Глава 12: Альтернативная концовка.
Валерия вернулась домой с небольшой бутылкой в руке, тобишь лекарством. Гюнтер так и продолжал лежать на кровати, укутавшись в одеяло почти по глаза.
— Du bist zurück, meine Liebe...[Ты вернулась, любовь моя...]
— Вернулась, вернулась. Надо же тебя на ноги поднимать хоть кому-то. – В ответ на это Ханс слегка улыбнулся, потому что интонация была достаточно заботливая.
Отпоила Лера его этим лекарством, немцу, вроде бы, полегчало даже. — Ну, всё, будешь ты живой, здоровый.
Гюнтер снова кивнул.
Со временем он поправился, теперь рвался помогать возлюбленной: пока живёшь с ней в одном доме надо же себя проявлять (и зарекомендовать как хорошего домохозяина).
— Не надо, иди своими делами займись, – отгоняла его Карцева от стола, — нечего тут делать.
Немец не унимался, все пытался принести пользу. Вот, например, картошку стащить хотел, чтобы почистить.
— Гюнтер! – возразила девушка, сдерживая смех. Ну, приставучий!
— Warum sollte eine Frau kochen, ich kann das auch! [Почему женщина должна готовить, я тоже умею!]
— Я сама справлюсь, иди уже...
— Vielleicht brauchen Sie moralische Unterstützung? [Может моральная поддержка нужна?] – слегка улыбнулся.
— Да Гюнтер, чего ты пристал! Комм... – Лера указала налево, — вот туда. Я ж тебя не понимаю, а ты продолжаешь возле меня топтаться.
Только так он понял, что русская полностью отказалась от его помощи. Смирился, ушёл в другую комнату с притворной обидой. Карцева, заметив его обиженную походку краем глаза, улыбнулась. Странный же этот немец, но в какой-то степени милый.
Гюнтер времени зря не терял, перестелил кровати в той комнате, в которую ушёл, выбил пыль из ковра через окно, протер полки всякие...
В скором времени Лера закончила с едой, пошла проверить деятельность немца. Зашла в комнату, удивилась: всё чисто, кровати перестелены, а на одной из них довольный вермахтовец.
— Тебе было настолько скучно? Или ты так помочь мне хотел? – усмехнулась девушка.
— Ich habe das alles getan, damit Sie weniger Arbeit haben. [Я всё это сделал, чтобы тебе работы меньше было.] – Ханс улыбнулся, влюбленно разглядывая глаза русской.
Трепет в душе чувствовался всё чаще, этот немец слишком много делает, слишком! И местами Лера не понимала, что с ней происходит, откуда взялось это приятное чувство.
— Зачем ты это делаешь?
— Weil du glücklich sein solltest. [Потому что ты должна быть счастлива.] — уверенно сказал Гюнтер.
Карцева ничего не поняла, но кивнула и ушла из комнаты.
Проходило время, пока он жил с ней под одной крышей, и немцы, захватившие деревню, обчистили её, собирались уходить.
Оба человека стоят на пороге, пока за окном собираются и кучкуются по грузовикам немцы.
— Also, mein Liebling, ich weiß nicht, wann ich dich wiedersehe... [Что-ж, любовь моя, не знаю, когда я тебя снова увижу...] – печально вздохнул Гюнтер, — ...Ich liebe dich. Mehr Leben, mehr von allem. [...Я люблю тебя. Больше жизни, больше всего.]
Девушка стояла перед ним, глядя в его грустные голубые глаза, слушая его речи.
И тут он вытащил из кармана шинели кольцо из ветки, которое, вероятно, сплёл какой-то ночью. Показал ей.
Лера болезненно улыбнулась, протягивая руку. И теперь она с самодельным кольцом от немца.
Возможно они видятся в последний раз, и тут Карцева уже действительно не выдержала: со всей своей силы она напрыгнула немцу на шею, крепко обнимая его, отчего Гюнтер немного пошатнулся, но быстро восстановил равновесие. Чуть позже они переглянулись.
И поцеловались. Выразив в этом поцелуе всю боль, привязанность, непринятие дальнейшей судьбы.
Валерия тогда чуть не разрыдалась, впрочем, как и Ханс.
Тогда-то они и расстались. Деревня осталась почти пустая, а дом без приставучего немца так тем более.
Так прошло 2 года, и ни одна неделя не проходила без воспоминаний о враге, раннее живущим в одном доме с ней.
Карцева полностью переселилась в подвал, чтобы не уходить туда при летающих снарядах из раза в раз, прятаться от немцев, а Гюнтер ошивался по лесам и заброшенным деревням, притворяясь немым при любом человеке, ведь сбежал с фронта при удобном случае.
И как-то свела их судьба вновь, ибо шёл бывший вермахтовец по протоптанной тропинке в поле каком-то, увидел девушку вдалеке, будто знал её. Пошёл в её сторону, а она что-то с поля собирает, услышала шаги сзади, обернулась...
— Гюнтер?.. – с неверием стояла Карцева перед ним.
А немец в грязной гражданской одежде, на которой в каких-то местах запеклась кровь, в беспорядке волосы, которые будто совсем не отросли с их последней встречи, и на лице несколько царапин и что-то грязное на щеке, типа земли или пороха. — Живой?..
— Вальерия... – ох уж этот его ломаный русский. Но это звучало даже милее и приятнее.
Они прижались к друг другу, будто не веря в происходящее. Вот эти два человека, которые не виделись два года, стоят в поле на закате летом 1945 года.
— Гюнтер, война закончилась, представляешь?! – наконец улыбнулась Лера прямо ему в лицо.
— Das ist ... unglaublich... [Это... потрясающе...] – конечно, он не знал. А откуда, когда жил в различной глуши с беженцамии и без. Зато научился русский понимать немного лучше.
И они снова поцеловались. Как два года назад, только уже счастливо, не на прощание. А потом девушка подняла руку, где на безымянном пальце правой руки виднелось то самое кольцо из ветки, только уже склеенное, ведь веточка за это время успела стать хрупкой.
— Ты gespeichert...
— Конечно сохранила... Но оно больше не понадобится в том же ключе, оно больше не будет напоминать о тебе.
— Почему?
— Потому что ты теперь рядом.