Приятные новости и не очень. Трис
Моя комната встретила меня старыми детскими воспоминаниями. Большая двуспальная кровать, мягкое кресло в углу, на котором гордо восседает плюшевый медведь, три шкафа, телевизор, небольшой диванчик возле окна, стол, на котором стоит мой старенький ноутбук, стул, тумба с фотографиями: мои детские, с папой, папа с мамой. Последнюю я люблю особенно. На ней моя мама, Натали Прайор. Я могу часами любоваться ею. Раньше я могла разговаривать с мамой. Я не веду дневник, поэтому раньше я рассказывала всё фотографии. Сумасшедшая, скажите вы? Возможно. Но так мне было легче переносить отсутствие мамы.
Когда я уехала учиться, то перестала разговаривать с фотографией. Стала мысленно рассказывать всё. И чувство того, что мама меня слышит, не покидало меня никогда.
На распаковку вещей ушло около трёх часов. Моё барахло не влезало в шкафы, поэтому пришлось перебирать вещи. Заодно я вспоминала былые времена.
Ближе к вечеру раздался телефонный звонок. Я посмотрела на экран. Незнакомый номер. Хмм... Кто это?
- Алло? - спросила я в трубку.
- Привет, Трис! - начала восторгаться трубка голосом давней подруги Кристины.
Мы с ней учились в одной школе, даже сидели рядом. Мы были очень дружны. Но после окончания школы мы разошлись в разные стороны. Не потому, что поссорились. Просто я уехала учиться, она осталась в городе. Знаю, что закончила Юридическую Академию, работает в фирме отца. Мистер Миллз, кстати, тоже юрист. У него своя фирма, и Крис работает там. Но как она узнала, что я вернулась?
- Привет, Крис! - радуюсь я. - Как ты поживаешь? Как ты узнала, что я в Чикаго?
- Трис, мой отец сегодня встретил мистера Прайора, тот рассказал радостную новость, - тараторит подруга, - вот я и решила тебе позвонить. Давай встретимся?
- Конечно! Я с радостью! - соглашаюсь я. - Где и во сколько?
- Как насчёт "Гаваны"? Примерно в девять? - осведомляется трубка.
- "Гавана"... "Гавана"... Что-то знакомое... - чешу я лоб.
- Ну ты даёшь! - восклицает подруга. - Ты забыла встречи нашей молодости?
Точно! Кафе "Гавана"! Уютное небольшое местечко практически в центре Чикаго. Мягкий полумрак, мягкие диваны, уютные столики, на стенах висят плакаты с изображениями пляжей... Это место мы облюбовали ещё в школьные времена.
- Давай! - соглашаюсь я.
К вечеру вернулся отец. Его усталый вид снова возвращает беспокойство. Я обнимаю его и целую в щёку. Он поцеловал меня в макушку и слабо улыбнулся.
- Скучала, дочка? - спрашивает он, и я киваю. - Пойдём ужинать? Сегодня выдался трудный день.
За ужином я решаю расспросить его о здоровье.
- Пап, у тебя что-то не так? - начинаю я.
- После того, как ты вернулась, всё стало хорошо! - улыбается он, прожёвывая стручок фасоли.
- Я не про это, - хмурю я брови, - с тобой всё в порядке? Мне кажется, что ты себя плохо чувствуешь?
Отец щурит глаза и пристально смотрит на меня, перестав жевать. Затем он вытирает рот салфеткой и складывает её рядом с собой. Не поднимая на меня глаз, он тихо спрашивает:
- Уоррен проболтался?
Конечно, он не дурак и догадался обо всём сразу же. Но чтобы всё-таки не подставлять водителя, я мотаю головой:
- Нет, пап, я по тебе вижу, что что-то не так.
Отец тяжело вздыхает и смотрит на меня. Затем встаёт из-за стола и подходит к окну, засунув руки в карманы своих брюк. Он пару секунд молчит, потом тихо говорит:
- Врачи сказали, что у меня ишемическая болезнь сердца, - говорит отец.
Так как я много читала и продолжаю это делать, то знаю из книг, что это такое. Земля уходит из-под ног... Прогноз условно неблагоприятный, заболевание является хроническим и неуклонно прогрессирующим, лечение только останавливает или значительно замедляет его развитие, но не обращает болезнь вспять.
- Пап, я... - ком застревает в горле, и на глаза наворачиваются слёзы.
- Беатрис, пока нет никаких поводов переживать, - успокаивает меня отец, - врачи сказали, что я буду под присмотром. Это начальная стадия, поэтому не нужно волноваться. Я хочу, чтобы ты продолжала жить своей жизнью, виделась с друзьями, общалась, улыбалась, веселилась. А также начинала интересоваться делами компании.
В ушах стоит звон, а сердце, кажется, сейчас сорвётся со своего места... Как же так?! Я лишилась мамы и не могу допустить, чтобы мой папа... Покинул меня...
Я бросаю вилку на стол и закрываю руками лицо. Слёзы душат меня, я даже не заметила, как отец обнял меня и что-то шептал мне.
Не знаю, сколько прошло времени, но я начала успокаиваться. Встречу с Кристиной я перенесла, так как сейчас мне не до веселья. Крис, вроде, поняла меня, но взяла с меня слово увидеться завтра. Завтра будет день - завтра будет пища. А сейчас я хочу просто побыть с отцом. Не знаю, насколько быстро будет прогрессировать болезнь. Но я нужна отцу. Как и он мне...
Расположившись в гостиной возле камина, я и папа долго беседовали. Он расспрашивал меня о моей учёбе и жизни в Лондоне, я просила его рассказать о делах фирмы. Мы долго общались и даже не заметили, как часы давно показывали за полночь.
- Пообещай мне, Беатрис, что сделаешь всё, чтобы наше дело жило и дальше, - просит он, а внутри всё похолодело: такое ощущение, что он прощается...
- Пап, я прошу тебя, - говорю я тихо и беру его за руку.
- Нет, доченька, это очень важно для меня, - настаивает он.
Я вздыхаю и утвердительно качаю головой. Он обнимает меня, целует в висок, и мы расходимся по своим комнатам.
Я опускаюсь на кровать и прикрываю глаза, чтобы не расплакаться. Никогда ещё возвращение домой не приносило столько боли и мучений.