Глава 24
Аллен подавила рвущийся наружу крик, когда тело захлестнула волна жгучей боли. Мышцы затекли, и адреналина, который бежал по венам несколько часов? – Минут? Дней? Сколько она была без сознания? – почти не осталось.
Ей ничего не видно из‑за того, что на голову надет мешок. Лицо мокрое от пота. Она лежит на жестком и колючем полу, кажется, в каком‑то помещении. Руки связаны за спиной. Лежа на боку, Аллен пытается выровнять дыхание и собраться с мыслями. Не паниковать. Не паниковать. Она сделала вдох.
Их атаковали. Оружие, так много оружия. И пленный... Муххамед. Нет, нет, его увезли. Нил. Нила ранило и...
Раздался лязг. Металлическая дверь заскрипела, открываясь. Аллен замерла. Дыши глубоко и ровно. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Собственное дыхание эхом отдавалось в ушах, пока глухие шаги всё приближались.
Тяжелым ботинком по рёбрам. Она застонала. Ей не нужно видеть, чтоб знать, что на рёбрах синяки. Тупая боль над легкими говорит сама за себя.
Существо в ботинках склонилось над ней, и девушка почувствовала чужой взгляд, следящий, как медленно подымается и опускается её грудная клетка. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Внезапно её вздернули на ноги, и голень пронзило болью. Она больше не может контролировать дыхание, в ответ на грубую хватку из груди рвётся рычащий стон.
‑ Стоять, – скомандовал голос с сильным акцентом, когда она попыталась вырваться.
Чужие большие и мозолистые руки схватили её за талию. К горлу поднялась желчь. Её прижали лицом к земле, и руки зашарили по спине. Нет! Только не снова! Она инстинктивно пнула кого‑то ногой, но голень прострелило такой острой болью, что Аллен потеряла способность двигаться. Она попыталась подняться на колени, но её толкнули на землю. Она ударилась щекой о бетонный пол.
‑ Нет! – прорычала Аллен, лягаясь. На этот раз правой ногой. Должно быть, она достала его ботинком, потому что неизвестный отпрянул, закричав:
‑ Sharmoota!
Она поползла прочь, стараясь, насколько это возможно, перенести вес на здоровую ногу. Ещё один звук. Тяжелые шаги металлическим эхом отскакивали от стен. Должно быть, в комнате мало мебели. Замкнутое пространство. Ругань на арабском. Аллен всё ещё пыталась подняться на ноги. Прочь. Прочь. Прочь!
Она вскрикнула и инстинктивно свернулась калачиком, когда удар пришелся в живот, и мысленно приготовилась к следующему. Аллен готова была поклясться, что слышала свист воздуха, когда кто‑то занес ногу для удара. Но ничего не произошло. Громкая брань. Над головой. Кто‑то склонился над ней. Плечи придавили к земле. Чужие руки на спине. Обжигающе горячая жидкость, и она кричит, срывая голос. Мешковина забивается в рот, прилипает к мокрому лбу. Руку жжет огнём, и всё в Аллен приказывает ей не плакать, но слёзы всё равно жалят глаза. Жжение в руке чуть унимается, и руку бинтуют сухой тканью. От этого лишь немногим легче. Аллен больше не кричит, только тихо всхлипывает. Вес, давящий на плечи, исчезает.
Неясные фигуры отступают в дальний угол. Закрываясь, снова лязгает дверь, и только тяжелое дыхание Аллен наполняет комнату.
Аллен смотрела на свою руку. Протез, глядя на который, она вспоминала фильм «Эдвард – руки ножницы». Лезвий на ней, конечно, нет, но всё равно ведь она механическая. Её собственная рука изуродована, искалечена. Какие там слова ещё можно подобрать, чтоб объяснить, что конечность больше непригодна к использованию? Нервы были повреждены слишком сильно. Не выстрелом, нет. Эти мудаки занесли инфекцию, когда черте чем поливали руку, чтоб «очистить» рану. Придурки, нет, чтоб просто промыть спиртом. Она всё еще видела слабые очертания предплечья на сгибе локтя – там, где его туго перетягивал ремень. Нужно было замедлить распространение инфекции. Через пару лет выпустят новые протезы, неотличимые от настоящих рук и ног, так что Аллен сможет поменять его. Эта мысль заставила Дуэль вспомнить Августа, и блондинка почти фыркнула. Генри придет в восторг, когда увидит её. И Августу точно понравится. А Лия... Иногда Аллен было страшно думать о ней. Но, по большей части, она просто безумно скучала по Стеффи.
Но она жива. Маленькие победы. Врачи говорят, что о ней надо бы кино снять. Аллен зажмурилась и медленно согнула пальцы, сжимая кулак. Не дай Бог.
‑ Капитан.
Девушка подняла взгляд и выпрямилась, увидев, что в палату вошел доктор Гэмбит, лысеющий мужчина в лавандового цвета рубашке и очках в проволочной оправе. В руках он держал её карту.
‑ Аллен, – поправила она.
‑ Аллен. Итак, – мужчина сел напротив неё на обитый плюшем стул. Аллен нервно теребила рукав футболки. – Доктор Митчелл сказал, вы сообщили, что готовы поехать домой?
‑ Да, сэр.
‑ Эван, – в свою очередь поправил врач. Аллен понимающе кивнула. – Вы были непреклонны в своём решении остаться здесь, начиная со дня вашего появления в Брукхевене шестнадцать месяцев назад. Почему сейчас вы хотите уехать?
Аллен бессознательно теребила брелок с лебедем, всё ещё висящий на цепочке. Жетоны тоже были при ней, но каждый раз пальцы, как намагниченные, тянулись к брелоку, который пробуждал в груди жгучие воспоминания. Реабилитационный центр, который она называла домом последние полтора года, был безопасным местом, где специально обученные люди помогали ей справляться с собственным бушующим разумом. И ей помогли. Даже она сама это видела. Теперь Аллен могла терпеть чужие прикосновения. Они всё еще не должны быть неожиданными и слишком навязчивыми, но всё же она больше не подпрыгивает, если кто‑то прикасается к ней. Вспышки животной ярости сменились приступами гнева, но даже они случались теперь всё реже и реже. Иногда воспоминания снова обступали её, и она чувствовала себя зверем, загнанным в ловушку, но теперь она научилась поворачивать ключ и открывать клетку. Дыхательные упражнения, мантры. Вспоминать, сколько хорошего она сделала. Напоминать себе, что она хороший человек. Было время, когда Аллен умоляла о смерти, мечтая о ней, как об избавлении. Теперь, несмотря на всё плохое, она благодарила всех богов за то, что жива и может вернуться домой.
‑ Я была не готова, – ответила блондинка тихо, но уверенно. Она твёрдо посмотрела доктору в глаза. – Я боялась поранить кого‑то, если у меня вдруг случится очередная вспышка воспоминаний. Не хотела взваливать этот груз на чужие плечи. Мне нужна была помощь. И мне нельзя было просто вернуться к повседневной жизни и пытаться справиться с этим самостоятельно. Мне нужно было научиться помогать себе.
‑ Согласно этим документам, последнее время вы делаете значительные успехи, как в выполнении физических упражнений, так и в психологической работе, направленной на признание слабостей, – судя по тону, он был впечатлён.
Аллен подавила довольную ухмылку, обрадовавшись похвале. Хотя доктор всё равно не увидел бы её улыбки, он всё еще восхищенно изучал карту своей пациентки. Дуэль всегда была бойцом, но делиться своими чувствами была несклонна. Но на этот раз её битва заключалась в том, чтоб научиться открываться, и Аллен решилась принять помощь врачей. Этот путь был тяжелым, и много раз, когда девушке предлагали записать свои воспоминания или поговорить о том, что ей пришлось пережить, Аллен физически становилось плохо. Но она пробовала снова и снова, едва её состояние приходило в норму. Потому что, если уж ей дали второй шанс, блондинка не собиралась его упускать.
Гэмбит кивнул, продолжая листать карту:
‑ Тут сказано, что в Ландштуле вы ударили врача, очнувшись после семимесячной комы, – он задумчиво сморщил лоб. – Прошло немало времени, и мы уже высказали нашу оценку, но вы сами что можете сказать относительно вашего прогресса?
‑ Это доказывает только, что я тогда была в неподходящем месте, – легко откликнулась Аллен. – В неподходящей стране, если на то пошло. Думаю, что за последний год я заново научилась контролировать свою жизнь. Я готова вернуться домой и снова стать его частью.
‑ Куда вы хотите вернуться? Вы пробовали найти сержанта Августа Уильяма Бута, с которым когда‑то жили в одной приемной семье, но эти поиски ведь не увенчались успехом.
Она кивнула и назвала место, куда мечтала вернуться уже больше трёх лет:
‑ Сторибрук.
* * *
Она оказалась в тюрьме. Буквально. Мешок, наконец, сняли с головы, и Аллен увидела, что сидит в тюремной камере за тяжелой металлической дверью. Вот, значит, откуда лязг. Боевики укрепили одну из заброшенных тюрем и теперь используют её по назначению. Какая ирония. Воздух был спёртый и затхлый, а стены влажными, как будто во всём здании протекали трубы. Когда мешок сняли, Аллен посмотрела им в глаза и спросила, собираются ли они убить её. Ответ был отрицательным, но люди, бросившие её в эту камеру, были вооружены, поэтому жгучий ужас, захлестнувший всё её существо, не унялся.
Она не заметила, что была в камере не одна, пока не обернулась и не увидела мужчину, прятавшегося в темном углу. Он сидел, подтянув колени к груди, грязь и копоть покрывали его лицо толстым слоем. Интересно, сколько он здесь? Судя по рядам отметок на стене, несколько недель. Но его затуманенный взгляд и длинная спутанная борода говорили о месяцах, проведенных в неволе.
Его звали Набиль. Его не в меру ретивый старший отпрыск присоединился к боевикам около года назад, и в один прекрасный день к его порогу пришли какие‑то люди и объявили, что устроят в его доме штаб, из которого будут координироваться действия мятежников. Набиль послал их восвояси и вскорости, оказался здесь. Дома у него остались жена и младший сын.
За ними придут, убеждала его Аллен, пока закатное солнце медленно умирало, оставляя их в темноте. Трудно сказать, была ли это попытка приободрить его или себя саму.
Прошла неделя. Аллен точно это знала, потому что теперь она сама отмечала каждый прошедший день, царапая стену камнем. Её допрашивали. Били. Им нужно было узнать, куда отвезли их драгоценного Муххамеда. Она всё сносила молча, не произнося ни слова, даже когда ей казалось, что еще немного, и кожа просто треснет. Она молчала, истекая кровью, и с каждым днём сил оставалось всё меньше и меньше. Её бросали обратно в камеру, и Аллен заставляла себя подползти к сырой липкой стене, прислонялась к ней и крепко зажмуривалась. Бредовая уверенность в том, что её освободят, что тюрьму возьмут штурмом, раздавят танковым огнем, стремительно таяла, а колыбельная, постоянно звучавшая в ушах, становилась всё громче.
‑ Будет больно, – Набиль крепко держал её ногу. Рана на ней такая большая, и она не начала заживать, даже когда Аллен обмотала её куском ткани, оторванным от штанины. Конечно, рука тоже постоянно болит, но ногой она не может даже шевелить. Такое ощущение, что при малейшем движении плоть пронзает миллион острых игл. Без руки можно и обойтись, но ей, черт подери, нужны обе ноги, если она хочет сбежать отсюда.
Аллен покачала головой, когда он взял маленькую плошку с водой. Через три дня ребята всё‑таки вспомнили, что пленных нужно кормить. Черствый хлеб и мутная вода – это, конечно, не трёхразовое питание, но хоть что‑то.
‑ Не трать воду, – выдохнула она, безуспешно пытаясь прекратить его попытки помочь.
Не обращая внимания на её слова, Набиль обмакнул в плошку кусок ткани, не так давно бывший рукавом кителя Аллен, и прижал к ране.
‑ Ааа! – сжав кулак, она сильно закусила костяшки, покрытые грязью, потом и засохшей кровью.
Сокамерник виновато поглядел на неё и потянулся к коробку спичек, который Аллен удалось спрятать.
‑ Не шевелись, – предупредил он и зажег спичку.
‑ Аа‑а‑а‑а! – огонь коснулся открытой раны.
‑ Как прошло?
Когда Аллен вернулась к себе после встречи с Гэмбитом, на губах у неё играла довольная улыбка, и женщине, сидевшей на кровати, этого хватило, чтобы повеселеть. Алисия Стивенс, офицер бостонской полиции, в волнении отбросила на подушку журнал, который читала. Алисия была открытой и дружелюбной, и никто не сказал бы, глядя на неё, что по ночам она страдает бессонницей от того, что ей снится тот день, когда на одном из заданий она попала под перекрёстный огонь. Здесь, в центре реабилитации, она стала одним из ближайших друзей Аллен.
Офицер появилась в Брукхевене полгода назад. По приказу капитана она посещала занятия четыре раза в неделю. Как ни странно, именно Аллен первой обратила внимание на перепуганную женщину. Дуэль работала с ней в паре на групповых занятиях, они общались в свободное время, и когда Алисия возвращалась в центр после очередной бессонной ночи, блондинка выслушивала её, помогая успокоиться. За эти шесть месяцев в состоянии Аллен наметился явный прогресс, и она была уверена, что скоро Алисия тоже будет готова вернуться к работе. Доктор Митчелл называл это взаимным исцелением, а Аллен просто радовалась тому, что у неё есть друг.
Дуэль присела на стул напротив Алисии. На стене висели рисунки и заметки, которые она делала, разрабатывая левую руку и привыкая к протезу. На некоторых были изображены пейзажи или вазы с цветами и фруктами – то, что их просили нарисовать на занятиях по арт‑терапии. Другие отражали терзавшие её разум воспоминания. Полыхающее пламя. Тёмные комнаты. Неясные фигуры. Но больше всего было рисунков с двумя неряшливо нарисованными (ведь у Аллен никогда не было больших способностей к рисованию) черноволосыми фигурками. Только на одном наброске блондинка была с ними. Аллен откинулась на спинку стула, заложив руки за голову.
‑ Я еду домой, – подтвердила она.
‑ Ну, наконец‑то! – воскликнула Стивенс, вскидывая ладонь, по которой Аллен дружески хлопнула.
Алисия наклонилась к ней и понизила голос:
‑ Заскочи в магазин. Купи цветы и конфеты. Твоя девушка, наверное, с ума сходит.
Блондинка с трудом сглотнула, но кивнула в ответ. Безумие – вот, что приходило ей на ум, особенно когда она вспоминала, как вернулась в Америку. Как сошла с самолёта с рюкзаком за плечами, медалью на груди и механической рукой. Она думала об этом. Хотела вернуться в Сторибрук и притвориться, что этих двух лет просто не было. Это у них с Лией хорошо получается – притворяться. Но аэропорт оказался слишком шумным, и это заставляло блондинку нервно вздрагивать, слишком многолюдным и неуютным, так что на некоторое время её парализовало, и она стояла, не в силах сдвинуться с места. Аллен поехала к Августу, но в квартире, хранившей её лучшие воспоминания, она вместо мужчины, которого звала братом, обнаружила азиатскую семью из пяти человек. Ей открыла девочка‑подросток. Несколько секунд она, прищурившись, смотрела на Аллен, несомненно, разглядывая шрам, тянущийся от края губ через всю щёку, почти задевая глаз, как будто кто‑то играл в жестокую версию игры «Соедини точки» на её лице. Потом девчонка убежала и вернулась, протягивая ей открытку со знакомой часовой башней, часы на которой всегда показывали 8.15. Ни слова объяснений. Просто пустая открытка.
В тот вечер Аллен отправилась в Сторибрук, остановившись в мотеле, чтоб немного поспать. Внезапный стук уборщицы заставил её подскочить и вылететь из кровати. Она почти час пролежала, забившись в угол в позе эмбриона. Тогда Аллен поняла, почему все приёмные родители выбрасывали её, как вчерашний мусор. Слишком разбита. Слишком сломана. Слишком.
Но сейчас ей лучше. Она сдала все тесты, и последняя вспышка, когда она не могла отличить воспоминания от реальности, случилась почти год назад. К ней медленно возвращался контроль, потерянный так давно. И Аллен знала, что пожалеет, если отложит возвращение.
Так что она отогнала собственную неуверенность и снова кивнула:
‑ Думаю, просто цветами и конфетами тут не обойдёшься.
* * *
‑ Капрал Аллен Дуэль. Объявлена пропавшей без вести одиннадцать месяцев назад. Найдена взводом B14 недалеко от Карима вчера ночью. Рваные раны на лице, спине и груди. Признаки травмы головы.
Больничная каталка дёргалась, размытые фигуры в белом и синем о чем‑то говорили, стоя над ней. Слова растворялись, едва касаясь слуха, и свет сверху неприятно жег глаза. Кто‑то прикасался к ней. Они все прикасались к ней.
‑ Доктор...
Аллен закричала. Кисть и предплечье горели так, словно их окунули в банку с кислотой.
‑ Нужно ампутировать, пока инфекция не распространилась. Приготовьте операционную!
На мгновение голоса, кричащие над ней, смолкли, будто их разом выключили. Аллен не смогла сосредоточить внимание на чем‑то одном, но спокойствие накрыло её, как волны накрывают берег во время прилива. Скоро всё закончится. Боль уйдёт. Всё закончится.
По радио играла какая‑то песенка кантри о парне, тоскующем по своей крошке. Аллен она была незнакома, но на остальных станциях крутили какую‑то новомодную попсу, которая казалась девушке полнейшим мраком. Шестнадцать месяцев назад, не обнаружив в хранилище своего Жука, Аллен вынуждена была арендовать машину. Но тогда поездка в Сторибрук так и не состоялась. И вот теперь, снова арендовав авто (гибрид, который, Аллен пришлось это признать, бежал более плавно, чем её любимый Жук), она ехала по дороге, ведущей в Мэн.
Не раз и не два думала она об открытке, которую оставил Август. Она была надёжно спрятана в сумке с личными вещами, их, кстати, теперь было меньше, чем когда‑либо. Аллен знала, что ждёт её в Сторибруке, всего в нескольких часах езды. Лия. Генри. У неё могла быть жизнь: с настоящей семьёй, с людьми, которые любят её. Аллен надеялась, что это всё ещё возможно. Но, глядя на протез, к которому так и не привыкла, на огромный шрам на лице, думая о том, что раны в её душе куда более серьёзны, чем внешние повреждения, девушка понимала, что этого не может быть. Пока нет. Так что она заперлась в Брукхевене и жила там под бдительным оком врачей, предпочтя оставаться призраком для всего остального мира.
Каждый день Дуэль спрашивала себя, правильный ли выбор она сделала. Потом она вспоминала, как в Ландштуле сломала доктору нос только потому, что тот осматривал её, когда командир попросил её рассказать, как её заставили драться с Набилем за шанс выйти на свободу, и это воспоминание оказалось слишком болезненным, чтоб сдержаться.
Она знала, что приняла верное решение.
Подобных инцидентов больше не случалось, Аллен научилась контролировать себя. Она связалась с доктором три месяца назад и извинилась.
Песня закончилась как раз, когда Аллен, съехав по скату, ведущему к торговому центру, присоединилась к очереди перед автокафе. Нужно поесть перед долгой дорогой. А может быть, она просто тянет время, потому что когда МакДональдс превратился в МакКафе? И что ещё произошло в мире, а тем более в Сторибруке, пока её не было?
* * *
Аллен избегала смотреть доктору в глаза. Его халат и рубашка были в крови. Медсёстры носились с его сломанным носом. Дуэль скорчилась на койке, вцепившись пальцами в волосы, неуклюже прижав культю к туловищу. Крики, звучащие в голове, терзали разум, и хотелось физически вынуть, вырвать их оттуда. Только что она лежала в пустыне, охваченная жаром и усталостью, и, впадая в забытьё, слышала, как смерть стучит в её дверь, а в следующую секунду она просыпается в больнице, вся опутанная трубками, и без руки. Шок был таким сильным, что Аллен, едва снова не впала в кому.
Мысли вертятся, как ярмарочная карусель, мозг не в силах справиться с этим потоком звуков и воспоминаний. Кровь. Её. – Arrorró mi niño... – Рука адски болит. Набиль. О, Господи, Набиль! –Arrorró mi amor... – Детский голос. Ты оставайся. Ты оставайся. Ты... Удар. Отведи нас к нему! Черта с два я скажу! – Удар. – Arrorró pedazo de mi corazón.
‑ Удалось найти Бута?
‑ Он съехал с последней квартиры.
‑ Дуэль. Боец, посмотри на меня.
Она вздрогнула и отпрянула, отползая к изголовью кровати. Запустив пальцы в волосы, девушка всхлипывала и задыхалась, царапая ногтями кожу.
‑ Аллен Дуэль: 442 68 9567. Аллен Дуэль: 442 68 9567.
‑ Позовите психиатра.
«Добро пожаловать в Сторибрук» ‑ знак поприветствовал её, как старый друг. Впервые она увидела его пять лет назад, когда Август едва не пинком выставил её из своей квартиры. Нервозность, которую она чувствовала тогда, перед встречей со своим таинственным респондентом, не шла ни в какое сравнение с напряжением, которое сейчас скручивало ей нутро. Она не незнакомку ищет. Она едет к Лие. Лие и Генри. В этот нелепо громадный дом, на Миффлин‑стрит. К своим друзьям. Если, конечно, они всё ещё там.
Да кого она обманывает? То время её жизни закончилось. Она сделала то, что получается у неё лучше всего. Убежала. Как всегда. Убежала от лучшего, что случалось с ней... и ради чего?
Нет.
«Это не твоя вина, – напомнила себе Аллен, крепко вцепившись в руль. – Ты зашла так далеко. Не сомневайся в себе сейчас. Просто попробуй».
Хватка на руле слабела по мере того, как девушка приближалась к цивилизованной части города. На секунду она почувствовала себя так, словно вернулась домой. Улицы были прежними. Часы на башне показывали 8.15. Волна облегчения захлестнула её сердце, едва она остановилась на перекрёстке четырёх улиц. Всё по‑прежнему. Ничего не изменилось. Сонный городок, ставший её раем, ждал Аллен домой.
Девушка медленно ехала по улице Мэйн. Сердце быстро стучало в ушах. Улицы были почти пусты, наверное, большая часть городка сейчас сидит «У Бабушки», наворачивая блинчики и попивая горячий кофе. Любители здорового образа жизни на бегу приветствуют друг друга. Рано проснувшиеся детишки гоняют на великах, стремясь провести на улице, как можно больше времени. Стук в ушах стал громче и быстрее, он торопил её, как клич, зовущий в бой, хотя Аллен понятия не имела, что её ждет. Единственное, что она знала, свернув на Брайтон, что грохот в груди сменился постоянным, размеренным «Бу‑бух. Бу‑бух».
* * *
‑ Как дела сегодня, Аллен?
‑ Хорошо, – кивнула Аллен, сгибая и разгибая пальцы протеза. Суставы двигались по её команде. – Он лучше подходит, и контролировать его проще.
Доктор Митчелл, седой мужчина с добродушным лицом, улыбнулся ей и сделал пометку в блокноте.
‑ Вы быстро научились с ним управляться.
‑ Спасибо, – блондинка улыбнулась в ответ, смущено взъерошив волосы пальцами протеза. – Я всё еще привыкаю к тому, что внезапно стала левшой.
Доктор вынул из её папки письменное задание. Дрожащий, почти нечитаемый почерк подтверждал слова Аллен.
‑ Судя по вашей кривой обучения, думаю, что, в первую очередь, вы научитесь держать ручку в правой руке.
‑ Вы так думаете?
‑ Да, если так думаете вы, – он закрыл папку и наклонился ближе к Аллен. – Вчера мы остановились на смерти Набиля.
‑ Они его застрелили. Я сделала всё, что могла, – грустно ответила она.
‑ Да. Вы не сделали ничего плохого. И он тоже. Думаете, мы сможем продолжить?
Девушка кивнула:
‑ Я не всё помню.
‑ Это ничего, – успокоил Митчелл. – Посмотрим, насколько ваши воспоминания связные, мы можем остановиться в любой момент.
Аллен вздохнула. Пальцы протеза сжимались и разжимались, когда она вспоминала, как блокировала и отбивала удары Набиля. Только раз она заставила себя ударить его. И после этого он упал, застреленный.
‑ После его смерти я долго пробыла в камере одна. Должно быть, несколько недель, но чаще всего я чувствовала себя слишком уставшей, чтоб считать. Иногда я хотела, чтоб они меня убили. Но меня держали для обмена. Знаете, как товар в супермаркете. А иногда мне казалось, что меня не убивают из спортивного интереса, сколько я ещё выдержу. Потом были крики и... ‑ она прищурилась, стараясь вспомнить.
‑ Не спешите. Мы можем остановиться, когда захотите, – подбодрил доктор.
‑ Я отключалась. Иногда на целый день. В себя приходила изредка. Делала пару глотков воды или съедала кусок хлеба и отключалась снова. Но были крики. Дверь заскрипела и быстро открылась, и меня закинули на плечо, как мешок картошки, и запихнули в грузовик. Последнее, что я помню, как меня выбросили, и я лежала на солнцепеке. Должно быть, меня оставили умирать.
Аллен сморщилась от внезапной мысли, пришедшей в голову.
‑ Вас избили, у вас были галлюцинации, и вы ослабели от недоедания. Вы помните, как вы добрались до той деревни около Карима?
Она покачала головой и прищурилась сильнее, будто стараясь силой мысли разогнать застилающий память туман:
‑ Я была уверена, что умру. А потом я услышала её. Эту песню. Она меня успокаивала.
Брови доктора Митчелла взметнулись от любопытства:
‑ Какую песню?
‑ Колыбельную, – внезапно осознала Аллен. – Моя... она... моя девушка.
‑ Лия? – догадался Митчелл. После многочисленных сеансов, которые он провёл с солдатом, доктор знал, что образ брюнетки должен возникнуть снова.
Аллен кивнула:
‑ Она всё время её пела. А если не её голос, так голос Генри. Он постоянно просил меня вернуться домой. Я постоянно слышала их или эту песню, беспрерывно звучащую в ушах. И тогда, в пустыне, ожидая смерти, я тоже её услышала. Я думала, что вижу их. Знаете, все эти истории про умирающих, которые идут на свет, и тех, которые видят своих любимых, которые ведут их в лучший мир? Вот, со мной, думаю, примерно, то же самое было. Я услышала их голоса и слепо последовала за ними.
‑ Можно, мы немного отвлечемся? – спросил доктор Митчелл, опираясь локтями о колени. – Зачем продолжать отгораживаться? Может, вы готовы позвонить ей?
Аллен секунду колебалась. Потирая колено, она обдумывала вопрос, который преследовал её каждый день.
‑ Посмотрите на меня, док, – тихо ответила она. – Я – отстой.
‑ А мне кажется, что вы отлично выглядите.
Особняк был таким же, каким она его помнила. Свежепостриженный газон. Открытые кованые ворота. Ровная живая изгородь. Розовые кусты обрамляют белые стены. Это был тот самый дом, который снился ей ночами, по которому она тосковала, мечтая вернуться, мечтая ещё хоть раз переступить этот порог, пусть даже только затем, чтобы лишь увидеть живущую здесь семью. И всё же, он стал другим. Слишком много времени прошло.
Полных пять минут Аллен сидела в машине, глядя на особняк мэра. Лия всё ещё мэр, интересно? Что вообще здесь происходит сейчас? Пальцы напряглись. Нужно было позвонить. Она давно должна была позвонить. Нужно найти телефон и позвонить сейчас.
Ладонь вспотела. Аллен теребила ключ, торчащий в замке зажигания. А может так и лучше. Слишком искажен был её разум, когда она вернулась, а тело было слишком напугано. Но она боролась. Видит Бог, она боролась, чтоб ей стало лучше. Но она точно больше не тот человек, которого любила Лия.
«Но ты обещала, – сказала себе Аллен. – Ты обещала, что вернешься к ней, если выживешь. Ты обещала ей».
Да к чёрту обещания! Аллен просто хотела увидеть её. Хотя бы раз, пусть даже он станет последним. Ещё один‑единственный раз, и она будет в порядке.
Так что Аллен вышла из машины и, пытаясь дышать ровно, прошла по дорожке к особняку и поднялась на порог. Внутри особняка раздалась громкая трель звонка, и девушка успела подумать, что, возможно, никого нет дома. Дверь распахнулась, и Дуэль перестала дышать.
Лия. Ей открыла Лия. Лия, с широко распахнутыми от удивления глазами и приоткрытым ртом, стояла прямо на пороге. Лия, женщина, которая снилась ей каждую ночь, стояла сейчас перед ней. У неё отросли волосы и теперь спускались ниже плеч, и, хотя вокруг глаз уже появились морщинки, говорящие о её возрасте, Лия была самой красивой женщиной, какую Аллен доводилось видеть. И самое важное, она была здесь. От счастья у Аллен дыхание застряло в горле.
‑ Привет, – смущенно поздоровалась она, робко пожимая плечами. Три года она представляла этот момент. Представляла всё, что угодно. Слёзы счастья. Ругань. Крик. Объятие. Поцелуй. Много поцелуев. Но непонимающего выражения на лице Лии и двери, захлопнувшейся перед носом, Аллен никак не ждала. Да, едва она собралась заговорить, брюнетка захлопнула дверь.
Дуэль пораженно уставилась на дверь, сердце застучало часто‑часто, а потом провалилось куда‑то в живот. Внутренности скрутило ужасом, и Аллен прожигала деревянную дверь взглядом, не зная, что делать дальше. Позвонить ещё раз? Уйти, поджав хвост? Прежде, чем она успела сделать хоть что‑нибудь, дверь приоткрылась, и в щёлку выглянула Лия.
Аллен наклонилась ближе к двери и нежно улыбнулась. Липкий страх поднялся к груди, а в глазах стояли непролитые слёзы.
‑ Привет, – повторила она, глядя на женщину и улыбаясь с каждой секундой всё больше.
‑ Ты здесь? – прохрипела Лия, открывая дверь чуть шире.
‑ Ага.
Стеффи зажмурилась, качая головой:
‑ Нет. Нет, ты умерла.
Блондинка с трудом сглотнула:
‑ Я знаю.
‑ Ты знаешь? – прошипела Лия, и дверь распахнулась полностью. Глаза брюнетки вновь широко раскрылись, и за остекленевшим взглядом Аллен разглядела яростное пламя.
Блондинка заставила её замолчать, накрыв ладонью дрожащие губы. Если Лия сейчас проклянет её, не сходя с порога, ей плевать. Слишком долго она ждала этого момента, и она насладится им. Лия выглядит старше. Волосы теперь спускаются ниже плеч, а на лбу и вокруг глаз появились морщинки. Проклятие, она такая красивая.
Взгляд Лии метнулся к руке, к протезу, накрывшему губы. И все гневные слова, которые она собиралась выплюнуть, забылись. Она прижала пальцы к губам, пытаясь сдержать всхлип.
‑ Ты... Ты не умерла? – дрожащим голосом спросила она, крепко обнимая себя руками.
‑ Нет, – покачала головой Аллен. – Нет, я здесь.
И то ли они шагнули навстречу друг другу, то ли земля качнулась у них под ногами, но в следующую секунду женщины плакали в объятиях друг друга, крепких и полных отчаянного желания удержать любимую рядом.