۩|Глава 4
Все дети из средней школы — чертовски вредные и активные. Учеба уже совсем не приоритет и не вариант поднять свой статус, скорее даже наоборот — если ты хорошо учишься, у тебя будут проблемы в коллективе, но при этом все будут любезны в определенный момент — знак того, что кому-то нужно дать списать. Все будет ходить по замкнутому кругу, и никогда ничего не изменится, если, конечно, отличник не станет настоящей оторвой. Я училась крайне хорошо и часто помогала всему классу, а в особенности своим ребятам. Держаться на уровне обычного ученика, а не заучки, помогала мне дружба с ними. Таким образом, школа не напрягала ни одного из нас и, даже становясь старше, мы всегда забрасывали рюкзаки и пропадали до позднего вечера, лишь потом возвращаясь домой и рано-рано утром делая уроки. Конец шестого класса, никаких экзаменов, лишь четвертные контрольные, которые ничуть не пугали. Была придумана тайная азбука, с помощью которой мы передавали ответы на тесты. Знал ее весь класс, который потом нас за это благодарил.
Первый учебный год был по-особенному взрывным. Такие первоклассники, как мы, добились сразу многого в разных областях. Первоклассно, например, бесили учителей, а еще активно участвовали в разных конкурсах и всегда, непременно занимали первые места. Ничего не изменилось ни во втором классе, ни в третьем, ни в четвертом, ни в пятом, ни в шестом. «А» класс был лидером во всем, и все знали, кому они обязаны. Максим был незаменимым старостой и никого не давал в обиду, участвуя вместе с Сашей и Ромой во всех спортивных конкурсах. Аня и я занимали первые места на художественных конкурсах, с легкостью выбиваясь в лидеры, Женя всегда танцевал и пел от класса, а Егор писал всевозможные олимпиады, даже по тем предметам, которых в списке не было. Мы были лучшими, и все переменки проводили в излюбленном месте — в правом крыле на третьем этаже, которое постепенно превратилось в скрытую от глаз учителей игровую зону. Пакости, пока еще, мелкие, стали неотъемлемой частью веселой школьной жизни. Склеенные жвачкой волосы впереди сидящей модницы, сворованные втихую булочки в столовой, замазанные корректором «н» и плохие оценки, громкие ссоры с учителями из-за формы и волос — мы выделялись даже в этом. Как-то раз Максим футбольным мячом разбил окно, а мы с Аней, еще в третьем классе, хорошо так подрались. Просто так, для развлечения, как все думали. На деле же мы не поделили самое вкусное пирожное. Тогда нам здорово досталось, ведь она разбила аквариум в классе, а я случайно наступила на пару рыбок, а потом взяла одну и кинула в смеющегося рыжего мальчишку, имени которого так и не запомнила. Он очень разозлил меня тогда, как и все. Почему-то, они дружно болели за победу Ани.
На этом наши пакости не прекращались, и чем старше мы становились, тем более веселые и безумные были приколы. Но произошло то, чего не ожидал никто из нас. Против самого знаменитого на всю школу «А» класса выступил другой класс. Они были заметно старше нас. «Бэшки» — так их называли. На самом-то деле, это был всего-то 8«Б». Но воевали мы с ними знатно... Даже учителя знали о нашей вражде. И многие уже смирились, потому что в войнах редко есть третья сторона.
Бэшки старались переплюнуть нас во всем, и это дико злило Максима. У них был свой лидер и свой «король», как я когда-то его назвала. Его звали Алексей, а если проще — Лешка-кулак. Он дрался так, как не дрался еще никто, наверное. Все противники падали против его удара левой рукой, и никто не поднимался. Правда, в отличие от нас, они никогда не трогали девочек, да и в их компании их тоже не было. Поэтому, изощренная фантазия восьмиклассников измывалась, как могла, чтобы подавить «такую мелкую шпану, как эти шестиклашки!». Однажды они разбили две вазы в том крыле, где мы играли, и, естественно, все учителя и завучи подумали, что это наша вина. Наказание оказалось здоровским и очень серьезным — не только в школе, но и дома, от родителей. И с тех пор началась война.
Они — нам, а мы — им. Таков был принцип сложившегося противостояния. Каждая пакость, совершенная нами, была приписана им, а их — нам. Учителя невероятно злились и путались, разбираясь до самого вечера, кто прав, а кто виноват. У них не получалось узнать и докопаться до истины, но ее знали все, кроме них.
В конце учебного года, первого апреля, мы столкнулись лицом к лицу, и это было уже совсем за пределами школы. На большом поле, где обычно проходили уроки физкультуры, было очень жарко и солнечно. Максим, Саша, Рома, Женя, Егор и я стояли напротив Лешки и его друзей, имени которых никто не знал. Аня болела. Мне казалось, что сейчас начнется сражение, как в «Цепи». Одна команда ринется на другую, и начнется драка.
— Мы вас поколотим! — Зло кинул Лешка и потер свои кулаки, угрожающе хрустя косточками. — Мелочь поганая! Чего это вы вообще вздумали! Повесили на нас воровство в столовке! Да никогда мы таким не промышляли!
— Сами виноваты! — Обозленно крикнул Рома и резво шагнул вперед. — Зачем вы подставили нас с кражей в раздевалках?! Мы полтора месяца доказывали, что мы тут не причем! Даже полиция приезжала!
— Ром, прекрати, просто побьем их сейчас и все. Иначе они не поймут...
Максим удивительно спокойно нахмурился и подошел ближе к Леше. Я стояла справа от него и совсем не боялась, потому что знала, что в наших руках есть козырь. Он кивнул мне и хитро улыбнулся, после чего совсем незаметно отдал свой телефон и велел спрятать в карман. Это было очень умно.
Восьмиклассники, чтобы исправить свои оценки, выкрали запасной ключ от учительской и пробрались туда после того, как школа опустела и внутри остались только охранники. Они взяли журнал и аккуратно исправили свои оценки, после чего Лешка предложил подставить нас снова. Наутро учителя обнаружили, что практически все журналы были перемазаны чернилами ручек, испачкана мебель — диваны и столы — а еще украдено огромное расписание для всех классов из-за стекла, на котором красной краской было выведено «6 „А"». Конечно же, все подумали, что это мы.
В тот день мы остались с ним для подготовки плаката к конкурсу. Сложно было не заметить, как из учительской выбегают бэшки с краской в руках. Я быстро выхватила телефон Максима и сфотографировала их. Мы решили отомстить и сдать их учителям.
— Пусть девчонка уйдет! — Крикнул Леша и окинул меня придирчивым, но внимательным взглядом. — Я слабых не бью.
Максим знал, что он так скажет, а потому кивнул мне, чтобы я отошла. Внутри разрослось возмущение, да так быстро, будто загорелся тополиный пух. Но нужно было действовать согласно плану: если исход драки будет не в нашу пользу, мы ошарашим их новостью и достанем козырь из рукава. А если она пройдет удачно, то мы используем его как дополнительное доказательство нашего бесспорного превосходства. Хотя я сомневалась, что все пройдет хорошо. Они, все-таки, были старше и сильнее.
Дальнейшие события происходили слишком стремительно и быстро. Лешка кинулся на Максима, а его друзья — на Рому и Женю. Их тут же повалили и начали избивать. Ногами, руками, палками. Они громко кричали, пытались дать сдачи, но получалось это плохо. Я испугалась слишком сильно и была уже готова сказать про наш козырь. Саша и Егор схватились за камни и начали кидать их в спины тех, кто повалил наших друзей, после чего они накинулись на них сзади, давая нашим преимущество, шанс подняться. Рома и Женя вскочили, Максиму удалось повалить Лешу на землю, но внезапно раздался громкий свист. Справа, вооруженные палками и рогатками, надвигались одноклассники Леши. Он обдурил нас всех, никто об этом не подумал.
Я встала на корягу, понимая, что пора сделать хоть что-нибудь. Что-то, чтобы прекратить это. Сердце ушло в пятки, и я громко, надрывно закричала. Все обратили на меня внимание, и повисла тишина.
— Если вы не прекратите и не остановитесь, то все учителя и завучи, даже директор узнает о том, что это именно восьмой класс учинил беспредел в учительской! У меня есть фотографии! Хватит!
Наивно полагать, что после этого они в момент отступят и покорно сложат пред нами палки и рогатки в знак поражения. Но я искренне думала, что сейчас спасаю своих друзей. Ребята из восьмого класса поняли, что это грозит им серьезными проблемами, а потому решили действовать совершенно неожиданно. Пришедшие встали между мной и остальными — Максиму скрутили руки, как и Роме, а Сашу, Женю и Егора повалили на землю, не давая встать. Они были в синяках, тихо шипели, но внимательно наблюдали за тем, что сейчас происходит, за мной. Им было больно, а мне — страшно. Я видела кровь. Лешка отошел от них и вместе с тремя ребятами двинулся ко мне.
— Отдавай мне фотки немедленно! Иначе я переступлю через свое правило и мы поколотим тебя!
Ноги будто вросли в эту корягу. Я сжала телефон Максима в кармане и растерянно посмотрела на надвигающихся ребят.
— Отдай, говорю. И мы тебя отпустим, а они будут сами отдуваться за свою тупость. Немедленно!
Вдох-выдох. Надо было успокоиться и быстро сообразить, что делать, куда бежать. Если отдать им телефон — они его сломают и разобьют, а меня посчитают предателем. Никто никого не отпустит... А если я убегу? Если смогу убежать и спрятаться? То на меня отвлекутся, а Максиму удастся всех побить. Мы одержим победу.
— Я...
Сердце колотилось очень быстро. Ладони вспотели. Надо было бежать. Срочно, быстро и как можно дальше. Петлять меж дорогами, сворачивать на тропинки, бежать по неизведанным ими путям! Ведь мы столько времени потратили на изучение местности вокруг. Надо спрятаться там, где меня точно никто не найдет. Надо спрятать телефон, чтобы мы могли доказать свою невиновность.
Бежать, бежать, бежать. Я же смелая, всегда иду вперед.
Не договорив, я едва заметно кивнула смотрящему на меня Максиму, подавая знак и надеясь, что он поймет, после чего сорвалась с места и побежала по тротуару вдоль трассы. Далеко-далеко. За мной побежал Леша со своими друзьями, зло крича вслед:
— Ты еще пожалеешь!
Ноги подкашивались, воздуха не хватало, но я бежала вперед, едва ли не падая и спотыкаясь. Решение было принято моментально — держать курс за дома. Там же так много деревьев, кустов и грядок, что наверняка их остановит какая-нибудь бабуля, меня-то там давно знали. А еще там есть балконы и выступы, за которые можно спрятаться, тропинки, скрытые травой, к виноградникам и... И наше тайное место, надежно спрятанное за густыми кронами вишни и шпанки.
Я до сих пор слышала голос Лешки, он все еще бежал за мной, и, кажется, догонял. Но знание мест было моим преимуществом. Неожиданный поворот направо. Осталась еще пару шагов... Ухватиться за ветку, подтянуться. Я забралась в тайный склад и, ползком, не вставая, пробралась в его глубь, чтобы никто не заметил. Дыхание было тяжелым, воздуха не хватало. Легкие будто бы расцарапаны. Отсюда было видно, как мимо промчались восьмиклассники. Мгновенно полегчало — я смогла. И наверняка смогли остальные. Они выбрались и теперь бегут сюда, чтобы помочь мне.
— Где она?!
— Я не знаю!
— Смотри за шифером, под балконами! Она была тут только что! Повернула сюда!
В голосе четко слышалось раздражение. Я села на диван и достала из кармана телефон, чтобы положить его в рюкзак Максима, валяющийся тут уже второй день. Но внезапно голоса стихли — это не вызвало подозрений. Казалось, что они ушли.
Тени запрыгали по бетонному полу, послышался шелест листьев. Кто-то запрыгнул на балкон и медленно поднялся, осматриваясь. Я вжалась в стену и сползла вниз.
— Кажется, эта девчонка спряталась здесь. Наверное, это их место? Смотри. Рисунки...
Какой-то высокий мальчишка указал на сложенные в углу рюкзаки и альбомы, стопку с картами на столе.
— Да, действительно, — согласился забравшийся Леша и хмыкнул. — Ты посмотри. Карта. Они рисовали ее сами. Наша школа...
Он сделал пару шагов вперед, а затем повернул голову и мы столкнулись взглядом. От ужаса я распахнула глаза, все похолодело внутри и предательски сжалось.
— Вот и беглянка. А ну отдавай фотки!
— Я телефон по дороге выкинула! А они были там!
Первая мысль, что пришла в голову, оказалась абсолютно абсурдной. Лешка криво усмехнулся и с силой оттолкнул меня к стене. Дыхание сперло. Он подошел ко мне и сдавил шею, впиваясь ногтями в кожу и не давая никак вывернуться.
— Переверните здесь все и найдите его. Потому что иначе нас могут исключить. А этим мелким все сойдет с рук. А тебе... — Леша сощурился, хищно оскалился, глядя на меня. — Ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? Почему ты убежала? Отдала бы телефон и все. А теперь сама будешь расплачиваться...
Он схватился за мои волосы и сжал их, ударяя головой о бетонную стену. Перед глазами поплыли белые пятна. Слегка погодя и посмотрев за реакцией, мальчишка усмехнулся и оттолкнул меня вбок, будто отбрасывал мусор.
— Не трогайте здесь ничего!
Я ринулась к ним, оттаскивая за одежду от стола. Язык будто онемел. Руки похолодели. Я нарушила главное правило, пусть и совсем невольно — рассекретила наше место.
— Не трогайте, пожалуйста!
Лешка уцепился за мою руку и крепко ее сдавил, заводя за спину и шипя на ухо:
— Ты сама виновата. Мы все здесь перевернем! А теперь беги. Беги, пока я не передумал и не побил тебя!
На глаза от обиды и боли проступили слезы. Я дернулась, но это не помогло, а лишь сделало только хуже.
— Маленькая сопливая девчонка.
Мальчишка толкнул меня к балкону, а затем резко отпустил. Я упала с него и громко вскрикнула, сжавшись от отвратительного колющего чувства по всему телу. Сухая ветка впилась в колено. Нигде не было ни Максима, ни Сашки с Ромкой, ни Жени, ни Егора. Никто не мог мне помочь.
— Кто-нибудь, пожалуйста...
С губ сорвался тихий всхлип. Я правда превратилась в маленькую, сопливую, испуганную девчонку. Хотелось звать на помощь, но я знала, что звать некого. Ребята не придут, они слишком далеко. Я должна сама отстоять наше убежище.
— Уйдите оттуда, пожалуйста!
Я уже знала, что после этого ничего не будет, как раньше.
Стоял грохот. Мальчишки внутри переворачивали наш тайный склад вверх дном. Сломали диван и порвали на лоскутки плед. Разбросали все карты, превратили стол в щепки, порвали с таким трудом нарисованную карту. Все уцелевшие книги разлетелись, некоторым не повезло больше — листочки усеяли испачканный грязными следами бетонный пол. Истоптанные вещи и куртки лежали в осколках от бутылок лимонада.
— Нашел!
Раздался незнакомый, довольный голос из нашего тайного склада. Они выкинули все из рюкзаков, растрепали их и все-таки нашли телефон. Я не справилась. Колено сильно кровило, рука до сих пор ныла. Я не знала, что они еще сделали. Стиснула зубы и убежала домой.
Весь оставшийся вечер я провела в догадках, преследуемая отвратительным чувством страха. Рассекретить самое важное место — предательство? Предательство. А это — вещь непростительная. Что с людьми делают за предательство? На войне людей расстреливают и убивают. Смертная казнь грозила и мне, потому что я дала клятву никому не показывать и не говорить об этом месте, а в итоге привела туда врага.
Утром в дверь настойчиво позвонили, бабушка посмотрела в глазок и заулыбалась.
— Настенька, к тебе друзья пришли. Пойди погуляй с ними, я сейчас вам конфеток принесу.
Она ушла, открывая дверь. Я вышла в коридор и увидела злой взгляд Максима, полный презрения и слишком сильной ненависти. Он смотрел пронзительно и слишком долго, его кулаки были сжаты, а губы напряжены. На скуле был темный-темный синяк, две ссадины на губе и подбородке. Костяшки сбиты. Неизвестно, какие побои спрятаны под одеждой. Неужели им всем пришлось так тяжело? Я съежилась.
— Вот, держи, золотуля. — Бабушка вручила мне пакет сластей, а затем, взглянув на Максима, охнула от ужаса. — Боже мой! Мальчик мой, кто с тобой это сделал?.. И моя Настенька пришла побитая вся! На вас кто-то напал? Да? Может быть, мне написать в полицию? Это же так опасно...
Он на секунду перевел взгляд на нее и криво улыбнулся.
— Я столкнулся с другими ребятами с нашей школы. Хотел защитить девочку. А теперь зашел за Настей.
— А я вчера просто упала.
Бесстыдная ложь, которую я поддержала.
— Конечно, бегите. И будьте очень осторожны!
Я тихо выдохнула и вышла на улицу, молча направляясь вслед за Максимом.
Мы пришли к нашему тайному складу. Там стояли все, даже Аня. Они молчали. Я судорожно сжимала пакет в своих руках. Когда мы остановились, он подошел к остальным, а затем повернулся и обозленно мне бросил:
— Обманщица.
— Предатель. — Добавил Рома и сжал палку в руке. — Они все испортили там! Они...
— Пусть сама увидит.
Меня обступили. Я оставила конфеты и забралась вовнутрь. Яркие стены, полные наших рисунков, были замазаны черной краской. На них написаны ругательства и унижения. Вещи, что вчера были просто грязными, оказались порваны в клочья. Все разрушено, абсолютно все. Даже шахматная доска сломана надвое, а фигуры хаотично разбросаны. Король был скотчем приклеен чуть ниже надписи «Мелочь». У меня не было слов. Максим встал спереди и кинул в груду обломков остатки своего разбитого телефона.
— Ты жалкая. Ты ничего не смогла.
— Ты нарушила наше правило. — Аня шмыгнула носом и поморщилась.
Рома и Саша молчали.
— Лучше бы тебя в отстойник кинули, как мы кидали лягушек! — Зло бросил Егор. Мы с ним хорошо дружили раньше. Я не думала, что и он будет так зол. Но судя по их виду — злы все. На каждого было больно смотреть.
— Мы думали над наказанием. — Голос Максима был так холоден, что меня бросило в дрожь от ужаса. Где тот ласковый, темноволосый мальчишка, который говорил, что у меня хороший удар? — И поняли, что ты никогда не искупишь свою вину, слабачка.
— Что мне делать? — Я стыдливо опустила глаза и продолжила. — Я хотела увести их! Я думала, они не найдут это место, я бежала, долго путала их и...
Меня прервали толчком в плечо.
— Ты никогда больше не будешь нашим другом. Жалкая...
Начал Максим, но внезапно его взгляд упал на пол. На губах расползлась острая, как бритва, улыбка. Акулья улыбка. Он поднял черную фигурку пешки, сжал ее в ладони, а затем кинул мне в ноги. Я подняла ее.
— Жалкая пешка.
Хотелось кричать так громко, как только можно было. Хотелось сходить с ума, бить в колокола, хотелось провалиться сквозь землю и исчезнуть, просто испариться. Но я жалостливо всхлипывала, продолжала стоять и смотреть в грязный пол.
С тех пор ничего не было как раньше. Со мной практически не разговаривали. Раз за разом, день за днем, как мне казалось, их обида крепла. Каждое утро Максим заходил за мной, и мы вместе шли в школу. Он молчал и шел очень быстро. В школе никто из них не говорил со мной. Никто не просил помочь с заданием. Саша, Егор, Женя, Рома и Аня даже не смотрели на меня. Одноклассники видели это, и совсем скоро со мной перестали разговаривать все. Это было как болезнь или биологическое оружие массового поражения. Распространялось медленно, но действовало безотказно. Казалось, что меня просто отключили от них. Что я переместилась в другую, совершенно недосягаемую вселенную. Казалось, что меня просто нет. И только учителя доказывали обратное.
Я всегда ходила с ними, меня по-прежнему везде выставляли первой. Только теперь это приобрело другой смысл. Вину за случай в учительской повесили на меня. Разговор с директором, школьным психологом, воспитательные беседы дома. Все купились на такую красивую ложь. Учителя стали занижать мне оценки. Ребята совсем не заботились о том, что я волочусь где-то сзади. Меня просто не существовало. Но бывали моменты, не так редко, когда они обращали на меня внимание, и тогда я снова хотела стать невидимкой. Их едкие слова, шутки и издевки доводили меня до слез. В классе у меня появилась кличка — толстая тупорогая верзила. И все равно, что толстой я никогда не была. Вся школа знала, что булочки ворует толстая тупорогая верзила. Все так думали, и все смеялись. Восьмиклассники успокоились после произошедшего, кажется, явно довольные результатом.
Каждую ночь я плакала, кричала и просила о помощи. Никто об этом не знал и не слышал.
Странной идеей Егора стал повторный поход по всем изученным ранее подвалам. Причина—испорченная карта. Но я не ждала от этого ничего хорошего и была права. Первым в списке стал подвал недостроенной больницы у черты города. Далеко-далеко. Мы шли туда полдня, меня слишком настойчиво звали с собой, а потом, как только мы пришли, затолкали вовнутрь и заперли. Там были крысы, воняло мочей и валялись шприцы и жгуты. На полу были следы от костра. Единственный источник света, что у меня был — мой телефон. Я знала, что это сделали специально и думала, что меня скоро выпустят, молча сидя на лестнице и дожидаясь, когда же дверь откроют. В недалеком детстве открывали скоро. Прошел час. Прошло два. Если судить по времени, на улицу спустились сумерки. Стало ощутимо холодно. Дверь была заперта, никто не отзывался. Я просидела там много часов, до глубокой-глубокой ночи. Стучала в дверь, кричала и плакала, надеясь, что дома уже хватились пропажи. Было не просто темно — какой-то неведомый леденящий ужас окутал с ног до головы, заставляя забиться в угол, крепко зажмуриться и тихо молить, чтобы это оказалось лишь кошмарным сном. Дверь открыл какой-то мужчина, который, как я подумала, был полицейским или охранником. Он пораженно посмотрел мне вслед — я выбежала слишком быстро, и только лишь когда обернулась, заметила, что мужчина одет в оборванную, старую одежду, что он сутулится и, наверняка, там живет. Я пересекла широкое поле в ночь, преследуемая страхом, что вот-вот меня настигнут, вышла на большую трассу и, ежась от холодных порывов ветра, пошла вперед. Я сходила с ума. Совсем потерялась и просто шла туда, куда глаза глядят, вспоминая остатками сохранившегося разума путь домой. Позвонить кому-то было невозможно, в этих местах совсем не было связи. Только потом, когда я подошла к остановке, стали заметны белые палочки — можно звонить. Но я не стала. У меня обязательно спросят, где я была и как туда попала. Кто меня запер. Я не хотела второй раз предавать их.
На первом автобусе я вернулась домой. Там налетели родители, но они от меня ничего так и не добились. Меня посадили под домашний арест.
Как только он закончился, за мной снова зашел Максим.