Глава 13
Я сижу на кровати Кастора и пялюсь на купюры так, будто никогда их не видела. Вообще-то серьезно: я никогда не видела столько денег. Никогда не держала в руках пятнадцать тысяч долларов.
Нет, секундочку.
Пятнадцать гребаных, мать его, тысяч долларов.
Понюхать что-ли? Запомнить, как пахнет богатство? Я и не представляла, что тут платят такие деньги. Очевидно, наемники на элитной базе не получают мало. Но... я выпала из мира.
— Поедешь с нами? — зовет Кастор, просовывая голову через ворот коричневого свитера, — В город. На карту закинуть кэш.
Я держу две стопки, скрепленные зеленой резинкой, и уже как полминуты пошевелиться не могу. Так... они точно для меня одной? Это не какая-то ошибка? Ребята ушли за расчетом после завтрака и какого-то черта принесли зарплату и мне. Джастин плюхнул эти котлеты в мои подрагивающие ладони, зевая:
— Поел вроде, а снова голодный.
Его правда волнует это, а не уйма бабок?... конечно, они уже привыкли, конечно. Но я то нет!
Полковник сказал, что компания не станет платить за операцию, поэтому я ничего не ждала. Он что, передумал? С чего бы? Это очень странно... однако не жалуюсь! Сумму не потрачу, сохраню. Только Рейджу надо отдать за одежду: нехорошо как-то вышло. Мы с ним не в тех отношениях, чтобы он мне обновочки оплачивал.
— Поесть хот-догов зайдем еще, — подначивает Джастин, доставая полотенце из шкафа, — Соглашайся.
Я не успеваю рот открыть, как Рик, с верхней полки, наслаивает спокойным тоном:
— Рейдж с нами поедет, кстати.
Я без понятия что заставляет меня ответить в ту же секунду:
— Я тоже с вами, да.
Дура? Полная. Кастор на Рика взглянул с искрой озорной. Я не выдерживаю этой хрени, шумно вздыхая:
— Почему вы делаете это?
Джастин тоже хихикает и удаляется в ванную, скрывая себя за дверьми. Рик жмет плечом, перелистывая страницу своей занудной книги, и непоколебимо спрашивает:
— Что делаем?
Они издеваются? Все началось с нашей миссии, когда Рик на Роя посмотрел пристально. С тех пор не угомонятся, будто у них есть какой-то секрет или правда на поверхности, в которой я бесполезна. И это надоело. У меня загадок по горло, если вы понимаете о чем я — хватает таинственности капитана Рейдж.
— Словно что-то знаете, а мне не рассказываете. Посмеиваетесь между собой, — бормочу в изнеможении.
Кастор, чью постель я занимаю, наливает себе чай, и улыбается, туманно поясняя:
— По-моему это ты с нами кое-чем не делишься.
— Или не замечаешь, — добавляет Рик.
— Да о чем вы?! — восклицаю, вскидывая руками, меча глаза от одного к другому.
Рыжик бренчит ложкой и валится рядом со мной, опираясь спиной о стену. Он поднимает взор, безмолвно советуясь с Риком, и тот вздыхает, неоднозначно мотая головой, мол: «Сам решай». И Кастор решает, сражая наповал.
— Ты же ему нравишься, — наконец произносит лисенок, — Кошмар как нравишься.
Я вылупляюсь и перепутано лепечу:
— Что? Кому? Рику?...
— Боже, Ривер, — посмеивается сосед с книгой, его искренне рассмешил мой вывод, — Не глупи, пожалуйста.
Похоже, я совсем тормоз, потому что тут же поворачиваюсь к Кастору, с трудом дыша, и заикаюсь:
— Тебе?...
Его тоже накрывает смех: не издевательский, а чистый, заливной. О, как прекрасно, что им весело, а вот мне ни капли, потому что я нихрена не понимаю!
— Не, я жить хочу, я ни за что, я не бессмертный, — кряхтит парень, давясь своим черным чаем с обилием сахара, — И мое сердце занято.
Последний вариант: я пялюсь на дверь ванной. Но Кастор громко стонет:
— Нет, не Джастин! И его сердце занято тоже. Ривер, ну ек-макарек! Мы про Рейджа, ага? Про капитана. Ты ему нравишься, — наклоняется, гримасничая, пытаясь вклинить в меня информацию молотком.
У меня инсульт. Они что, ударились бошками, когда ходили получать зарплату? Поскользнулись на лестнице общежития? Точно нет: из черепов кровь не течет. А чтобы нести такую ахинею, нужно расшибиться со всей дури!
Я прочищаю горло, медленно мотая подбородком, игнорируя ускорившийся сердечный ритм, дабы себя не обнадеживать.
— Вы ошибаетесь. С чего вы взяли?
Я звучу, как подбитая косуля. В груди расползается волнение и тепло, но я включаю здравость, потому что не хочу обманываться. Поверю в этот бред и с ума сойду, мечтая о том, что получила взаимность.
Рик вздыхает, будто все потеряно, и тихо произносит:
— Во всем видно. Но если тебе так не кажется — может и нет этого.
В чем «во всем»? В том, когда он меня над обрывом подвешивал? В том, когда заставлял отжиматься до мозолей кровоточащих? В том, когда забыл о стадионе, и я бегала почти сутки? Было и хорошее, естественно, но я не припишу это к симпатии. Он подчеркнул, что романтики не было. Рейдж лишь успокаивал, чтобы я не сломалась здесь: ему не нужен недееспособный член отряда в депрессии. Иногда кашей кормит, согласна, это мило. Но не более того.
«— То, что мы делали вчера. Это объятия?
— Вы обнимали, а я нет.
— Почему?».
Даже это ни о чем не говорит. Ему просто незнакомы нежности, и он уточнил. Ребята не смыслят. Им неизвестны те грубости, которыми он меня закидывал и закидывает. Рехнулись и сочинили небылицы. Это забавно, по их мнению?
— Я пройдусь, — скомкано сообщаю, слезая с постели, — С вами поеду, да. Спасибо, что позвали.
Накидываю куртку поверх черной футболки, засовывают деньги в рюкзак, обуваюсь и выхожу из комнаты, не оборачиваясь. Лучше выкинуть это плодовитое зерно из мыслей. Зря они его туда посеяли. Чем это кончится? Тем, что я во всем намеки искать начну и заблужусь, ведь не найду ни единого многообещающего лучика.
Вот сейчас например: что я вытворяю? Иду к дому капитана, чтобы деньги отдать! Но купюры — лишь повод. Увидеть его хочу, в глаза посмотреть... его красивые, глубокие, самые зеленые из всех зеленых глаза.
Определено сбрендила.
Застываю на пороге и кое-как руку поднимаю, стуча пару робких раз. Вдруг он не там? А Синч, как назло, окажется дома. Опять черти что произойдет. Я так волнуюсь, что накручиваю с десяток сценариев, ровно до того момента, пока дверь не открывается резким движением.
Рейдж смотрит на меня равнодушно. Одет в гражданское: серые джинсы, ремень, выглядывающий из под худи, что надето небрежно... Боже, он был без верхней одежды и накинул ее только сейчас...
— Ты что тут забыла? — чеканит мужчина, возвращая меня с небес на землю.
Я хлопаю ресницами и сжимаю лямку тактического рюкзака. Как вежливо. И тебе доброе утро, Рейдж. О каком таком «нравится» говорят парни, если этот дьявол на меня глядит так, будто вот-вот в свою преисподнюю спустит?
— Пришла отдать Вам деньги, капитан, — вдыхаю и расстегиваю молнию, — Сколько я Вам должна за куртку и обувь?
Он приподнимает выразительные брови, косясь на меня, как на ополоумевшую. Я достаю одну из пачек и готовлюсь вытащить половину бумажек или отдать все, но Рейдж отрезает:
— Иди отсюда, Ривер. Ты мне ничего не должна.
Ветер обдувает алые щеки, путая волосы. Я изучаю мужчину в уязвимости и подбираю слова, которые выходят тихими.
— Вы потратились. Неправильно с моей стороны...
— Неправильно ходить сюда, когда я тебя не звал, — перебивает, что обдает холодом, — Ты не имеешь права стучать в этот дом без приглашения. Я твой капитан, а не сосед.
И он закрывает дверь перед моим носом, оставляя меня наедине с непогодой и подавляющим зудом в груди. А чего я от него ожидала? Нежности и тепла? Он тот же Рейдж, без изменений. Да, мы лежали в его постели, да, смотрели «Сумерки», да, держались за руки, но это ничего не значит — он провел черту. И я неадекватная, раз действительно сюда заявилась.
Ночью снились кошмары. Я не кричала, но вскочила в поту и тряслась около получаса. Ребята спали, так что мне удалось скрыть этот позор. Я подумала о том, что впритык к Рейджу ужасы переживать было бы легче. Но такой расклад невозможен.
К счастью, вижу, как Кастор, Джастин и Рик выходят из общежития. Иду им навстречу, и скоро мы садимся в серый Джип, направляясь в город. Рейдж, к слову, едет за нами. Перед тем, как сесть в машину, он переговорил со всеми, но не со мной. И что-то во мне сделало странную пометку: он меня избегает? Раньше глазами прожигал, а сейчас... какая-то пустота.
Я устала от этих качелей. У меня, в конце то концов, слабый вестибулярный аппарат. Бесконечно тошнит.
К тому же я знаю, что не настолько удачлива, чтобы иметь шанс привлечь того, кто привлекает меня. Уже проходила нечто подобное, с Тристаном. Хотя, чем больше я знакома с Рейджем, тем больше убеждаюсь, что это все-таки колоссально разные чувства. С Тристаном была первая подростковая влюбленность. С капитаном иначе. К нему тянет как-то по-особенному, и я стараюсь спихнуть это на факт его скрытности. Может, он интересен мне, потому что кишит тайнами? Взыграл азарт. Но это очередные отговорки.
В какой-то мере хорошо, что он не влюблен ответно. Что бы из нас вышло? Я его до смерти боюсь. Мы не совместимы ни в чем. Да я даже возраста его не знаю. Что, если он дед? Допустим... лет пятьдесят пять? У меня вмиг чувства иссякнут. Я не совсем больная. Пожалуйста, лишь бы он действительно оказался старикашкой, который хорошо сохранился. Беды миновать удастся.
На три часа пути я определяюсь: больше к нему ни ногой, исключительно по делу. Но план перестает быть рабочим, когда мы, впятером, стоим у банкомата. Каждый по очереди закидывает деньги на карту: в стеклянном «предбаннике» скромного торгового центра. Парни обсуждали, что после этого мы пойдем есть те самые именитые хот-доги, и упомянули, что Рейджа не будет. Я вспомнила их слова в начале знакомства. Они говорили, что, если Рейдж и ездит с ними в город, то куда-то уходит. Так и происходит: он прощается и толкает прозрачную дверь. Я перекатываюсь с пятки на носок, размышляя секунду и... к черту.
— Тут недалеко магазин сладостей, я туда хочу одна сходить, к вам присоединюсь попозже, — нагло вру друзьям и шмыгаю наружу.
Ворочаю головой и выдыхаю с облегчением: он не сел в машину, идет куда-то пешком. Пора включить навыки шпиона и выяснять новую истину. Сам он ни за что не поделится, а у меня котелок кипит, и было бы прекрасно получить хоть какие-то объяснения.
Город бесцветный, куда ни глянь — серость одна. Я сливаюсь с толпой на узкой прогулочной улочке и держу дистанцию в шагов пятнадцать: его из виду не потерять, уж больно рост здоровенный. Рейдж засунул руки в карманы черной куртки. Капюшон накинул еще давно: чтобы меня заметить, нужно полностью обернуться. Я успею спрятаться. Он и не узнает, что я за ним слонялась. И вообще: мне просто в ту же сторону, что и ему. Кто-то не верит?
Спасает час-пик: обед, много народу, много машин. Потому то он и пошел пешком: чтобы в пробке не стоять. Какое счастье. Я бы не угналась за Доджем, да и пробовать бы не стала. Не все во мне обезумело.
Брусчатка под ногами мокрая и неровная, благодаря чему обувь иногда хлюпает в небольших лужицах. Рейдж все вышагивает по прямой: так длится минут десять, что подогревает интерес. Я и в душе не предположу, куда он направляется. На набережную? В парк? На кладбище? В студию бальных танцев? И мои брови изламываются в замешательстве, когда он сворачивает в проулок и переходит дорогу. Тут меньше людей, поэтому мне приходится отстать и шуровать по другую сторону улицы. Приличные шестиэтажные бетонные дома: жилые. Я скрываюсь за автомобилями, стоящими в ряд, и торможу, вровень капитану. Он стопорится у одного из домофонов и тыкает кнопки, но прибор не загорается: сломан. Тогда Рейдж достает из заднего кармана джинсов телефон и... снимает перчатку, чтобы тыкать по дисплею. У меня аж в груди все скручивается жгутами. Я судорожно впиваюсь глазами в руку, дыша невпопад, но расстояние слишком велико, и он стоит ко мне спиной, я ничего не успела разглядеть. А когда он прикладывает мобильный к уху, то ладонь снова скрыта осточертевшей черной вещью. Я играюсь с нижней губой, в беспокойстве наблюдая за тем, что никому на базе неизвестно. Рейдж заканчивает разговор и блокирует устройство: мы вместе ожидаем чего-то, что знает он, чего не знаю я. Спустя две минуты, за которые я съела себя догадками, коричневая железная дверь распахивается, показывая собой... молодую рыжую девушку в белом шелковом халате. Она стройная, нежная, женственная и радушная. Улыбается Рейджу с теплом и что-то, судя по движению вишневых губ, ласково лепечет. Он ей кивает мягко, и они заходят внутрь вдвоем.
Лучше бы это были бальные танцы.
Я втягиваю нижнюю губу в зубы, покусывая ее, и все принимаю. Теперь ясно, почему он так вел себя. У него есть девушка, а ведь когда-то я выдвигала такую теорию. Она точно не проститутка, и они точно хорошо знакомы. Ухоженная, милая и прелестная: не такая, как я. У нее макияж явно был, а я помадой то пользоваться не умею. Рейджу не понравится кто-то вроде Ривер Акосты: военной девчонки с автоматом наперевес. Я банально не в его вкусе.
Уведомление телефона приводит ногу в вибрацию. Отвлекаюсь от своей немой тоски и готовлюсь прочесть убийственное сообщение от мамы, но...
От кого: «+165589320»
«Если ты думаешь, что я слепой, Ласточка, то ты глубоко ошибаешься. В семь вечера ждешь меня на стадионе. И, поверь, те бинты от мозолей тебе нихрена не помогут».
Я покрываюсь ледяным потом и трудно глотаю. Перепроверяю текст на сто раз, молясь на то, что свалилась в обморок и все это — дурацкое видение. Откуда у него мой гребаный номер? Откуда у него глаза на спине?
Я чуть-ли не вою от своего дебилизма. Конечно у капитана есть контакты всех членов отряда. И, конечно, он профи в своем деле, так что меня легко засек.
Что ж... крепитесь, мои бедные руки.
***
Ночь. Улица. Два фонаря, освещающие стадион. Почти как в стихотворении, только передо мной не аптека, а двухметровый мужчина. И он, похоже, крайне зол. Мне конец.
Не то что бы я не понимала этого все последние часы... нет, я очень хорошо понимала, но надеялась на его... забывчивость? Однако судя по тому, как он выглядит, я уже не молюсь на хороший расклад, у Рейджа все в порядке с памятью, Альцгеймера не наблюдается. Надо было подумать чуть тщательнее, прежде чем переться по пятам за тем, кто без проблем закопает меня под грунт.
Я складываю руки по швам и поднимаю взгляд, смотря на него с сожалением и готовностью понести наказание. Потому что мне правда жаль, что я вызвала его ярость — этого не должно было быть. Всему виной мой любопытный нос. Он растягивает унижение: медленно обводит меня глазами и анализирует заранее забинтованные руки. Я решила рискнуть смягчить болезненные ощущения. Заматывала их на автомате, под непонимающие взоры парней. Ответила, что тренировка запланирована интенсивная. Почти не ложь, верно?
— Зачем ты пошла за мной? — хрипит, и я секундно туплюсь в сторону из-за стыда, но мужчина цепляет мой подбородок в прежней манере, — На меня смотри и отвечай.
Я встречаюсь с ним в долгом зрительном контакте и мимолетно вспоминаю, как эти же самые руки ласкали меня ночью, за просмотров фильма, а сейчас сжимают без терпимости. Он так чертовски близко: специально, чтобы подавить морально, экий психологический трюк. Стоит ли мне признаться, что я и без того кое-как поддерживаю пульс?
— Это было ошибкой, — тихо оправдываюсь, не нарываясь на пущую агрессию.
Мужчине не нравится услышанное, и он делает еще один шаг, соприкасаясь со мной телом, после чего выдавливает более грозно, все также в глаза:
— Я спросил тебя о другом. Не заставляй, твою мать, повторять.
От него пахнет сигаретами. Впервые я улавливаю это так отчетливо: значит курил слишком много. Мои губы сохнут на потоках ветра, особо разбушевавшегося к вечеру, и Рейдж смотрит, как они приоткрываются — не перестает даже тогда, когда я боязливо выдаю слог за слогом.
— Мне... многое в Вас непонятно... вообще ничего непонятно, и я почему-то... я попыталась узнать.
Что еще мне сказать? Если он уличит во лжи, то будет куда хуже. Рейдж отрывает взгляд от моего рта, возвращаясь к глазам, и молчит пару секунд. Среди всех прочих чувств, на переднем плане пестрит недовольство. И он замкнут, как бы абсурдно не прозвучало. Словно то, что я лезу в его чуланы, вызывает в нем не хилый страх.
— И что ты увидела, м? Давай, расскажи, к чему ты пришла, — кидает вызов, наклоняя голову, не отпуская мою, — Ты же, черт возьми, вечно составляешь этот гребаный пазл, лезешь куда запретили. Дак что ты сложила, Ривер?
Это не то, что я могла бы предугадать.
Он требует, чтобы я вывалила ему свои умозаключения? Это новый вид пыток такой? Я коротко задыхаюсь, когда он подтягивает мой подбородок выше, и жмусь под суровое:
— Говори мне. Сейчас.
Я опять почувствовала дыхание через балаклаву. Табак вперемешку с мятой или ментолом. Теплота и лед. Мои легкие болят, отчаянно отказываясь придавать силу робким словам.
— Это... это Ваша девушка. К ней Вы ходите каждый раз, когда оказываетесь в городе.
Рейдж... усмехается. Низменный рокот вызывает мурашки. Он проводит большим пальцем по моей щеке и надменно ругает:
— Как плохо, Рив. Я ожидал услышать что-то более незаурядное.
Да пошел-ка ты.
Трахает мне мозг неразрешимыми задачами, а потом высмеивает то, что я не нашла ответ. Это игра? Так он считает? Я пробую снова, накидывая то, о чем размышляла днем:
— Это Ваша родственница.
Очередная усмешка. Только теперь ему на процент веселее. Он мотает головой, будто я выдала несусветную чушь, и бросает:
— Я, по-твоему, рыжий?
Это произошло быстрее, чем я бы могла остановить.
— Или голубой? Откуда мне знать?
Вы разблокировали новое достижение: нахамить, хотя не хотели хамить. Мои щеки моментально вспыхивают в ужасе, а кожа, напротив, белеет. Брови Рейджа медленно ползут вверх и он наклоняет голову, в нем что-то вспыхивает, пока я отнекиваюсь онемевшим языком.
— Я имела в виду... это... цвет волос...
Он вдруг зажимает мой рот и кладет вторую руку на талию, что вынуждает расширить глаза и дернуться — но мужчина притягивает к себе ближе, обвивая предплечьем, получая мои панические выдохи в ладонь. Все происходит чрезмерно быстро, как если бы он имел диплом по обездвиживанию людей за миллисекунду. У меня подкашиваются ноги от перемены, от преодоления рамок приличий, а он помещает себя к моему уху, рыча туда абсолютно разочаровано смесь признания и приказа:
— Я даже не хочу тебя наказывать, — я неосознанно цепляюсь за его широкие плечи, и он напрягается пуще прежнего, мельком добавляя, почти неразборчиво, — Вернее очень хочу, но не так, — я не соображаю что к чему, насильно вжимаясь в твердое мужское тело, и капитан говорит четче, обжигая дыханием мочку, — Бегом марш, без остановки, пока не приду. Вперед.
Он отстраняется так же быстро, как и припал. Немного отпихивает меня от себя и разворачивается, потирая лоб раздраженным жестом, унося себя от стадиона за считанные мгновения, тяжелыми шагами. Во мне крутится страх и что-то... что-то другое, отчего тело гудит. На рте до сих пор ощущается его грубая ладонь: то, как плотно он прижимал ее... это будоражит в самых разных смыслах. Я часто сглатываю, принимаю потоки «мокрого» ветра, утихомиривая дрожь в непослушных ногах и жар в сердце.
Что, черт возьми, он со мной сделал?
Я ни разу не сталкивалась с ситуацией, когда не была в силах определиться, буду ли отбиваться или отдаваться — простите за откровенность. Кажется, первого мне хотелось намного меньше.
Я тру пылающее лицо и жмурюсь, заставляя себя приступить к бегу, полностью переключиться на приказ — получается. Не привыкать в конце то концов. На базе «Эйприл» я стану лучшим бегуном среди всех бегунов мира, если продолжу вести себя так, как веду. А ведь я продолжу...
Это не его родственница. Не его девушка. Вроде бы. Но она улыбалась ему тепло, как давнему знакомому. Не так, как проститутки растягивают лживую гостеприимную лыбу — нет, я не профи в сфере таких услуг, но в моем воображении это действительно смотрится иначе. Тогда кто она? И почему меня скребет то, что он к ней добровольно ходит проводить время вне службы? Неформально. Вдвоем. А может они и не вдвоем вовсе?
Опять много вопросов. Опять мало ответов. Всегда ли так будет? Почему, пытаясь разузнать что-то, я натыкаюсь на новые слепые пятна? Может, мне пора прекратить? Бросить все, забыть о Рейдже, погрузиться в службу, как и было запланировано? Охладеть к нему, отвечать строго когда вопрос задают? Наверное, так всем было бы лучше.
Я бегаю полчаса. Как и велено — без отдыха. Наматываю круг за кругом, воссоздавая первые дни на базе, удивляясь, как влегкую я вернулась к ним, буквально по щелчку пальцев. Но очень скоро замечаю силуэт. Неужели Рейдж подобрел? Я рассчитывала провести здесь всю ночь, настроилась и не ныла.
Мое удивление берет верх, как только человек попадает под освещение. Это не капитан. Это полковник. И я добегаю до скамеек, принимая достойный вид, ведь мужчина, очевидно, пришел ко мне — тут попросту не к кому больше направляться, а я не поверю, что О'Коннор решил вдруг позаниматься спортом, не снимая китель.
— Поздняя тренировка? — спрашивает, останавливаясь напротив.
Я не собираюсь говорить, что наказана Рейджем — этого еще не хватало. Поступят лишние компрометирующие расспросы. Поэтому уверенно отзываюсь:
— Здравствуйте, полковник. Да, побегать перед сном не помешает.
Ага. Рейдж именно такого правила и придерживается. Мудак.
Мужчина улыбчиво поджимает губы и хвалит:
— Молодец, так держать. Но придется отложить, Ривер. У меня к тебе поручение есть.
Я сбита с толку. Первое — Рейдж вернется и не застанет меня, за что получу. Второе — задание от О'Коннора? Серьезно? Лично для меня?
— Конечно, — сдержано отвечаю.
Он будто и не ждал согласия — все равно бы отдал команду. Тут так у всех, в целом. Первая часть была ради вежливости, не более того.
— У поваров грипп: десять человек потихоньку слегли. Сегодня две женщины на всех варили, но тоже попросили больничный. Готовить некому, так что ты — наше спасение, — он похлопывает меня по плечу, где не циркулирует кровь, — Сейчас приступай. На всю базу надо сварганить завтрак, обед и ужин. На раздаче тоже ты стоишь.
У меня не получается удержать челюсть на месте. Он с ума сошел? Пьяный? Нет, вроде не пахнет.
— Но... Сон, например?...
Да, я идиотка, если припираюсь, однако у меня есть чертовы вопросы. Полковник вздыхает:
— Ривер, на военной операции могут быть обстоятельства, где и двое суток спать нельзя. Ничего, ты способная, справишься. За ночь приготовишь, утром накормишь, а в перерыве, до обеда, вздремнешь. Только посуду не забудь помыть тоже.
Я в юмористическом шоу или как? Это прикол? Меня наняли не для работы посудомойки. Что за отношение? Я полагала, О'Коннор — хороший человек. Мое мнение вмиг не испортилось, но... нет, оно испортилось именно вмиг. Почему я? Что за сексизм? Почему не приставить ко мне хотя бы пару ребят с других отрядов? Там десять поварих упахивалось, а как я одна смогу? Да еще с крутейшим навыком: неумением готовить. Яичницу не пожарю. Полный ноль в мире кулинарии.
— Ну, вот и порешали, — посмеивается, сжимая плечо напоследок, — Иди сейчас, чтобы успеть. Наших парней вовремя кормить надо, здоровенные же!
И он, сука, уходит, поставив точку. Куда приятнее было бы бегать десять часов — это меньшая мука, чем за плитой стоять. Еще и от Рейджа получу знатно. Он меня слушать станет? Навряд-ли.
Я шагаю в столовую в полнейшем возмущении и негодовании, разжевывая мерзкий осадок пренебрежения. Официально: отныне люблю только Кастора, Джастина и Роя. Рика чуть-чуть. Другие тут — полные козлы. Это подтверждается, когда вижу грязную раздачу: серьезно, поддоны в объедках, не убраны с ужина. Мне все это намывать? Заглядываю в помещение для работников: там пять моек громадных, в которых горы посуды. Да я же... я только всю ночь буду губкой трудиться. А с учетом того, что я никчемна в блюдах, у меня дай бог получится с третьей попытки. Времени не хватит. Ни на что на хватит.
Я не знаю за что хвататься.
Все еще жду, что кто-то зайдет и объявит, что разговор с полковником — розыгрыш. Но никто не заходит. Звенящая тишина, разбавляющаяся треском линейных белых ламп на потолке. А мальчики что подумают? Правильно: ушла тренироваться ночью и не вернулась. У кого я? У Рейджа. Что у нас за тренировки такие поздние и долгие? Боже, ну тут дебилом надо быть, чтобы о другом подумать...
Кастору запеканка необходима. Как, вашу мать, жарить этот творог? Как кашу варить? Бутерброды то я с горем пополам нарежу, а другое... компот? У них на завтраке есть компот. Как его делать? Омлет? Как из сырых яиц с желтком получается та «пушистая» хрень? Мне нужно убрать желтки и взбить белки каким-то миксером, а затем сварить?
Я не понимаю.
Ищу какие-то технологические карты: их нет. Поможет один Гугл — на него надежда. Но я не тороплюсь вбивать в строку буквы, ведь готовить не в чем. Сначала отмою кастрюли.
Обреченно завязываю тугой хвост и брезгливо беру мокрые синие перчатки, валяющиеся на краю железной раковины. Голыми руками или все же их надеть? Пожалуй, надеть. Я морщусь, всовывая пальцы в чужую вещь, и открываю краник. Выливаю какой-то гель на дно пятидесяти-литровой посудины. К ней присохло пюре, но я этого не вижу — лишь чувствую. Потому что она высокая, плюсом стоит на столе алюминиевом. Матерюсь вслух, скриплю зубами и нахожу под другим столом синий таз — подойдет в качестве табуретки. Переворачиваю его и теперь могу лицезреть внутренности долбаного чана — лучше бы не видела. Месиво из пены и толченой картошки.
Так выглядит ад, да?
Мне не свойственно драматизировать, но сейчас я задаюсь дилеммой: где я так сильно провинилась, раз судьба завела меня в эти четыре белые стены?
Вода брызжет в разные стороны, тазик под берцами ворочается и скрипит по плитке, я оттираю всю грязь со слабым пыхтением ребенка, которого наказали зазря. И именно в этот неловкий, убогий момент, я слышу, как кто-то прочистил горло. Клянусь: чуть не потеряла сознание и не свалилась с тазика от неожиданности.
Рейдж опирается плечом о проем кухни, скрестив руки на груди, и глядит на меня так пристально, как никогда, потому что ему... ему смешно.
Ублюдок.
Он, похоже, губу кусает, дабы не расхохотаться — больше всего его раззадоривает импровизированная табуретка. Я суплюсь и ворчу быстрее, чем он бы отчитал:
— Полковник отправил меня готовить завтрак, обед и ужин на всю базу. И мыть посуду. И стоять на раздаче. Я не могла его ослушаться. Приступлю к бегу... завтра ночью, видимо, когда уберусь после последнего приема пищи.
Он все также не роняет слов. Конечно, я ведь не та рыжуля — вот, стою тут, как клоун Вася. Со мной общаться не нужно. Он в цирк пришел. Мне кошмарно горько от всех этих обстоятельств, и я отворачиваю голову, занимаясь тем же делом, пока до меня не доносится негромкое:
— Ты хоть готовить то умеешь?
Я стыдливо прикрываю глаза и тихо признаюсь:
— Нет.
Рыженькая то умеет, без сомнений. Наверняка встретила капитана с накрытым столом, где все пахло мятой. Я ему подобного не устрою. А если и устрою, то отравлю случайно.
Рейдж покачивает головой и проходит мимо меня, к одному из огромных холодильников. Я потеряно заикаюсь:
— Что... что Вы делаете?...
Он достает из морозилки свертки чего-то, хрипло проговаривая на выдохе, недоверчиво относясь к собственному выбору:
— Видимо, собираюсь готовить завтрак, обед и ужин на всех.