Hassliebe

Во втором часу пополуночи посетители одного из лучших ресторанов Кракова вовсю веселились. Тускло горели хрустальные люстры, придавая царившей в зале атмосфере какую-то загадочность. Шампанское приятно шипело в бокалах. Оркестр весь вечер радовал приятной медленной музыкой. Никто еще не знал о том, что произойдет через каких-то полгода.

Чонгук Чон сидел за столиком в углу зала и, медленно потягивая шампанское из бокала, взглядом следил за столиком в центре зала, вокруг которого весь вечер царило оживление. Кто-то приносил цветы, кто-то подходил и, застенчиво что-то сказав, почти сразу же отходил, кто-то приглашал на танец. Все дело было в том, что за столиком сидела Лалиса Манобан - молодая певица, которая пару раз спела в начале этого вечера. Вместе с ней сидела ее мать - женщина в роскошном темно-зеленом платье с соболиной горжеткой на плечах.

Лалиса пользовалась успехом - зрители всегда восхищались ею и многие пророчили ей славу Марлен Дитрих. И это было правдой - всех пленяла ее очаровательная внешность, изящные движения, красивые кудри медного цвета и чарующий сопрано. Была лишь одна проблема, стоявшая на пути к ее успеху, - Лалиса была еврейкой.

Чонгук знал о Лалисе все. Знал, что несмотря на то, что выглядит она намного старше, ей совсем недавно исполнилось девятнадцать лет. Знал, что ее мать - русская эмигрантка, сбежавшая в Революцию сначала в Германию, а затем в Польшу. Знал, что ее мать скрывает тот факт, что Лалиса - еврейка, выдавая ее и себя за полячек. Знал, что вся семья Манобан живет в Казимеже - еврейском районе Кракова. Знал, что по воскресеньям Лалиса собирала у себя молодежь, преимущественно музыкальную. Знал, что она училась в консерватории и сейчас давала концерты не только в ресторане Кракова: чуть больше года назад она выступала в Варшаве и пару месяцев назад - в Стокгольме. Знал, что Лалиса мечтает о карьере певицы, мечтает петь не в ресторанах, а на большой сцене. Он знал о ней все, хотя не общался с нею ни разу и видел лишь третий раз в жизни. Такова была его работа...

Приехав из Мюнхена в Краков якобы на фабрику к дядюшке, двадцативосьмилетний Чонгук Чон на самом деле работал на абвер, занимаясь шпионажем против Польши. К слову, и фабрика, и дядюшка реально существовали, только вот этот самый дядюшка не спешил пока ни с кем делиться своей фабрикой, а уж тем более с нагловатым сыном своего брата, поэтому служил лишь прикрытием.

В углу, где его, кроме официантов, никто не замечал, Чонгук просидел весь вечер, так и не решаясь подойти к ней. Его смущало то количество молодых людей, которые настойчиво штурмовали несчастный столик в центре зала. Но несомненно радовало то, что Лалиса с дежурной улыбкой отказывала всем, кто звал ее на танец, но охотно принимала букеты и складывала их на стоящий рядом свободный стул.

Лишь в самом начале, после ее короткого выступления, ему удалось немного потанцевать с ней. Мягко увлекая ее за собой в танец под негромкую и приятную музыку, он, уже вдоволь насмотревшись на нее издалека, внимательно изучал каждую черточку ее лица.

- Вы что-то пытаетесь там найти? - тихо спросила Лалиса, улыбнувшись.

- Нет, ну что вы, - усмехнулся Чонгук и добавил спустя пару секунд: - Вам идет черное.

Девушка, делая вид, что не придает значения этим словам, или действительно пренебрегая ими, осторожно и нежно притронувшись длинными, тонкими пальцами к плечу Чонгука, сказала:

- Кажется, за этот вечер мне говорили об этом тысячу раз...

- Значит, я скажу в тысячу первый, - не отступал мужчина.

- Это банально. Все надевают черное вечером.

- Отчего же только вечером? И в траур тоже...

- Хотите сказать, что я ношу траур?

- Вовсе нет, - вздохнул Чонгук и примирительно улыбнулся. - Давайте больше не будем говорить сегодня об этом?

Лалиса, улыбнувшись ему в ответ, согласилась.

Сейчас же, когда большая часть посетителей была пьяна и засыпала за столиками от количества выпитого, не обращая внимания на красивую еврейку, Чонгук решил воспользоваться случаем и подойти, поэтому решительно поднялся со своего места и двинулся к столику.

- Добрый вечер, - мужчина сначала поздоровался кивком головы с матерью Лалисы, а затем быстрым движением схватил девушку за руку и ловко поцеловал ее пальцы. - Разрешите представиться, Чонгук Чон.

- Это снова Вы, - Лалиса приветливо улыбнулась ему. - Я уж думала, что вы сбежали, так и не сдержав свое обещание угостить меня шампанским.

- Кажется, - ее мать посмотрела на него, чуть сощурив глаза, - мы уже с Вами виделись.

- Я один из тех счастливчиков, которые смогли в самом начале вечера украсть у вас дочь на танец.

- Нет-нет, - женщина покачала головой, - я имела в виду, что видела Вас до этого...

- Возможно, мы встречались на вечере у пана Сыма [1]?

- Да, припоминаю, - женщина приятно улыбнулась, вспомнив.

Он добился, чего хотел, - произвел на ее мать приятное впечатление. А ведь именно от ее мнения зависело поведение Лалисы. Чонгук заметил, что все остальные молодые люди, что подходили к этому столику, не нравились пани Манобан, поэтому к ним было такое отношение со стороны девушки. Но сейчас же, пани Манобан приятно улыбнулась и предложила ему присесть за столик.

Хотя, возможно, дело было в другом - пани Манобан просто знала, что Чон Чонгук - аристократ и наверняка родственник предпринимателя Чона, который владел крупнейшим предприятием по выпуску эмалированной посуды в Кракове. И поэтому сразу же решила проверить свою догадку, спросив у него самого об этом.

- Именно так, - Чонгук согласно кивнул, когда официант принес им еще шампанского. - Владельцем этого завода является брат моего отца. Но так как мой дядюшка не имеет наследника, он хочет, чтобы им стал я. Поэтому я и приехал в Краков по его приглашению, чтобы он ввел меня в курс дела.

- Ах вот как, - он заметил, как заблестели глаза женщины. Конечно же, она хотела наилучшей судьбы для своей дочери. - Но как такой молодой человек как вы, - Чонгук прекрасно слышал, как она открыто льстила ему, но не подавал виду, - смог бросить все и приехать сюда, в Польшу?

Мужчина прекрасно понял, на что намекала пани Манобан - ее интересовало, есть ли у него жена. И, решив не разочаровывать ее, ответил, что в Германии ему терять было нечего.

- А, скажите, Вы... - начала задавать следующий вопрос женщина, но не успела закончить его.

- Вы немец? - перебила ее Лалиса, остановив взгляд карих глаз на мужчине. Все это время, пока он говорил, Чонгук видел, как менялось выражение ее лица. И если вначале она с интересом смотрела на него, явно вспоминая их недолгий разговор во время танца, то теперь хмурилась тем сильнее, чем дольше слушала его речь.

Чонгук, повернувшись к ней, бегло, но внимательно осмотрел ее. Красивое бархатное платье черного цвета с вырезом, открывающим вид на изящный изгиб ключиц, жемчужное колье, тонкая шея, чуть напудренное лицо, манящие накрашенные ярко-алой помадой губы, хитро прищуренные глаза и копна медных кудрей, рассыпавшихся по плечам. Девушка выглядела привлекательно... и даже слишком. Поэтому, Чонгук, быстро заглушив порыв проснувшихся в нем чувств, спокойно ответил:

- Немец.

Чон заметил, как после его ответа изменилось выражение лица девушки - всего за какую-то секунду оно стало надменным и полным не то разочарования, не то презрения. Но это ничуть не смутило мужчину - он знал, что такое отношение к немцам появилось у Лалисы из-за происходящего в Германии.

- Но не волнуйтесь, - Чонгук решил заверить ее, обаятельно улыбнувшись, - никаких разговоров о политике я вести сегодня не буду.

- Да и не надо, - Лалиса презрительно дернула плечиками, - вся Ваша натура буквально кричит об этом, восхваляя Гитлера.

- Я не военный, так что на мне нет ни формы, ни чего-либо другого, что...

- Поверьте мне, я же все прекрасно вижу. Да и другие тоже.

- Лалиса! - прикрикнула на нее мать. И, уже обратившись к Чонгуку, произнесла намного тише: - Я прошу прощения за нее. Она всегда отличалась... прямотой.

- Не извиняйся за меня, мама, - вздохнула девушка. - Это он перед нами должен извиняться за все то, что они устроили в Германии.

- Лалиса! - женщина снова повысила голос. - Если не можешь сказать ничего толкового, то лучше молчи и не неси чушь.

Чонгук прекрасно понимал ее мать. Она чувствовала, что война с Германией неминуема, а потому муж-немец - прекрасный подарок судьбы для Лалисы, реальное происхождение которой она так тщательно пыталась скрыть. Так она будет в безопасности, если немцы доберутся до польских евреев. Да и к тому же ее явно привлек тот факт, что он при деньгах... Поэтому, понимая все это, Чонгук решил ей подыграть.

- Вы считаете наци презренными людьми и удивляетесь, почему они...

Лалиса перебила его:

- Я считаю, что они позорят людей немецкой национальности.

- Однако, - упрямо возразил Чонгука, - не кто-нибудь, а Гитлер сейчас диктует свою волю Европе.

- Европа - это и Советский Союз? - никак не унималась девушка.

- Но ведь Сталин подписал пакт с Гитлером.

Лалиса замолчала, не найдя, что ответить. Чонгук, видя, как взволнована ее мать, которая уже явно возложила какие-то надежды на него, решил разрядить обстановку и, достав из кармана пиджака пачку сигарет, деликатно спросил:

- Позволите?

- А зачем вы спрашиваете? - хмыкнула девушка. - Это, наверное, мы у вас должны просить разрешения сидеть рядом с вами.

- Лалиса! - снова вскрикнула пани Манобан. - Это было последней каплей. Простите ее, герр... Ох, мне так стыдно за нее... Можете курить - она спокойно относится к запаху сигаретного дыма.

- Ну что Вы, - Чонгук расплылся в приятной улыбке, закурив, - ничего страшного.

Девушка резко встала со своего места и, даже не взглянув в сторону мужчины, вышла из-за стола:

- Пойдем, мама, нам пора домой. К тому же, меня раздражает запах дыма, - и, не дожидаясь ответа, она прошла к выходу.

Женщина, проводив взглядом дочь, снова начала извиняться перед Чоном за капризное поведение Лалисы, которое было так нехарактерно для нее. Чонгук же, улыбнувшись, заверил ее, что ничуть не сердится, и попросил ее поторопиться за дочерью; а он же заплатит за их столик. Пани Манобан, рассыпаясь в благодарностях, удалилась за дочерью.

Чонгук затянулся, проследив за ними в окно, откуда было хорошо видно освещенную ярким фонарем улицу, и, убедившись, что они сели в такси и уехали, расслабился. Краем глаза заметил забытые на стуле букеты цветов и ухмыльнулся сам себе. По его мнению вечер прошел отлично.

________________________________________

[1] Иго Сым - польский актёр театра и кино, коллаборационист.