколько бы Чонгук не пытался выбить несчастную дверь, а всё бестолку. В таких помещениях их устанавливают специально более прочными и долговечными. А у Чона уже что на руках синяки, что на плечах от бесчисленных попыток. Он просто периодически кричит что-то, надеюсь быть услышанным, да вот только комната находится вдали корпуса в той части, где практически никого нет. Так что и здесь шансы стремительно падают. По наручным часам он понимает, как время близится к вечеру, что означает уход работников либо домой, либо по своим комнатам. Честно говоря, в этот момент он уповает на мысль, чтобы у Тэхена с Хосоком хватило дури гулять по коридорам поздно вечером. Они итак любят дурачиться или чудить. Ну если точнее, Тэхен любит, а Хосок безотказная жертва. Поэтому пусть хотя бы сегодня чудили с пользой.
Но к сожалению, никого и в помине нет, будто на зло. Его с каждой секундой мучает не пребывание в темном, замкнутом пространстве, а мысли о том, где и что делает сейчас Юнги. Он безумно боится и переживает, что ему может и наверняка грозит опасность. Чонгук, безусловно, доверяет младшему и знает что он может за себя постоять и его не предаст. Честно говоря, местами ему даже жалко обидчиков омеги, но это не отменяет того факта, что для альфы он все равно самый драгоценный. Ему страшно представить, что в самый ответственный момент его может не быть рядом. Он словно считает своим долгом и святой обязанностью оберегать Юнги. Только младший считает, что может справиться со всем самостоятельно и с другим мнением считаться не желает. Похвально, но безумно действует на нервы.
Эти несколько часов он задаётся лишь одним вопросом: почему Юнги никогда его не слушает? Почему не считает важным обсудить все тревожащие мысли? Почему вроде бы спрашивает совета и слушает, но всё равно делает всё по-своему? Постоянно сам себе на уме. Чонгуку бы понять, что там творится. Он вроде бы только приближается к пониманию, но потом Мин творит что-то совершенно неожиданное и старшего вновь на целую ступень взаимопонимания назад откидывает. Уверяет, что научится его понимать и без слов. Уверяет, что научит омегу выговариваться и обсуждать всё на свете. Уверяет, что будет стараться и все будет хорошо. Лишь бы только с Юнги ничего не случилось.
Кажется, что если разверзнется земля и в ее пропасть упадет тот ангел, с омраченными смолью крыльями, не в силах их расправить, то и пропасть примет его как излюбленного своего ребенка. Заботливо укутает в мягкой темноте, скроет от глаз людских, грязных и грешных. И плиты земные вновь сойдутся вместе, сохранив где-то глубоко внутри себя что-то настолько ценное, что и луч света будет не в силах дотянуться, потревожить. Спрятав внутри себя что-то чистое, но покрывшееся твердым налетом из разбитых надежд, подобно самому драгоценному камню из любых известных.
Чонгуку кажется, что сколько бы он не тянулся, до Мин Юнги расстояние сантиметрами не измеряется, оно отчитывается только поступками и словами. Мин Юнги как горизонт: протяни руку и на ладони, но в то же время скрыт за тысячами километров.
Он всегда останется для Чонгука кем-то, кого переиграть не удалось. Даже если на секунду допустить мысль, что он его, что можно расслабиться, омега тут же показывает совершенно обратное, оставляет в извечном напряжении. Чонгуку такое напряжение ненавистно — сказал бы он в самую их первую встречу, когда только лишь взглянув в глаза с золотистым отливом, ещё и сам не понял, как тонкая нить тут же потянулась от изящных пальцев младшего и мягко обвилась вокруг Чона. Чонгуку такое напряжение ненавистно — сказал бы он, но тут же замолчал, потому что от этой связи внутри по венам разливаются ничем не измеряющиеся эмоции, чувства. Чонгуку такое напряжение ненавистно — врёт, он бы на колени ради него пал, чтобы ещё хоть раз почувствовать эти мягкие оковы вокруг себя.
Мин Юнги навсегда останется чем-то непокорённым. По взмаху ресниц чужие стены рушит, и те падают разлетаясь на сотни маленьких камней. А по шелесту губ свои собственные выстраивает, те вздымаются на тысячи метров вверх и столько же в ширь. Мин Юнги навсегда останется чем-то неземным. У людей такой силы нет. Она исходит от него золотистым светом, ослепляет, завораживает, но и больно глаза режет. Чонгук не знает, что нужно пройти, что вытерпеть, что сделать, чтобы так сиять. Мин Юнги навсегда останется чем-то удивительным. Непредсказуемым до самого конца. Ни один детектив, ни один роман, ни одна ясновидящая, ни один бог никогда не узнают, что там в мыслях у этого омеги. Мин Юнги, кажется, действительно навсегда останется неразрушимым.
Внутри себя Чонгук клянётся, что если с омегой что-то случится, он камень на камне здесь не оставит. Что ни одна армия, эта или та, не спасётся. Ему свои и чужие в приоритетах сотрутся. Что развяжет войну свою собственную и тогда либо похоронит все, либо воскресит и заново построит. Что если Намджун осмелится к нему хотя бы пальцем прикоснуться, он больше сдержаться не сможет.
Вечно спокойный и сдержанный Чон Чонгук. Тот, что рассудительный, спокойный и у которого в запасе сотни шуток на любую ситуацию. Тот, что может всех усмирить и остановить. Именно таким его привыкли видеть и знать. Он действительно такой, потому что не видит смысла прятаться за какими-то бессмысленными масками или строить из себя пафосного героя. Чонгук это просто Чонгук. Но зачастую именно у таких спокойных и сдержанных людей где-то глубоко внутри пляшут черти. А если эту скорлупу из спокойствия сломать, они безумным вихрем наружу рвутся и запечатать их обратно невыносимо тяжёлая задача. Они бушуют, рвут и мечут, кровью упиваются, словно от жажды столетиями мучились. Наслаждаются каждой секундой полученного хаоса. Чон чувствует, что до момента, как его собственная скорлупа треснет осталось слишком мало времени.
Он от злости ещё раз пинает дверь ногой и слышит непонятный писк по ту сторону. Удивляется и вновь стучит по двери ладонью, хватаясь за шанс освободиться.
— Кто там? Пожалуйста откройте! — старший тарабанит по двери.
— Чонгук? — альфа различает немного испуганный голос Чимина. — Что ты там делаешь?
— Чимин? — он облегчённо выдыхает и даже радуется, что наконец выйдет отсюда. — Пожалуйста быстрее открой дверь!
— Хорошо, я сейчас!
Чон понимает по звуку, что омега побежал за запасным ключом. Храни бог Чимина и его любопытство, которое пусть часто и заводит его в разные проблемы, но иногда играет на руку. Как хорошо, что он оказался здесь, Чонгук обязательно купит ему шоколадку. Он зажмуривается и просит Юнги чуть-чуть подождать. Он обязательно успеет и ничего страшного не произойдет. Просто немного подождать. Как Чонгук открывает глаза, то вновь слышит шаги и поворот ключа в замке. Стоит двери открыться, как старший налетает на Пака и трясет за плечи.
— Ты даже не представляешь, как ты вовремя, — альфа наверняка не понимает, как сильно пугает посторонних.
— Да что случилось-то? — удивлённо смотрит младший.
— Юнги в опасности, — Чон отходит и спешит к ближайшему проводному телефону.
— Что? — Чимин теряется. — Почему? — он спешит за старшим.
— Потом расскажу, — Чонгук забегает в их с Мином кабинет и быстро набирает номер. — Хосок, срочно отследи телефон Юнги и вышли мне геолокацию.
***
Our Last night — Same old war
На город постепенно обрушается темнота. Но ее сопровождает свет от окон домов и ряды фонарей, что хоть немного, но делают эту осень уютней. В центре всегда более оживленнее, чем на окраинах. Признаться, Мин быстро привыкает к покою и тишине, когда сидит у себя в кабинете где-то там за городом. Это как будто его маленький мир и в нем он чувствует себя безопаснее. Именно поэтому он не любит выезжать куда-то и даже поездка к себе домой тысячи раз обдумывается, так как диван в кабинете бывает намного удобнее. Каждая поездка в центр требует множества энергии, но сегодня Мин Юнги превзошел сам себя. Он осторожно паркуется около ресторана, где его должен ждать Намджун. Выдыхает и смотрит на себя через небольшое зеркальце над лобовым стеклом. На нем надета мягкая, лиловая рубашка с v-образным вырезом около ключиц, черные брюки и пальто. Светлые волосы аккуратно уложены и словно отражают свет от вывески ресторана. Омега успел заскочить домой и привести себя в порядок. Не то чтобы он хотел кого-то впечатлить, но в такое заведение в берцах с ветровкой вряд ли пустят.
Юнги пару раз стукает пальцами по рулю, после чего выходит из машины и направляется в ресторан. Быстро проходит внутрь, где с него консьерж снимает пальто и забирает в гардероб, а затем находит глазами генерала и присаживается к нему за столик.
— Прекрасно выглядишь, — Намджун без какого-либо зазрения совести рассматривает сидящего перед ним омегу.
Мин также подмечает, что альфа сам сюда не в футболке пришел. На нем явно дорогой костюм черного цвета, а протянутая на стол рука с красивыми часами неторопливо постукивает по столешнице. В обычные рабочие будни старший так никогда не одевается и в принципе, не подаёт каких-либо признаков, что любит похвастаться своим достатком. Ведёт себя ровно так же, как и все, разве что с присущим для его статуса официализмом и строгостью.
— Это тебе, — Намджун вынимает из-под стола лежащий на его коленях букет пышных кроваво-красных роз и передаёт младшему, который, к слову, терпеть не может красные розы. — Для первого свидания скромно, но я обещаю исправиться в будущем.
— Это не свидание, — резко отрезает омега и грубо кладет цветы рядом на стол, что с букета слетает пара лепестков.
— Жаль, я-то подумал, что ты наигрался с нервами того мальчишки.
— Его зовут Чонгук и мы встречаемся.
— Брось, Юнги, — Намджун улыбается краем губ, складывает руки в замок и наклоняется над столом. — Я знаю тебя больше пяти лет. И больше пяти лет я за тобой гоняюсь. Мне нравится твоя грубость, твоя вспыльчивость и резкость. Даже взгляд, которым ты сейчас смотришь так, словно в голове уже прирезал меня раз пятнадцать мне тоже нравится. Рядом с тобой должен быть сильный и властный человек, который обуздает твой огонь и сможет защитить. Чонгук с таким не справится. Будем честными, он слишком мягок и зажат, — альфа пожимает плечами, словно бы говоря что это и так всем известно. Но Юнги это чрезмерная самоуверенность раздражает.
— А теперь послушай меня, — Мин повторяет движения старшего и ровно так же наклоняется над столом. — Я выбрал его именно потому что он не пытался обуздать мой огонь, а старался помочь ему разгореться. Чонгук сильный, потому что он не строит из себя кого-то другого, не боится быть таким, какой он есть. Не делает вид, что он бесчувственная машина, у которой нет проблем, как делаете это вы, чтобы казаться «круче». Он заботливый и живой. Рядом с ним я действительно чувствую себя в безопасности и не боюсь быть обманутым или преданным, как с кем-нибудь другим.
Все сказанные слова Юнги чистейшая правда, которую он не боится сказать кому-то в лицо. Впервые за долгие годы, он не боится высказывать свои чувства посторонним людям. Не боится признаться в том, что ему кто-то очень дорог. Он будет стоически отстаивать свои чувства и защищать своего любимого человека. Не важно альфа ты или омега, потому что каждый должен в равной степени стараться и заботиться друг о друге. Намджун это тоже понимает, поэтому обратно откидывается на спинку стула и негромко хмыкает. В действительности, он сам все это давно осознал и если Юнги точно определился с выбором, то он спокойно примет то, что пора отпустить.
— Что ж, тебе виднее, но тогда я не понимаю, зачем ты меня сюда позвал, — через минуту к ним подходит официант и расставляет по чашке кофе около каждого, но к младшему также ставит блюдце с десертом.
— Ты ведь прекрасно знаешь, — произносит младший, когда официант уходит и не отрываясь смотрит на альфу. — Кто-то слил все данные с плана по встрече главы Сопротивления со спонсорами. Все, что было в папке. А доступ к ней был только у четверых.
— И ты решил, что это я? — договаривает невысказанное Ким. — Юнги, я конечно знаю, что ты меня не любишь, но это ещё сильнее разбивает мне сердце. Я, может быть, и не самый лучший любовник, но и не предатель, — Намджун делает глоток кофе.
— Почему я должен тебе верить? Я отдал папку тебе и после этого ее не видел.
— Ну может быть потому что всю эту информацию собирали и мои люди тоже? Если бы они нашли что-то подобное, они бы на месте убили твоих и всё донесли мне без лишних глаз. Зачем мне делать такие осечки?
В словах Намджуна действительно была правда. Он никогда не любил рисковать и в данном случае, скорее всего, тоже бы не допустил никаких оплошностей. К тому же, эта информация действительно была слишком ценной и если даже подумать, что кто-то мог ею манипулировать, то это все равно очень необдуманно и нестабильно. Ведь Юнги мог повести себя совершенно неожиданно и замять всё это было бы практически невозможно. В общем, риски не оправдали бы средства.
— И всё-таки, кто знает, насколько далеко ты готов зайти? — младший сдавать позиции не собирается и знает, что Намджун с ним всё равно ничего не сделает. По крайней мере, не в ресторане, где полным полно людей.
— Юнги, я занимаю этот пост уже очень много лет. Если бы я хотел кого-то предать, то я бы сделал это уже давно. К тому же, у меня есть на это необходимая власть. Я бы давным-давно выдал всю секретную информацию и не помогал Сокджину доставать нам технику из зарубежных стран. А ещё, — он несколько секунд сканирует младшего взглядом, — я бы в первую очередь избавился от тебя.
— Буду считать комплиментом.
— Это он и есть, — Ким вздыхает и кивает головой, рассматривая ходящих рядом официантов. — Ты умный, целеустремлённый и трудолюбивый. Ты быстро все замечаешь и я бы даже сказал, чувствуешь. Но что ещё более интересное: ты честный и смелый. Сидя здесь ты мог бы окружить меня своим соблазнительным запахом, флиртовать и вытягивать необходимую информацию своими красивыми пальчиками. Но ты так не поступил. Ты грубо завалился на стул и так же грубо убил мои цветы об стол. Сразу дал отворот-поворот и задал вопрос прямо. Я бы сказал, без ножа режешь. Даже твой брат так не умел, — он заканчивает говорить и вновь принимается за кофе.
На удивление, Юнги ему верит. Во всех словах действительно пробегает смысл, а даже если бы Намджун понял, что его поймали, он бы не стал выкручиваться и пытаться соврать. Ладно, одной проблемой меньше. Честно говоря, Мин испытывает некое облегчение, что это всё-таки не Намджун. Несмотря на отвратительные знаки внимания и слова, брошенные в сторону Чонгука, в других вопросах альфа замечательный собеседник. А что ещё более важно — замечательный генерал.
— Тогда кто это? — растерянно произносит омега и смотрит на шоколадный десерт с вишней на блюдце.
— Ну а кто проводит с тобой большую часть времени? Кто имеет доступ к твоему письменному столу, твоим бумагам, твоему дому? В конце концов, к твоим мыслям? — Намджун наблюдает за тем, как мрачнеет лицо младшего.
— Чонгук не мог...
— Насколько ты в этом уверен? Я понимаю, что у тебя к нему есть чувства, — Ким на долю секунды морщит нос, — но именно он первый в списке подозреваемых. Возможно он специально пытался пробраться к тебе поближе. Ты дал ему слишком много власти за короткий промежуток времени, — старший наблюдает за замешательством на лице младшего и достает телефон. — За пару часов до твоего визита, я уже предполагал, что за тему вечера ты выберешь, поэтому попросил одного из своих людей найти все личные дела любого, кто имел какое-либо отношение к собранной информации. В том числе, и тех людей, кто ее собрал. Но, Юнги, — Намджун задумчиво потирает подбородок, смотря на омегу, — что ты будешь делать, если окажется, что это Чонгук?
Юнги соврет, если скажет, что не допускал мысли о том, что это может быть Чонгук. Но быстро ее отгонял в ящик с надписью «невозможно». На самом деле, он признает что у Чона есть обширный доступ к любым бумагам и архивам. Такого даже у многих давно служащих нет. Просто с ним всё было по-другому. Чонгук ведь народный герой, успевший спасти одни из важных городов от оккупации. Чонгук ведь и не стремился в армию. Да и Намджун сам его направил под попечение омеги. Ким наверняка сейчас об этом уже сожалеет, но это другая история. Поначалу альфа делал все настолько неумело, что у младшего не возникало мысли, что он мог вообще иметь какое-либо представление о всех этих бумагах и документах раньше. Особенно, если вспомнить тот случай, когда он с таблицей в экселе сидел часов так шесть. Казалось, что от него было бы больше пользы на передовой, чем в небольшом кабинете, потому что Юнги его во многих вопросах буквально учил с нуля. Единственное, что у Чонгука было с самого начала — хорошая военная подготовка и смекалка. Для него действительно лучшим вариантом было выдать бронежилет и кинуть куда-то к границе, но, во-первых, из-за поставленной астмы у старшего так называемый «белый билет» — не пригоден к службе. Все естественно, догадались, что диагноз липовый, но морочиться с этим никто не хочет. Потом Чон начал хорошо справляться со своей работой, да и Юнги не хотелось терять такого помощника. А дальше просто терять уже не хотелось.
В конечном итоге, он не рассматривал вариант предательства от старшего. Это ведь Чонгук? Его Чонгук, который каждую ночь желает сладких снов с сердечком. Который приносит коробки с эклерами и обязательно со сгущенкой, потому что сливочный крем Мин не любит. Который находит смешные картинки с котами и подписывает «мы». Юнги уверен, что такого альфу мало кто вообще видел, поэтому смысла в догадках нет. Зачем ему так стараться?
Тем более альфа так болтлив, что сам все рассказывает поздним вечером, когда наступает настроение для откровений. Так омега в курсе, что он сломал руку в десять лет и с тех пор она быстро устает. Но вдруг всё это действительно лишь маска? Хорошо спланированный план? Кто-то ведь убил брата Юнги, кто-то ведь знает, что он занял его пост, кто-то ведь тоже этим недоволен? По коварной воле судьбы, предают и делают больнее всего именно те, кто слишком рядом около сердца живёт. А младший по своей неосторожности впустил его слишком близко и слишком глубоко. Настолько, что перенесенный ущерб вряд ли оставит его в живых.
Он впервые за очень долгое время наконец-то смог кому-то довериться. Впервые посчитал кого-то достойным настолько ценной близости. Юнги впервые за очень долгое время боится. Это ведь не правда? Он безумно боится, что вдруг, сейчас окажется, что это Чон, что его заботливая улыбка сменится на самоудовлетворенный оскал. Что он поймет, что рядом с ним совершенно другой человек, а все те нежные слова, которые омега себе перед сном в голове прокручивал каждую ночь — ложь. Вдруг эти слова для старшего ничего не значили, но для младшего это была чуть ли не ещё одна причина жить? Вдруг он поймет, что перед ним абсолютно чужой человек? Незнакомый, пугающий, а от былой заботы и доброты не останется ничего кроме пренебрежения? Он просто развернется и уйдет навсегда, оставив позади себя одного сломанного и опустошенного Мин Юнги.
После примирения со смертью брата, Юнги чувствовал себя стабильно. Стабильно хорошо или стабильно плохо — это уже более глубокий вопрос. Он словно ничего не ощущал и не жил. Все взрывы и нападения воспринимались обыденно, из-за чего омега очень себя винил, потому что должен же был что-то чувствовать? Но там ничего не было. Просто пустота, которая постепенно высасывала все силы. А потом появился Чонгук и ноющая пропасть в теле как-то незаметно затянулась. Он наконец начал что-то ощущать. Поэтому сейчас младший не представляет, что будет, если рана откроется снова. Она без остатка поглотит его всего. Если это будет Чонгук — Мин Юнги проиграет свою собственную борьбу.
Через секунду их напряжённое молчание нарушает звук уведомления на телефоне альфы. Мин резко поднимает голову, словно услышал звон колокола перед собственной казнью. Сердце начинает бешено стучать и отчитывать каждое мгновение, которое ему даётся как тысяча и одна битва сразу. Он растерянно смотрит, как Ким поднимает телефон и читает одно единственное сообщение: «Пак Чимин не числится в реестре сотрудников аэропорта».
***
Mindless self indulgence — Molly
— Не знал, что ты умеешь водить, — Чонгук смотрит на темную дорогу впереди себя, которую освещает свет фар.
— Да, недавно научился, — мягко улыбается Чимин. — Но все ещё волнуюсь немного.
— Так у всех было, надо просто привыкнуть.
Как только Чонгук получил сообщение от Хосока с местоположением Юнги, то сразу вылетел к служебной машине. Омега всё так же потеряно продолжал бродить за старшим и предложил свою помощь, когда оказалось, что Чон понятия не имеет, где находится тот самый ресторан, а навигатор ещё и сломался вдобавок. У альфы не было времени думать. Все мысли вытеснила одна единственная, которая без конца подкидывала наихудшие варианты событий с его любимым человеком. Он во что бы то ни стало должен успеть. Должен появиться вовремя и защитить свое самое ценное. Иначе себе не простит. Даже на выходки Мина больше не сердится, простит все, что угодно и согласен терпеть ещё столько же, только пусть рядом будет. Только пусть обнимет и скажет, что все хорошо.
Чонгуку кажется, что они едут слишком медленно и за эти пару минут может произойти всё, что угодно. Надеется, что омега просто посмеётся и скажет, что старший слишком тревожен, а Юнги прекрасно со всем может справиться и сам, как любит это повторять. Он глубоко вздыхает и приказывает себе успокоиться, только почему-то волнение никак не помогает. Он наблюдает, как они поворачивают то с одной дороги на другую и словно бы наоборот выезжают из города, потому что в отличие от привычных высоток их окружают деревья и сплошная лесополоса.
— А мы точно туда едем? — старший хмурится и поворачивается к Паку.
— Конечно, — спокойно отвечает омега. — Так в какую именно передрягу попал господин Мин? Да и что он в ресторане делает? Неужели изменяет тебе? — Чимин тихо хихикает, пока старший мрачнеет.
— Просто надо заехать забрать.
— И поэтому ты так волнуешься? — Пак игриво постукивает пальцами по рулю. — Или потому что вы догадываетесь, кто за всем этим стоит? — Чимин склоняет голову набок и бросает ехидный взгляд на альфу.
— Что за...
— Тихо красавчик, — Чонгук не успевает дёрнуться, как младший быстро вынимает из-за спины пистолет и направляет его на сидящего рядом мужчину. — Честно говоря, я думал, что вы поймёте раньше, хотя, — он на секунду задумывается, — думаю, Юнги и понял, но сомневался. Ты же так ко мне хорошо относишься. Жалко его конечно, да и тебя тоже.
— С чего такая жалость? — Чонгук пытается держать себя в руках и не подавать виду.
— Мы были бы прекрасной парой, — театрально вздыхает Пак. — Вряд ли бы с любовью, но тело у тебя что надо. Однако ты погнался за этими дурацкими и бесполезными чувствами и выбрал истеричного и важного Мин Юнги. Что в нем такого интересного? Но вкуса видно и у тебя и не было, так что я не удивлён, ну и мозгов тоже. Любовь совершенно ненужная вещь, которая делает тебя зависимым от кого-то. Одно слово грубым тоном и пуф, — юноша дёргает пистолетом в воздухе, — ты сломан и все мысли заняты переживаниями. Это яд, который тебя обездвиживает. Делает уязвимым. Сначала ты стоишь у человека в объятьях, а в следующую секунду тебя жестоко предают на кого-то другого. Грустненько, — вздыхает младший и дует губы. — А мы бы просто замечательно проводили время вместе без всех этих нудных признаний в любови. Поначалу, я думал, что переманить тебя на свою сторону будет легко, только ещё немного глазки построить. Но слушая твои сопли о чувствах к генеральской подстилке, меня все сильнее тянуло блевать, — омега следит за дорогой, но с тем и крепко держит пистолет, обращения внимание и на Чонгука. Дорога впереди прямая, машины отсутствуют, так что сложности нет.
— И что ты собираешься делать? — альфа не шевелится. Нужно заговорить Чимина, а потом, когда он потеряет бдительность, вырвать пистолет из рук. Собственный у Чона в бардачке, который он забыл вытащить с прошлой поездки и теперь ругается про себя.
— Воевать, дороги назад нет, — Пак заметно набирает скорость, из-за чего старший напрягается. — У тебя ее тоже нет, — на этих словах Чимин резко бьёт прикладом в защёлку ремня безопасности Чонгука, выводя ее из строя. Та защемляет его внутри, оставляя его прикованным к сидению. Омега сам быстро отстёгивается, вжимая педаль газа и подмигивает на прощание. — Прощай, красавчик, — Пак открывает дверь и выпрыгивает из машины в траву.
Чонгук прослеживает его шокированным взглядом и кидается к застёжке, грубыми рывками пытается вырвать ремень безопасности. Потом тянется к бардачку за пистолетом, но как только поднимает голову видит крутой поворот и овраг впереди себя. За долю секунды машина слетает с дороги в кювет.
***
Юнги ведёт машину одной рукой, а второй яростно откидывает свой телефон на заднее сиденье. Заметно хмурится и старается сосредоточиться на темной дороге впереди. Ни луны, ни фонарей, только свет фар. Это его тоже безумно раздражает. Младший поджимает губы, впиваясь пальцами в руль, что сидящий на пассажирском сидении Намджун напрягается.
Сразу после полученного сообщения генерал приказал в срочном порядке задержать Пак Чимина для дальнейшего выяснения обстоятельств, но тот бесследно растворился. Более того, исчез и Чонгук. В библиотеке его не оказалось, а на звонки он не отвечает. Именно поэтому Юнги так себя ведёт. Мин сразу же выехал в часть вместе с альфой и в довольно грубой форме дал понять, что водительское место уступит только в случае поражения на перестрелке в поле. А Намджун и без того знает, что во-первых, он проиграет, а во-вторых, это займет слишком много времени. Спорткар даёт возможность выжимать скорость и младший ею не брезгует. Даже Намджуна, который в свое время ради интереса гнал на танке по полям это несколько пугает. Однако возразить что-то себе дороже, так что старший лишь вздыхает и переводит взгляд в боковое окно.
— Там что-то горит? — Ким замечает дальше на повороте непонятный горящий огонек, который сильно выделяется на фоне темноты.
У Юнги сразу внутри что-то сжимается. Он поворачивает голову вслед за альфой и действительно в кювете виднеется пламя. Внутреннее предчувствие тут же терзает душу, поэтому парень вжимает педаль газа и за минуту доезжает до нужного участка дороги. Останавливает машину посередине дороги и вылетает на улицу. Намджун следует за ним и становится рядом около обрыва. Горит машина. Та влетела капотом в дерево, а горящие кусты закрывают вид. До тех пор пока взгляд генерала не падает на номер.
— Это...
— Машина Чонгука, — севшим голосом договаривает стоящий рядом омега.
У Юнги дыхание перехватывает и немеют кончики пальцев. Он несколько секунд смотрит на огонь, будто не понимает, что происходит. А потом осознание резкой лавиной наваливается сверху такой тяжестью, что младший и шага сделать не может, но усиленно отгоняет наваждение. Он резко начинает бежать к машине, но Намджун успевает перехватить его за талию и оттащить назад. Омега брыкается, бьёт руками и ногами, пытается вырваться. Кричит истошно и зовёт своего человека, надеется, что услышит. Юнги не замечает, как его крупно начинает трясти, не замечает, как по щекам скатываются горячие слезы, которые обжигают холодные щеки. Не замечает ничего вокруг кроме огня. Верующим не был никогда, но сейчас отчаянно молится, лишь бы живым был, лишь бы хоть вздох его услышать. Пусть предателем будет, пусть будет негодяем и ублюдком, только живым.
Мин оседает на холодную, продрогшую осенней стужей землю. Слезы полностью закрывают собой ясность, оставляя только размытые красные и жёлтые пятна. Где-то в груди настолько болит, что эта боль словно по всем венам и артериями по телу распространяется, парализует. Голова кружится и ему хочется чтобы это было лишь галлюцинацией или пусть уж сам тогда в обморок упадет, а то не вынесет. Сердца так гулко бьётся, что он за его биением собственных криков не слышит. Только яростно руками землю бьёт, сдирая кожу. Просит, чтобы он подошёл и руки эти в своих спрятал, как ещё утром делал. Иногда некоторые люди после предательства для нас умирают. А иногда умершие все ещё в сердце живут.
