Глава 2
Щекотка — недооцененное орудие пыток.
Я стону и прячу ногу под одеяло, но шутливые пальцы переходят на бока, под разлетающийся задорный голос:
— Юным крошечкам подъем! Мы на завтрак все идем!
Я морщусь и тыкаюсь лицом в подушку, отползаю к стене, но от длинных рук Кастора не сбежать. Лишь на чуток приоткрываю глаз и вижу его счастливую голову, заглядывающую на мою кровать.
Несмотря на желание продолжить сон, я ни за что не отказалась бы от такого пробуждения. Есть в этом нечто заботливое и согревающее.
— Речовки — не твое. Сколько раз повторять? — зевает Джастин, — Дружим пять лет, а я до сих пор не пойму: где ты энергию по утрам берешь?
Кастор игнорирует и принимается щекотать меня вновь, что заставляет окончательно проснуться и доказать принудительно бодрым голосом:
— Я встаю! Спасибо! Встаю!
Он щелкает языком, не отходя: как мамочка дожидается, что я действительно серьезна. Поэтому, за не имением других выходов, свешиваю ноги и лениво нащупываю ими гладкие ступени.
Я не ходила в столовую вчера: ни на обед, ни на ужин. Поела печенье с чаем, которые стоят в комнате, поболтала с ребятами, и завалилась спать, попросила не будить. Сначала самолет из родного города Аппель, потом автобус на шесть часов, потом бег тридцать километров под дождем — все это было крайней утомительно, и я действительно не хотела ничего, кроме глубокой отключики мозга. Тем более, зная, что сегодня пройдет первая тренировка с Рейджем один на один, мне требовалась перезагрузка эмоциональной системы.
Перед сном удалось узнать кое-что про него. Я боялась показаться сплетницей, коей на самом деле не являюсь. Однако аккуратно попробовала:
— Капитан Рейдж... что вы можете сказать о нем? Как мне лучше себя вести?
Соседи, к счастью, не отмахнулись. Только Рик посматривал в тишине — это ему свойственно, уже ясно.
— Он справедливый, — поразил Джастин, отпив кофе, — Но в ответ требует к себе уважения. Слушайся безукоризненно — и по маслу будет.
— Да, — кивнул Кастор, играясь с разбитой губой двумя пальцами, — Нам повезло, что он наш капитан. Лучшего не придумаешь.
Они точно говорят об этом человеке? Ведь мой подбородок действительно посинел от той хватки: ребята не заметили, так как побои — их рутина. И все же позже стало больше понятно, в чем причина его грубости.
— Он ведь на стрельбах с утра был. Пораньше ушел, чтобы тебя вовремя встретить. Поэтому и в очках. Ты не думай, он обычно без них: не псих ведь. Но балаклаву не снимает.
Значит, мужчина отложил дела, дабы не опоздать ко мне, а я опоздала. И та его грубость связана с раздражительностью от сложившихся обстоятельств. Слава Богу, Рейдж не жестокий на постоянной основе: по-настоящему облегчает душу.
Одновременно с тем внутри вспыхнуло какое-то волнение. Я увижу его глаза. Какие они будут? Какого цвета его кожа? Именно об этом, по неведомой причине, я размышляла перед тем, как уснуть на чертову тучу часов.
— Ты как себя чувствуешь? — обращается Джастин с нижней кровати, натягивая носок.
Рик, судя по шуму воды, в душе. Все встали пару минут назад, тогда как Кастор очевидно давно намытый и готовый — в форме расхаживает. Мой будильник был заведен на семь утра, так как завтрак стартует в семь тридцать. Тыкаю по андроиду и кривлюсь: шесть сорок. Где мои совсем не лишние двадцать минут сна?
— Нормально, — разминаю шею, все еще ленясь спрыгнуть, — Проспала почти сутки: грех жаловаться.
Живот урчит: давненько в него пищи адекватной не поступало. С другой стороны, это своеобразная проверка на прочность — вдруг тебя враги в плен схватят, кормить не станут, а ты им от отчаяния всю информацию секретную выложишь. Когда думаю об этом, то сразу определяюсь: убью себя быстрее, чем сдамся, чтобы наверняка. С мертвого не спросишь.
— Надо вечером собраться, отпраздновать твое поступление. Ты нам о себе расскажешь, — наставляет рыжеволосый, бренча ложкой в чашке кофе.
Я пользуюсь одной ступенью, а затем спрыгиваю на пол, где между кроватями лежит круглый разноцветный ковер с пушистым ворсом. Стены Кастора и Джастина украшены. У первого все облеплено «Звездными войнами»: постеры и наклейки. У второго вразнобой: какие-то плакаты фильмов, сериалов, фотографии, граффити на бумаге и... пачки сигарет. Разные. Это коллекция: они сложены так, чтобы не было объема, и прикреплены друг под другом, в шесть рядов — последний ряд не закончен. Запоминаю что дарить на день рождения, хоть это и самый странный подарок в мире.
— Говоришь так, будто мы не собираемся здесь каждый вечер, — парирует Джастин, проводя ладонью по ежику на голове, — В любом случае все здесь будем. Но отпраздновать надо, согласен.
— Нечего праздновать, не сочиняйте, — неловко отзываюсь, — Спасибо, мне приятно, но не нужно заморачиваться...
— Ривер, не обламывай, это не только для тебя! У нас, военных, радости маловато. Так что не отменяй достойный повод!
Я тут же осознаю что к чему. Сидеть на базе годами и ловить любые случаи для разнообразия дней. Рик тут шесть лет, а Джастин и Кастор четыре года. Они довольны раскладом жизни, это заметно в лицах — никто не страдает. И все равно: людям необходимы счастливые моменты. Я лишь не помню, чтобы кто-то отмечал мои заслуги. Окончание кадетной школы, кадетного корпуса, поступление в кадетную академию, успешная сдача экзаменов — одинокая тишина, ноль поздравлений. А тут целых три мужчины, да еще и настолько прекрасных. Чудо, что мне попались именно они. Я не делаю преждевременных выводов, ни в коем случае. Но к гадалке не ходи — все и без того кристально ясно. Крепкая команда, друг за друга горой, без подлости. Я знаю, что они добры ко мне в первую очередь по этой причине: не вносить дисбаланс в коллектив. Мне достаточно, серьезно. Я и о таком мечтать не смела.
Важно уточнить: я не прибедняюсь.
В современных реалиях существует много условий для того, чтобы с тобой завели дружбу. Недостаточно прилично пахнуть и выглядеть неплохо. Нужно чем-то цеплять, дабы человеку было интересно. Цеплять я не умею: этому меня не учили. Сокровенным не делюсь, потому что высмеивали ни раз. И вот как получается: мне выкладывают личное, а я рот в ответ не разжимаю, только слушаю да поддерживаю. И, не получив взаимности, люди тоже уходят — зачем им подружка, которая свою душу и через сто лет не доверит?
Замкнутый круг.
Но, может быть, с этими парнями злосчастная цепочка неудач прервется? Мы сблизимся? Отчаянно забегаю вперед, что жалко.
Рик выходит из душа, а Джастин услужливо уступает. Я киваю в ответ на идею о мероприятии и шурую в белую ванную комнату, где зеркало над раковиной застелено паром. Оттираю поверхность рукавом однотонной желтой пижамы и встречаю вполне себе здоровый вид. Светлая кожа наливается румянцем в щеках. Не заболела: по ощущениям тоже в порядке. Благодаря ли Рейджу и его приказу переодеться? Нет, точно. Я в целом никогда не болею, так что его теория о температуре априори была ошибочной. Знаете, когда родители запрещают тебе хандрить, организм приучается стойкости. Спасибо маме за нотации. Уж если и случается недуг, то раз в три года. Но с глобальным минусом: это всегда почти до смерти. Жуткий жар, кости ломает, накатывает бред, мало что в памяти сохраняется. Словно мое тело однажды ломается и выплескивает все накопленные беды.
Умываюсь и заплетаю волосы в две тугие косы, пользуясь расческой и резинками из косметически, которую захватила с рюкзака. Начитываю стандартную мантру: «тебе нужно быть собранной, не разрешай себе и одну мысль на слезы даже в самой горькой ситуации, внимай четко, думай о деле».
Настрой боевой. Сегодня я докажу Рейджу, что не бесполезная, что заслуживаю место в его отряде. Буду той обыкновенно стойкой Ривер, а не вчерашней невнимательной потеряшкой. До сих пор стыд душит. Я его разозлила и подвела. Не повторится, как и пообещала. Еще маме вечером позвоню, передам о заслугах — глядишь, похвалит!
На улице парни подбадривают меня и посмеиваются со сосредоточенного лица. Ветер опять не щадит: я пока не освоилась, а мужчинам все ни по чем. Температура плюсовая, но с Аппелем не сравнится — там стабильно двадцать пять-тридцать градусов тепла. Здесь стабильно десять.
Мы поворачиваем налево и неторопливо шагаем по прямой. Погоны собеседников намного выше моего носа. Так или иначе посматриваю с мечтой. На моих даже звезд нет: три курсантские галочки. Я тут для всех не выше уборщицы — преувеличение, конечно, но с толикой правды. По идее мне должны были вручить звание лейтенанта по прибытию на базу, однако Рейдж испортил малину.
Ладно, я сама испортила, немного бубню.
— Тебе с города привезти что-то? — спрашивает Кастор, — Мы после завтрака поедем. Пицца, бургеры, сигареты? Другие кайфы? Газировку?
Город? Да, город, глупо было полагать, что они вообще безвылазно торчат на базе. Добираться до людей часа три. Чего бы мне хотелось? Может быть... мармелад? Обожаю все виды, кроме кислого или сахарного. Но просить стыдно. Заплатить особо нечем: я привезла с собой около тысячи долларов и должна распределять их правильно. На какую дату там намечена моя главная миссия? Неизвестно. Месяц, два, три — я деньги только за нее получу, контракт тут не подписываю никакой, поэтому ежемесячной зарплаты не поступит. Короче: без мармелада.
— Нет, не нужно, спасибо, — радушно произношу, перебирая берцами по мокрому асфальту, — А вы в город прямо в форме? Почему не в гражданском?
Мимо нас идут другие военные: здороваются с моими соседями и оценивают меня. Мол: кого это к нам занесло и какими судьбами? Надеюсь, меня не попробуют трахнуть как-нибудь ночью за общежитием. Хотя Рейдж сказал, что никто не станет, так что остерегаться, вроде бы, нечего.
— Так все плюшки ловишь, — ухмыляется Кастор, подбивая Джастина плечом, — Ему вот вообще в прошлый раз бутылку виски дали за счет заведения: защитник Родины как никак! У Рика отбоя от женщин нет! Все его хотят, все...
— Это не так, — пресекает Рик, — В форме удобно. Я к ней привык. И никто не полезет никогда, а ты знаешь, чем это закончится в моем случае.
Я хмурюсь, слегка не догоняя. И чем же? Дракой? Что тут особенного? И без того понятно, что эти трое забьют тебя до горячки, если напросишься — они сами себя то молотят без сожаления. У Джастина, например, бровь со вчера припухшая, а у Кастора губа разбита.
Но единственное, что я спрашиваю:
— Капитан Рейдж должен был поехать с вами, да?
Ривер, прости.... а какого черта?
Он упоминал вчера, что отказывается от чего-то из-за меня. Похоже, торопливому мозгу приспичило выяснить все до деталей. У него то я не спрошу: прибьет и глазом не моргнет. Я для него букашка, которая не вовремя подвернулась.
Одноэтажное здание столовой уже перед носом: военные стекаются внутрь, ведя бурные разговоры — через них не разобрать тему нашей беседы.
— Ага, — Джастин тянет ручку пластиковой двери, пуская нас внутрь.
— Но мы не многое потеряли, — добавляет Кастор в "предбаннике" холла, где уже пахнет едой, — Он с нами только в пути туда. Потом уходит куда-то и на базу возвращается один.
Я не выпускаю на волю вытекающие вопросы. Странно выяснять и вдаваться в подробности. Да и к чему они мне?
Нам открывается проход к столовой: огромное белое помещение с серой плиткой. Квадратные столы: некоторые из них сдвинуты для большой компании. Вдалеке, за обособленным круглым столом, вижу полковника О'Коннора. Рядом с ним похожий комплект мебели — там сидят главные. Рейдж, полагаю, в их числе. Но его здесь нет. Логично, раз не снимает балаклаву. Вероятно, ест в своем домике или где он там живет. Оно и к лучшему: я бы глотала с трудом, находись мужчина неподалеку.
Сегодня он будет другим, Ривер, тебя не захотят выпотрошить, угомонись, вчера произошло недоразумение, и оно сошло на "нет".
В конце-то концов не зря Джастин назвал капитана справедливым. Я перепугалась и накрутила себя, что дурость. Тренировка пройдет отлично.
— Поднос, миледи, — рыжик сует мне черный предмет, подгоняя встать к раздаче.
Я занимаю место после Джастина и перед Риком, ставя поднос на железную столешницу из трех балок. Ассортимент весьма себе богатый. Три каши, бекон, масло, яйца, тосты, джемы, выпечка. Что-то беру из лотков, а что-то накладывают повара в голубых фартуках. Кастор внушает:
— Омлет с ветчиной! Он тут вкуснее всего. Бывает по понедельникам и четвергам. Кашу пшенную! Да, да, вкуснятина, творожная запеканка!
— Я не люблю...
— Ривер, Иисус Господь, доверься товарищу!
Я не пытаюсь препятствовать вновь: заполняю тарелки тем, чем "заставили". Ненавижу запеканку. Искренне ненавижу. В детстве называла ее "запиханкой", так как отец не выпускал из кухни, пока не съем творог до последней крупицы. Он бесхребетный человек во всем, кроме пыток с приемами пищи. Сколько бы в тарелке не находилось, я обязана этим желудок набить.
Дожидаюсь парней и следую за ними, к их столику — не прогоняли же, а значит позволили. Хотя могли бы дедовщину включить: с нами сядешь, когда заслужишь. Они определенно добры.
Столы расположены на свободном расстоянии друг от друга. Мы садимся в конце зала, откуда открывается вид на многие другие столы: в том числе на тот длинный, что соединен из нескольких. Металлические стулья с коричневой подушкой скрипят под нашими задами, когда Джастин поясняет, склонившись поближе:
— Вон тех видишь? Лысые все.
Я осторожно изучаю толпу из десяти человек: то-ли посмеяться, то-ли посочувствовать. Под копирку: бошки блестят. Рик вытягивает ноги в бок и спокойно приступает к еде. Терпеть не могу отсутсвие волос на голове у мужчин. Хотя бы как у Джастина под тройку, а идеально средней длины.
— Вижу, — тихо соглашаюсь.
— Мерзкие типы. У них капитан Синч — та еще тварь, — бормочет Кастор, отламывая омлет ребром вилки, — Сидит недалеко от О'Коннора. С полковником то знакома?
Я киваю, ненароком переводя взгляд к окнам, и моментально понимаю о кем идет речь. Мужчина в черной форме, с густыми русыми бровями и складкой на лбу. Чуть пониже Рейджа. Как и предполагала — за теми местами сидят руководящие должности.
— Почему он тоже лысый? — недоумеваю.
— А вот пристроили бы тебя к нему, тоже бы лысой ходила, — усмехается Джастин, прожевав булку, — Правило такое у мудака. Рейдж тебя кое-как отбил. Синч первый вызвался на себя миссию взять, а соответсвенно запихнуть тебя в свою команду амбалов.
Я роняю челюсть. Что? Тут за меня боролись? И Рейдж пытался к себе пристроить? Но мысленно стучу себя по затылку: не во мне дело, а в грядущей операции. За нее деньги заплатят отличные из-за степени важности. Поэтому война велась. Пульс возвращается к норме: а поначалу то скакнул до небес.
— Есть еще капитаны? — перевожу тему, наконец приступая к каше.
Вполне вкусно. Сахара бы добавить, но мне, кажется, сколько его не положи, всегда мало будет.
— Рик, — совершенно просто отвечает Кастор, — Неправильно вопрос задаешь. Капитанов то много.
Безмозгло с моей стороны. Очевидно, Рик не мог носить звание ниже — чисто по выслуге лет. Порой кажется, что лучше помалкивать, чем представать идиоткой, сама того не подозревая.
— У трех людей есть свои отряды, — объясняет Рик, — Рейдж, Синч и Фог. Рейдж и Фог порядочные, а Синч неприятный — не злодей, конечно, ведь иначе бы его с базы выперли. Просто неприятный, со своими странными заморочками.
Только сейчас что-то щелкает. Рейдж — нет такого имени. По крайней мере я не слышала. И Фог — с ним также. Без труда вытаскиваю из черепной коробки перевод с иностранного языка. Рейдж — ярость. Фог — туман. Синч — подпалить, ожог. Сами ли они выбрали себе позывные? С чем связан выбор? Знает ли кто-то их настоящие имена?
База "Эйприл" с ума сводит своими загадками.
Я обязательно расспрошу парней. Позже. Ведь в данный момент меня одолевает ступор: я вижу его. И он направляется прямо к нам.
Я сдаюсь. Сквозь конечности ток бежит. Со мной никогда подобного не случалось. Не было такого, чтобы цвет глаз, как и сами глаза, парализовали тело.
Зеленые. Темно-зеленые, как дремучий лес. Изумрудные.
Светлая кожа. Я не выявлю возраст: балаклава скрывает все, что идет дальше нижних век и выше темных, низко посаженных бровей. Вот и моя погибель, да? И название ей — капитан Рейдж.
Он подходит, окидывая меня холодным взглядом, мельком выслушивая приветствия отряда. Таким образом мужчина изучал меня вчера: без интереса, сухо. Почему-то этот факт горько скребет горло. Я бы подорвалась с места и руку к виску приложила, но так ведь не заведено тут, было подчеркнуто. Мне пора выполнять клятву. Быть той, кем бы капитан гордился.
Рейдж, словно нарочно, проверяет: поздороваюсь ли? Заговорю? Нарушу приказ? И, убеждаясь, что я приступила к исполнению наставлений, хрипит:
— Вставай. Посуду уносишь и идешь за мной.
Я не успела позавтракать, и ему, черт подери, это прекрасно видно. Тарелки полные, кроме несчастной каши, откуда убавилось три ложки. Он ведь должен быть сегодня добрее, нет? У нас целые сутки на тренировки, а столовая только приступила к работе — я имею право на отведенный час
— Она не поела, — мягко замечает Рик, тогда как Кастор и Джастин не вмешиваются, им по званию не положено.
Рейдж выдает без эмоций:
— Трепаться меньше будет и уши разевать.
Кастор хмурится. Что, с ними он так себя не вел? Сюрприз? Я не медлю: встаю и поднимаю поднос, забивая на пустой урчащий живот. Моя вина. Он прав, пусть и жесток. Я была самонадеянной, уверяя себя в его снисхождении. С чего бы ему меня жалеть, если я себя не зарекомендовала никак? Проверку на прочность устраивает.
Пересекаю широкую комнату, захожу за раздачу и отдаю тарелки пареньку: уборщик, с очевидными задержками в развитии. Рейдж уже стоит у входа в кухню, опираясь бедром о косяк проема. Я без понятия как поддерживать с ним зрительный контакт, поэтому пялюсь в ноги, пока иду — а вот мужчина глаз не отводит, и от этого хочется задыхаться. Я реально больна.
Рейдж отталкивается от дерева и следует на улицу: выдыхаю, ведь теперь передо мной широкая спина, что дает облегчение.
На волосы капает моросящий дождь: шикарное начало. Я складываю руки в карманы брюк и вновь отмечаю: на капитане все те же перчатки. Ни один солдат, коих я встретила на улице до столовой, не закрывал эту область. Мелочь, но крайне самобытная.
Мужчина спускается по каменной лестнице и поворачивает направо, к спортивной площадке неподалеку — бардовое резиновое покрытие на земле кажется невероятно ярким, благодаря тому, что вокруг одна серость. И какого же мое удивление, когда мы минуем турники и направляется к... стадиону.
Да твою же мать.
Я повторюсь: бегать — не мой конек. Возможно, ему известно, и строг слишком не будет?
Пространство громадное. Одно только поле занимает около четырехсот метров — и это самая маленькая дорожка на круге, приближенная к полю. Вокруг все тот же высоченный забор с проволокой и вышки в углах. Вот у снайперов анекдот наметится: солдатка элитной базы, которая помирает через два круга.
Рейдж шумно вздыхает и удобно устраивается на лавочке. Я неловко замираю напротив него, ожидая приказа, и он быстро поступает:
— Суставы разминай: три минуты тебе. Потом упор лежа примешь.
Ладно: отжиматься умею. Раз семьдесят получится, а он скомандует пятьдесят — так в кадетке говорили. Хороший старт, в котором не облажаюсь. Ворочаю шеей, голеностопными соединениями, кистями, наклоняюсь и тянусь. Как назло, он продолжает смотреть на меня: дырку прожжет. Чувствую себя цирковой обезьянкой.
Я отключаю сознание от помех погоды, твержу мантру, от которой тошнит. Настраиваю себя быть роботом без чувств — с детства справлялась успешно, а здесь, перед этим гребаным мужчиной, что-то сбоит. Сердце колотится наскоро. Огрейте меня лопатой, да побольнее — очухаюсь, может.
— Отсчитывать время не умеешь, Ривер? — сурово разносится, пуская мурашки по коже.
Отрываюсь от зарядки и хлопаю ресницами, пребывая под гнетом хмурых бровей. Что он имеет в виду? И как ответить, чтобы не оплошать?
— Умею, капитан, — единственное, что приходит на ум, ведь я в состоянии проследить за часами.
Рейдж, по моему представлению, поджимает губы, прежде чем гравийно проговорить:
— Прошло на пятнадцать секунд больше. Ты должна стоять в планке. Я неясно обозначил команду или ты снова нихрена не слушаешь то, что тебе велено?
Осадок: медленный, от гортани до места души. Даже мать не была настолько придирчивой, а она невероятно дотошна.
— Вы ясно обозначили команду, — киваю и мигом опускаюсь к неровному, ледяному асфальту, занимая верную позицию.
Боже, прекрати ты себя жалеть, как тебе не мерзко?
Рейдж так и сидит на скамье, но теперь разводит колени и опирается о них предплечьями — улавливаю по шорохам, интуитивно. Рядом с моим лицом его черные берцы грубой вязки: было бы невесело получить удар ботинком.
— Три подхода по сто отжиманий каждый. Приступай.
Чего, простите?
Мне почудилось?!
Триста отжиманий, с отдыхом на тридцать секунд? Он прикалывается? Я кто? Супермэн? Мне не потянуть такое количество: кому вообще это удастся? Тем не менее выбора то нет, а потому сгибаю локти, бросаясь в погоню за недосягаемым. Уж здесь то я счет веду.
Десять, пятнадцать, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят один, шестьдесят четыре, шестьдесят семь, шестьдесят девять, семьдесят... семьдесят один, семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре... семьдесят пять... семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят восемь, семьдесят девять... во...семь...де...сят...
Рейдж, по звукам, усмехается от пыхтений. Я измученное стискиваю зубы.
Восемьдесят один...
Мельком, глубоко внутри, проскальзывает: «ублюдок». Потому что таковым он и является — новый смешок закрепляет оскорбление.
Восемьдесят два, восемьдесят три, восемьдесят четыре... восемьдесят пять, восемьдесят шесть... восемь...десят... се...мь... восемьдесят во...семь...восем...десят...девя...т...ь...девяносто...один... девяност...о...два...дев..я...н...о...с...т...о...тр...и.
Финал, не хватило семи упражнений. Я плюхаюсь на мокрый асфальт с разочарованным стоном. Меня колотит от перенапряжения. Выполнила на двадцать три раза больше, чем могу. Кошмарно старалась. Выжимала из себя все силенки. Мой вес — пятьдесят килограмм. Я робот в проявлении слабости, но я не киборг мышцами, мне, черт подери, жаль! До этого дня я считала, что отжимания — мой конек. В кадетке превосходила всех — здесь уступаю любому. Рейдж буквально разрушает мою личность, и ему это нравится:
— Встала. Начинаешь заново. Три подхода по сто отжиманий, Ривер. Не справляешься — результат сбрасывается.
Сукин сын.
Он находит это занимательным? Да, у меня можно спросить: «А чего ты ожидала, поступая работать на такую базу?». Ответ: да чего угодно, кроме издевательств от капитана!
Я грубо выдыхаю, вставая на уставшие ладони и носки. Уничтожит ли мужчина меня? Со сто процентной вероятностью да. Однако умру без позора. Не сдамся.
Ничего нет вокруг, Ривер, абстрагируйся, делай.
Шестьдесят семь — столько получается, прежде чем снова падаю пластом, трясясь каждой клеточкой тела. Дождь промочил спину. Шаткие руки ерзали по земле. Я замечаю алые капельки крови, которые превращаются в розовые, благодаря влаге с неба. Без слез. Лишь с надрывом внутри. Очередное доказательство, подстать выкрикам матери: ничтожество я, ничего у меня не складно.
— Ривер, — хрипит Рейдж, наблюдая за тем, как я лежу без единого движения, прижавшись щекой к асфальту, — Что ты вообще умеешь?
Я жмурюсь и пытаюсь произносить ровно, несмотря на трясущиеся губы:
— Отлично стреляю из пистолета, легко ориентируюсь в незнакомой лесной местности и далеко прыгаю.
Вообще-то, я также хороша в знаниях по стратегиям, но говорить ему этого не стоит — прикажет сочинить план по захвату страны и высмеет любое предложение. Еще не ною, а это полезное качество. Не капризна. Почти что личное оружие любого командира: прикажи рвануть на передовую, я рвану. Мне глубоко плевать, что застрелят через минуту. Задолбалась за двадцать один год. От всего. Есть ли свет, если я его не видела?
— То есть ты предлагаешь быть довольным тем, что в моем отряде лягушка, которая на курок жмет уверенно?
Мог бы применить «зайчик».
Сам ты жаба, Рейдж. Иди в задницу.
Я прекращаю быть овощем и с горем пополам подтягиваюсь, вставая на дрожащие ноги. И меня сбивает с толку этот взгляд: в нем нет никакого желания мучать. В Рейдже даже присутствует намек на сочувствие. Говорят, что глаза не солгут — я впервые сталкиваюсь с правдивостью данной фразы. Тогда какого черта он продолжает?
— Двадцать кругов, — твердо инструктирует, — Темп: сто метров за девять секунд. Без отдыха.
Мне не мерещится: ему не хочется говорить то, что он говорит. Напрочь путаюсь. Что за шарады? Мы не можем коммуницировать без двойного дна, без подтекста?
Наплевать на его слова, отказаться — означает отправиться «домой». Потому прикусываю внутреннюю сторону щеки, сжимаю окровавленные ладони и поворачиваюсь на изнеможенных ногах. Мы оба знаем, что я не выполню требуемое. Так и случается: я пробегаю три круга и спотыкаюсь в холодном воздухе, падая на колени и вешая голову. Легкие горят, отчаяние хлещет через край, хоть и не выдаю в лице. Рейдж встает со скамьи. Его берцы приближаются ко мне, и он неожиданно наклоняется. Я вздрагиваю от контакта с щекой: рука в перчатке прикоснулась к коже, но не больно, а... нежно? Это реальность или я ударилась и впала в кому?
— Ты сегодня же соберешь свои шмотки, зайдешь в администрацию и скажешь, что едешь обратно, — грубо чеканит, глаза в глаза, — Чтобы я тебя больше не видел.
Я глотаю кислород иссохшим горлом, смачиваю потресканные губы, вся колочусь, разбирая его речь слабым мозгом. Рейдж смотрит на результат своей работы, рвано мотает головой и резко отдаляется, будто ненавидит. Меня или себя? Я не в курсе.
Не могу подняться. Так и сижу на коленях, сгорбившись, оставаясь один на один с промозглым ветром и дождем. Вскоре шаги мужчины исчезают, как и его спина.
Он возомнил, что я все брошу? Грубая ошибка, капитан. Я поклялась, что ты будешь мной доволен. И ты, твою мать, будешь, Рейдж.