Глава 5
Сегодня безветренно, что удивительно. Не тепло, но дождя нет — а это уже потрясающе. Серость округи застилает туман: он сочится через пальцы рук полупрозрачной струйкой. Мышцы до сих пор ноют и гудят от двенадцати часового бега. Не жалуюсь, просто тренироваться будет тяжко. Хотя, разве бывает на базе «Эйприл» легко?
Парни ошалели от ярких гематом на шее: фиолетово-желтые отметины. У меня кожа белющая, так что на ней любые побои смотрятся ужасающе. Джастин выпытал о том, кто это сделал, лишь в столовой — до этого я не признавалась. Но когда вошел Синч, кинув на меня ухмылку, им стало ясно. Рик сжал вилку, что-то в нем вспыхнуло. Кастор тут же схватился за запястье товарища и замотал головой.
— Я сам хочу, но не надо. Рейдж разберется. Не лезь на рожон.
Рик дернул щекой, сжав зубы, и скоординировано произнес:
— Доложи Рейджу, Ривер. Поняла?
Здорово он придумал! Пожаловаться и оказаться плаксивой девчонкой, выпрашивающей защиту. Нет уж. Под дулом пистолета не выдам истину. Да и плевать капитан на это хотел. Ему в радость будет, что меня дополнительно поломали.
Но я глобально ошибалась.
Красивая фигура Рейджа виднеется на спортивной площадке, где мы и договаривались встретиться. Он... подтягивается. Согнул ноги и работает руками на сером турнике. Без заминок, спуск и подъем, да еще и качественно. Мне до такого далековато. Умею тридцать раз. Сколько заставит Рейдж? Сегодня будет пытать меня таким образом? Похороните мои бедные мышцы.
Я шурую к бордовому резиновому покрытию, больно кусая губы от нервов. Каким капитан будет? Тем же жестоким мужчиной? Или действительно сжалился, как показалось? Я обещала, что научусь отжиматься, но не восстановилась для этого как следует. Мне страшно опять облажаться. Опять разочаровать. Опять оказаться на грани вылета с базы. Вчерашний день не дал отдохнуть. Новые травмы нанес.
Расчесываю темно-русые волосы пальцами: специально в косы не заплетала, дабы спрятать последствия от Синча. Рейдж слышит мои шаги. Распрямляет ноги: они сразу твердо становятся на землю. Турник ему мал, в то время как мне чересчур велик.
Я занимаю собранную позицию, располагаясь сбоку от железяк, и молчу. Воспитание велит поздороваться, но Рейдж такое отвергает. И снова: чертовы зеленые глаза касаются моего лица. Я пытаюсь уловить что в них, какое отношения утаивают. Тщетно. Сплошное равнодушие, от которого, почему-то, слегка больно.
Он шагает ко мне и тормозит на дистанции в сантиметров пятнадцать. Изумрудный пигмент отлично сочетается с туманом: Рейдж был создан для такой атмосферы. И каково же мое удивление, когда этот холодный мужчина обретает чуткий голос:
— Поела?
Откачивайте меня.
Это что, забота? Невозможно. Почудилось. Не было ему дела до подобных нюансов, а тут «с порога» в лоб. Так и хочется подразнить: «Ну, для начала здравствуйте...». Но я не тупая, поэтому сглатываю и отвечаю короткое:
— Да.
Он кивает, не прекращая наш зрительный контакт: будто выискивает что-то и, одновременно с этим, не ищет ничего. Я бы отвернулась, ведь это сродни терзаниям: вытерпи смущение. Однако вдруг это безмолвный приказ? Приходится подчиняться. К счастью, он первый отводит взгляд. На мои руки. Бесцеремонно берет запястье, отчего ток по коже бежит — разрядом двести двадцать вольт. Поджарюсь. Пальцы в перчатках сковывают ладонь: не больно, где-то даже с оттенком аккуратности. На моих руках эластичные бинты: видимо, Рейджу они не нравятся, потому что он отцепляет металлический крабик, разматывая ткань. Я потеряно наблюдаю за тем, как он складывает в карман брюк сначала один сверток, а затем второй. Молочный воздух холодит раны. Я кусаю внутреннюю сторону щеки, а капитан осматривая повреждения, не выпуская из хватки. О чем-то размышляет, скользя зрачками по повреждениям.
— Мазь использовала? — полу-недовольный, полу-пустой тон.
Я надеюсь, дефибриллятор не убран после прошлой откачки. Мне он нужен вновь. Что, черт возьми, в этом тумане? Наркотический газ? Рейдж под чем вообще?
Я не выдерживаю и секундно туплюсь в ноги, беря передышку, но мужчина неожиданно тянет мой подбородок ввысь. Еще выше, чем я его держала.
— Ривер, смотри на меня, когда я с тобой гово... — он обрывается в суровой речи и расширяет глаза.
Все происходит за секунду. Из горла вылетает неразборчивый звук шока, как только Рейдж откидывает мои волосы, грубовато касается щеки и склоняется, не позволяя пошевелить шеей. В нем мигом стирается безразличие. На смену ему накатывает тревога и... ярость? Аж в висках гудит, а от подлавливающего хрипа подскакивает сердце.
— Кто?
Он не прокричал. Он отчеканил слово по транскрипции. Словно станок по производству монет. Я раскрываю рот, а Рейдж переводит взгляд к моему лицу, до сих пор крепко держа за щеку, повторяя громче, с возрастающим гневом:
— Кто, Ривер?!
Я не скажу, несмотря на трясущиеся поджилки. Хоть убей он меня, не скажу.
Грудь капитана тяжело вздымается, глаза носятся по моему перепуганному виду, храня в себе ядерную смесь эмоций. Длинные пальцы удерживают подбородок, дабы я не смела спрятаться. У меня едва хватает смелости заикнуться:
— Сама.
Какой неправильный подбор слогов...
— Сама, сука, себя душила?! — агрессивно рявкает от очевидной лжи, — Кто это сделал, Ривер?!
Он ни капельки не шутит, и это похоже на то, когда человек превращается в безжалостного монстра. Будто Рейдж пойдет убивать, и все, что ему недостает для этого — имя моего обидчика. Я вбираю кислород через нос, ведь мою челюсть сковали: через рот не получится. Мысли играют в хаотичную игру, разбегаясь в стороны — не могу уцепиться за конкретную. А у капитана нервы сдают...
— Если ты не заговоришь, Ривер, я пойду и убью Джастина, — хрипит без преувеличений, — Потом Кастора...
Он спятил?!
— Это не они! — отчаянно выпаливаю, таращась в испепеляющие глаза.
— Я знаю, — доходчиво наклоняется ближе к лицу, где перчатка плотнее вдавливается в кожу, — Но ты не оставляешь мне выбора. На кого мне еще думать, а? Если ты сидела в чертовой комнате. Там только они, Рив.
Рив.
Никто меня так не называл. Его гравийное шипение загнало в спираль переплетающихся чувств. Мы на расстоянии пары сантиметров, идеальное тело громоздкой величины совсем скоро будет вдавливаться в мое жалкое. Я морщусь в дезориентации, заставляю размякшие извилины соображать. Нет, он не лишится своего отряда. Кто с ним тогда будет? Одна я? Насмешил. Запугивает, но я не дура, не куплюсь. Поэтому отрезаю как можно решительнее, беря всю ответственность:
— Да, я душила себя сама, капитан. Большего Вы от меня не добьетесь.
Кто-то отменял фетиш на асфиксию? Пусть считает, что я долбанутая — лучше так, чем он ввяжется в неприятности.
Капитан, по ощущениям, смыкает челюсть — кажется, я услышала, как скрипнули зубы. Длинные ресницы медленно опускаются, а ноздри издают истощающий выдох. Рейдж кивает так размеренно, что у меня холодный пот бежит по спине. И не зря.
— Хорошо, Ривер, — тихо произносит, не открывая глаз, какого-то черта нежно поглаживая меня рядом с виском, — Я дал тебе шанс сказать самой, но ты им не воспользовалась. Поэтому сейчас я иду смотреть камеры видео-наблюдения, — меня парализует, — А потом, когда разберусь с ублюдком, вернусь к тебе и покажу что бывает, когда не слушаешься своего капитана.
Его веки поднимаются, и мне открывается темный, неадекватный взгляд. Нет, он не имеет способность менять цвет глаз, это зрачки расширились от неконтролируемой ярости. Я чуть-ли не падаю, когда он отпускает меня, мрачно кидая напоследок:
— Ждешь у моего дома. Это приказ.
Что он, черт возьми, со мной сделает? Отшлепает гребаным ремнем за плохое поведение? Какой к хренам собачьим дом?
Рейдж гремит ботинками по земле, в направлении к центральной дороге, я а плюхаюсь на зад, пытаясь осмыслить произошедшее. Что это было? Нет, надо по порядку. Забота о завтраке, уточнение про мазь, гнев из-за синяков, обращение «Рив». Это не стыкуется с тем Рейджем, который мне до сей поры был известен. Я... я не знаю что думать.
Блефует ли он насчет камер? Есть ли они на самом деле? Глупый вопрос. На высокотехнологичной военной базе наверняка натыканы в каждом углу — я лишь не замечала. Что теперь будет? Неужели мои побои имеют для него значение? Чего так взъелся? Это же тупость. Он не станет убивать Синча — высокопоставленное лицо, закрепившееся на базе, — потому что я, видите-ли пострадала от его лап. Рейдж недавно предпринимал все, чтобы меня тут не было, а теперь пойдет в разлад с «коллективом»? Он сам себя то понимает вообще?
Из столовой потихоньку выходят другие военные. Вижу Роя, который увлеченно, с улыбкой, печатает по клавиатуре телефона, и соседей — они не смотрят по сторонам и просто направляются в общежитие. Я протираю лоб, глубоко дыша, чтобы отделаться от тошнотворного нервного кома. Что, если Рейдж решит избить меня? Проучить насилием? Сам душить кинется? Или впаяет сутки бега? Я сильная, но не знаю как это вынесу. Лучше бы не злить его, исполнить хотя бы один приказ за утро.
Поднимаюсь на ватных ногах, обнимаю себя и плетусь по направлению к столовой, после чего сворачиваю к опер.центру. Мое пребывание на базе длится пять дней, а что ни час, то приключение какое-то. Возникает несвязное желание: позвонить маме. Я в курсе, что она меня не пожалеет, и жалость я ненавижу. Но порой жалости хочется. Совсем немного. Чего-то ласкового. Вот, взять Рейджа — мило, что его колышет моя ситуация, хоть и неизвестно по какой причине. Однако выражает он свое беспокойство через ор и давление, а от этого еще хуже. Я настраиваю себя быть стойкой из утра в утро, но бывают такие моменты, когда мантра работает хуже. Потому что сейчас я размякла. Естественно, не плачу, в мимике спокойна. Вот только душу угомонить не в силах — она рыдает от непрекращающейся жестокости.
Пересчитываю дощечки порога у дома капитана, отвлекаясь хоть на что-то. Их четыре штуки: такие потертые, темные...
— Неужто сама ко мне пришла? — окликает уже знакомый урод.
Я обнимаю себя плотнее и смотрю в землю с немым: «Да когда это кончится то?...». Стоило предположить, что Синч пойдет домой после завтрака, а постройки то рядом друг с другом. Не поворачиваюсь к нему и бормочу предельно ясно:
— Я стою у дома другого капитана.
Почему мужчинам нужно быть такими неумными на язык? Он ведь понимает, что я Рейджа жду. Мог бы завести разговор как-то более здраво.
— Продолжаешь язвить, значит, — хмыкает и, хвала небесам, не двигается, — Как мне с тобой поступить?
Ну... убей уже? Мне все равно недолго осталось. Кое-кто конкретный пообещал скорую расправу.
Синч ждёт ответа, но я кошмарно устала для разглагольствований. К тому же запасаюсь силами для того, чтобы перед Рейджем себя достойно держать — мне вечно приходится заниматься подобной работой. Нет, я не жалуюсь, это... да, ладно, жалуюсь. Противно. Мерзко.
— Не знаю, — вяло мотаю головой.
Предпочитаю самые нейтральные ответы, из которых конфликт развить нельзя. Хотя Синч и тут и там видит какое-то хамство или дерзость: молчи я, он тоже сочтет это неуважением. Ему повод не давай — он его отыщет.
Но мою расклеившуюся натуру взбадривает звук отлетающей двери. Я вздрагиваю в поисках источника шума и встречаюсь с разъяренным Рейджем, который вышел из здания, где сидят айтишники.
Похоже, камеры все-таки проверил. Каюк настал.
Он озирается и за секунду находит искомую цель. Нет, не меня.
Синча.
Я пускаю корни на месте, прирастаю к почве, ведь Рейдж направляется сюда, а долбаный лысый мужик лишь брови с усмешкой вздымает. Да, конечно, не боятся же ему... но я вот очень боюсь. Никогда не видела капитана в таком состоянии. В нем нет и унции рассудка, сплошная тьма.
— Пожаловалась, — цокает Синч, стоя все также ровно, — Большая ошибка, Ривер Акоста.
Рейдж почти с ветром проносится чеканящими шагами мимо меня, и я прикрываю рот ладонью, ведь он без предупреждения хватает Синча за горло и вколачивает в его дом с гулким стуком. Лысый сам такого не ожидал: похоже был уверен, что с ним поговорят на высоких тонах да и только. Неужели они не сталкивались лбами до этого? Поджилки охватывает дрожь, а мой капитан не разменивается словами: со всей дури отводит руку и впечатывает кулак в самодовольную рожу так, что Синч на миг теряет понимание мира, и Рейдж пользуется паузой, не прекращая душить.
— Еще раз, Сука, — низменный бас, рычащий, — Посмей ее тронуть еще раз — я тебя закопаю, Гнида конченая.
Синч опоминается и с великой силой отталкивает мужчину, сплевывая кровь — вместе с тем изо рта вылетает и, черт возьми, зуб. Харчок смешивается с грязевыми лужами, возникшими из-за ночного дождя. Меня сейчас туда же вырвет. Забыла предупредить: желудок слабый.
— Знаешь, почему я тебя не ударю в ответ? — неизменно с усмешкой выговаривает Синч, «элегантно» вытирая кровь на губах, — Когда тебя к полковнику притащат, картина маслом будет. Капитанам бить друг друга нельзя — за это выкидывают, напоминаю, раз ты забыл. Из нас двоих, как видишь, один ты цел.
Рейджа никак не задела угроза, в отличие от меня. Все внутри сжимается. Его отстранять? Я виновата? Однако это ничуть не тушит пожар внутри мужчины. Он стоит спиной ко мне, извергая целый вулкан гнева. Поставлю сотню на то, что у него дюймы кожи трясутся от буйства.
— Я предупредил: еще раз — и ты труп. Второго предупреждения не выдам. Это единственное.
После слов, которые любого способны растоптать в порошок, Рейдж поворачивается и идет к своему дому, попутно беря меня за локоть, ведя следом. Я предполагала, что это будет грубейшим касанием. Капитан умеет поражать. Держит уверенно, но синяков не приносит: я бы сказала, что это вполне себе без пяти секунд нечто трепетное. Синч посмеивается, заходя в свое жилище, отчего Рейдж набирает свежую порцию бесования и почти ломает ключ в замочной скважине.
Так. Стоп. Минуточку.
Я попаду в его дом?!
И это взаправду происходит. Рейдж подталкивает меня внутрь, хрипя:
— Берцы снимай.
Я торопливо слушаюсь, расшнуровывая ботинки, что делает и мужчина. Он первый скидывает обувь и проходит, по видимому, в ванную, ведь внутри небольшой комнаты только одна дверь.
— Ничего не трогай. Стой где стоишь, — строго предупреждает и скрывается из моего виду.
А дышать то разрешено?
Адреналин безутешно циркулирует по венам, зрение с трудом ловит фокус. Хорошо. Ладно. Черт возьми, ладно, хорошо. Я вбираю теплый воздух, улавливая мяту, и молюсь стать кошкой, которая бы успокоилась от таких ароматов. В углу стоит кровать полуторка: бежевая, с коротким прямоугольным изголовьем не выше подушек, комфортная, не дешманская, явно с хорошим матрасом. Она идеально заправлена серым пледом: не придерёшься, словно горничная старалась. Слева от меня деревянный стол без ножек, прикрученный к стене: на нем все разбросано, что не клеится с постелью перфекциониста. Какие-то тетради, письменные принадлежности и... цветные карандаши? Рейдж рисует? Там же точилки и ластики. Все представляет собой кашу, будто по ночам капитан судорожно что-то пишет или делает какие-то наброски. Справа от меня железный черный шкаф, такой же, как в моей комнате, и зашторенное короткими коричневыми занавесками окно. Плазменный телевизор на стене — тут везде темно-дубовая, теплая краска, благодаря чему создается уют, хоть и пространство визуально сужается. Но все равно: пусто. Перечисленное — почти все, что есть из мебели. Еще стоит маленькая тумбочка у кровати: на ней опрокинута рамка с фото. Кто на нем запечатлен? Девушка капитана? Его семья? Почему он уронил? Специально или случайно?
— Когда я сказал не трогать, я имел в виду не трогать и глазами в том числе, — выдыхает Рейдж, выходя из ванной.
Он не успел заметить, что я дотошно осматриваюсь. Просто знает, что я точно веду себя так. Мужчина бросает суетливый взгляд на стол: беглый, проверочный. От меня бы могла ускользнуть эта нервозность, но я ее четко уловила. Капитан чем-то успокаивается, как если бы я имела возможность поймать его с поличным, однако улик не обнаружила. Может, вырубить его и выиграть себе время? Узнаю тайны, успокоюсь. Только вот у меня есть предчувствие, что, пошарься я хорошенько в его личных вещах, вопросов бы появилось больше.
— Пойдем, — коротко командует, намекая на ванную.
Меня там утопят? Боже, лишь бы не в унитазе. Пусть наберет раковину. Так умирать приятнее, менее позорно.
Я боязливо сглатываю и ступаю за ним по бежевому ковровому покрытию, отсчитывая последние мгновения жизни. Дверь, что находится в стене, вдоль кровати, открывает мне вытянутое помещение. Тут и стиралка, и сушилка электрическая, и душ, и туалет, и пару комодов... я ахаю и пищу, выпадая из стратосферы, потому что Рейдж вдруг сжимает мою талию и ловко поднимает, сажая меня на один из белых комодов.
— Боже, ты всегда так вопишь, когда тебя мужчины на руки берут? — недовольно морщится от полученного ультразвука.
Я гляжу на него в исступлении, полностью закоченевшая от крепкой руки на бедре, которую он спустил туда и не убирает, хотя я уже сижу. Меня, черт, никто так не трогал! Он больной?
Рейджу наплевать на мой шок в шоке. Он расстегивает свободными пальцами полевую аптечку и ковыряется в ней, вытаскивая разные предметы.
А лапать то меня перестанешь?
Похоже, он сам не ведал, что не закончил контакт, ведь, наконец обращая внимание на свою ладонь, тут же убирает ее, лишая меня тепла. Я ежусь и выпаливаю в переизбытке:
— Вы... Что Вы будете делать? Делать... со мной?...
Воткнет в рот кляп из ваты и возьмет ножницы, чтобы медленно отрезать палец за пальцем? Вольет в горло перекись водорода, зажмет нос и принудит глотать и травиться? Затянет жгутом горло до смерти? Вариаций много, их туча. Нагнетает то, что Рейдж не отвечает. Продолжает копаться в аптечке, открывает шкаф и рыскает там. Ужас в том, что он стоит между моих раздвинутых ног — это добавляет тесность. Я смачиваю горло и пробую вновь, заикаясь:
— Рейдж...
— Знаешь, чего я не понимаю, Ривер? — цедит, сжимая какой-то тюбик и хлопая дверцей шкафа.
— Нет, — хлипко шепчу.
Он завершает приготовления к расчленению и ставит руки по обе стороны от моих бедер, соединяя наши глаза — я уже не принимаю попыток потупиться в пол, так как знаю, что это разозлит капитана сильнее. Мужчина близко, я скоро его дыхание на себе чувствовать начну. Растягивает мучение, молчит, изучая мой страх. Точно схватит за волосы и разобьет голову об белую плитку.
— Ублюдок душит тебя до гематом, — напряженно хрипит, поясняя, — На следующий день подходит к тебе, а ты стоишь абсолютно спокойно, как ни в чем не бывало. Но стоит мне, Ривер, мягко посадить тебя сюда и достать аптечку, чтобы раны быстрее зажили, ты вся трясешься, — я растеряно ношусь по его глазам своими глазами, и это раздражает Рейджа больше, — Я не понимаю, почему ты не боишься того, кто тебя чуть не убил, но боишься меня, хотя я ничего подобного с тобой не делал.
На меня сходит облегчение и головная боль: все вместе. Он затолкал меня сюда, чтобы позаботиться о мозолях?... Что? Серьезно? И он задается вопросом моего страха к нему? Он... не рад, что я в стрессе? Но все очевидно, мой отчет не заставляет себя долго ждать.
— Потому что с ним я могу бороться, а с Вами нет, — смачиваю сухие губы, пребывая бардаке, — Если он нападает на меня, я имею право себя защищать. Если Вы решите со мной расправиться, мне можно лишь принять Ваши действия.
Рейдж сводит брови. Не разрывает зрительный контакт, но немного сбавляет напор. У меня был один человек, с кем спорить запрещено — мать. Как она сказала, так и будет, вне обсуждений. Здесь появился второй. Они знают как лучше. Да, я негодую и часто несогласна, но не вслух. Пойду против воли Рейджа — вылечу с базы. Вылечу с базы — вернусь в Аппель. Вернусь в Аппель — встречусь с матерью, которая меня уничтожит. Элементарная цепочка.
— Значит, если бы я душил тебя в спортзале, ты бы не царапала мне руку до крови, как ему? — сосредоточенно выясняет, состыковывая что-то в мозгу.
Я расцарапала до крови? Вау... неплохой результат.
— Да, — тихо соглашаюсь.
Что его удивляет? Я ведь просто солдат, выданный на служение. И я свято верю, что отдаю себя во благо. Как бы не приходилось, я держусь той мысли, что все же иду в верном направлении. Если прекращу так считать хотя бы на пятьдесят процентов, то мой мир расколется. Ты достигаешь чего-то множество лет не для того, чтобы потом обнаружить, как это бессмысленно. Рою Уилсону я дала обратный совет, но у него есть чаша весов, где любовь все-таки побеждает войну. У меня такой чаши нет, все, что я знаю — как быть услужливой. Жизнь не дала других исходов.
— Тогда, раз ты настолько преданная, почему не выполнила приказ? — смотрит прямо в душу, спрятаться охото, — Я спросил о том, кто причинил тебе вред. Ты не ответила, Ривер.
Мы напрочь отличаемся друг от друга. Имеем полярное мышление. Для него все мои поступки — несусветная чушь.
— Потому что от этого зависит Ваше положение, — истолковываю, не дыша, ведь он не отдаляется, совсем рядом, — Я бы подставила Вас, создала бы какие-то разборки. Я здесь не для того, чтобы Вы что-то потеряли. Я для того, чтобы Вы приобрели. Быть полезной, а не проблемной.
Я знаю, что всегда пытаюсь видеть хорошее в людях, но это скорее проклятье, чем подарок с небес. Потому что сейчас, когда Рейдж жмурится и опускает голову, почти касаясь ей моего подбородка, я откладываю все свои страхи и предубеждения, расслабляясь тем, что он не планировал меня убивать, благодарная этим фактом. Одна рука, сбоку от меня, впивается в маленький выступ дубового комода. Вторая рука, также сбоку, сжимает алюминиевый тюбик, который, наверное, лопнет от силы. Я не понимаю его реакции, не понимаю, почему он меня лечить собрался. Кастора бы сажал на комод, если бы тот поранился? Это забота. Рейдж не обязан меня латать. Вполне хватило бы: «В медпункт сходи, а то автомат нечем держать будет». Но он меня в дом заволок, лично возится. Я сбита с толку. И счастлива, что не настала судная минута. Никто меня не утопит. По крайне мере этим днем.
Рейдж делает глубокий вдох и возвращает взгляд, распрямляясь. Создает расстояние. Я вроде как желала этого, и легче стало, но... сложно. Меня вполне устраивает его присутствие, если он не имеет цели измельчить мои кости.
— Ты не моя вещь, Ривер, — негромко произносит, пока открывает мазь, — Ничья вещь. Ты человек.
От этих фраз возникает та же боль, что и в столовой, при резком вопросе: «Чего хочешь ты?». Что он говорит? Почему у меня все ноет? Почему это так невыносимо тяжело слышать? Я опять, как в тот вечер, хочу плакать. Рейдж доводит меня до тремора обычными словами: я не знаю как ему удается. Снова что-то ломает, снова давит на, как выяснилось, имеющиеся нарывы. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, часто моргаю, привожу себя в стабильность. Легче бегать сутки, чем получать эти наставления. Задерживаю дыхание, борясь с накатившей волной горечи, и отчаянно переключаюсь на более весомую тему:
— Вас отстранят от службы?
Рейдж явно зафиксировал изменения в моих эмоциях и предпочел не терзать дальше. У меня в сердце колет от осознания, что ему несвойственно говорить о себе, но, словно ради меня, чтобы я перестала страдать, он говорит.
— Нет.
Конечно, мизерный ответ, и все же капитан ответил, а это чудо. Не приказал закрыть рот или не вернулся к чему-то жалящему.
— А Синча?
— Нет.
Обидно...
— А меня?
— Нет.
Радостно!
— А...
— Ривер, все, заткнулась, — командует, вздыхая, — Вытяни ладони.
Я молниеносно вешаю замок на непослушный рот и подчиняюсь, предоставляя воспаленную кожу. Рейдж распыляет на нее какой-то обеззараживающий спрей — он шипит, образовывая пену. Капитан ругается себе под нос:
— Мне что, всей комнате вашей провести инструктаж по выживанию? Банальную помощь не в состоянии организовать. Бинты намотали, помощники, чтобы все потело и воспалялось хуже. Ты же в них и вне тренировок ходила? — риторически спрашивает своим богатым голосом и кивает, — На тренировках — понятно зачем. В комнате для чего?
Я грустно пялюсь на не утихающие белые пузырьки и стопорюсь от предположения:
— Кастора работа? Точно не Рика.
Мои плечи приподнимаются в уязвимости. Мужчина досадливо покачивает головой, нажимая на спрей опять и опять, пока не убеждается, что все чисто. Средство стекло на пол, между комодом и его ногами. Странно забивать на такие вещи, если ты кровать заправляешь по часу. Поэтому Рейдж приходит за завтраком позже — возится с бельем, как бы сюрреалистично не звучало. У него нет армейских замашек, поэтому такой придирчивый уход за постелью становится очередной загадкой.
Он выдавливает мазь, не прикасаясь перчатками к рукам, и я сама распределяю ее, догадавшись без приказов. Совершенно инфантильно выставляю ладони по завершению, к тому же добавляя искренний взгляд: «Смотри, я все сделала, я молодец?». Но за секунду встряхиваю себя внутри и осекаю, стыдливо отвожу подбородок и выстраиваю непоколебимое лицо. Он позаботился. Мне хватило тридцати секунд внимания, чтобы включился какой-то тупой ребенок, нуждающейся в похвале. С Кастором так не было: я в тот вечер уставшая до жути была, вымотанная. Да и с ним... с ним иначе, что-то отличается. Рыжик прекрасный, милый, замечательный — все ласковые синонимы — они о нем. Но он не вынуждает меня к чему-то, не ждёт результатов, потому и оценка его не требуется. Это чертовски неоднозначно и тупо...
— Ты умница, Ривер, — приглушенно произносит Рейдж.
Я сжимаюсь и метаю к нему расширенные глаза, которые он сразу ловит, утягивая в свой глубокий лес. Пульс учащается от услышанного. Мне же не приснилось, да? Пожалуйста, лишь бы я не проснулась прямо сейчас.
Однако мужчина, пусть и с заминкой, перебарывая себя в чем-то, повторяет:
— Ты умница, Рив.